Четыре овцы у ручья - Алекс Тарн
Алжирец уже знал, что речь идет «о чем-то иудейском», а потому предлагал пергамент всем барселонским торговым партнерам соответствующего происхождения. Евреи-коммерсанты всматривались в полустертые строчки и недоуменно пожимали плечами: «Нет, спасибо, не надо. Давай лучше поговорим о цене на шерсть». Пока наконец не нашелся богач, в чьем доме гостил тогда рабби Моше бен-Нахман из Жироны, известный еще под именами Рамбан, Нахманидис и Бонастрак ка Порта, что на каталанском означает «Благословляющий у ворот». Рамбан приехал в Барселону по случаю назначенного там религиозного диспута; ему было достаточно одного взгляда на свиток, чтобы понять, какое сокровище лежит перед ним.
К сожалению, время и небрежность прежних владельцев привели пергамент в почти нечитаемый вид, поэтому рабби отложил детальное знакомство с книгой до возвращения в Жирону. Но, видимо, судьба не пожелала отдавать «Зогар» именно в его руки. За диспутом в присутствии самого короля последовали обвинения в кощунстве, и Рамбану стало не до свитка. Вскоре он вынужден был бежать из Арагонского королевства. Путь мудреца лежал в Землю Израиля; не желая подвергать драгоценную рукопись новым дорожным испытаниям, он передал ее одному из своих учеников – Моше де Леону, которому в итоге и выпала честь прочитать, прокомментировать и впервые опубликовать эту великую книгу.
Прочитав эту историю в начальном комментарии де Леона, я был поражен почти невероятным стечением обстоятельств. Невежественный пастух, привередливые козы, безразличные купцы, грубые неумелые руки, ветхие переметные сумы… Тюки, набитые грязной шерстью, сундуки, полные медного хлама; мулы, бредущие по горным тропам; вонючие мокрые трюмы купеческих баркасов… Сколько раз эта рукопись могла погибнуть, рассыпаться в клочья, утонуть, сгореть, истлеть в придорожной канаве! Что спасло ее от исчезновения? Случайная разница в ценах на товар, приведшая алжирского купца именно в Барселону? Случайная прихоть арагонского короля, именно в это время решившего развлечься бесполезным диспутом с заранее известным результатом? Случайное знакомство барселонского богача с мудрецом из Жироны? Случайное согласие Рамбана вступить в смертельно опасное состязание с католическим духовенством?
Конечно, нет. Случайными бывают лишь неразличимые мелочи, незначительные жизни, ничтожные поступки, но только не события, влияющие на судьбы мира, такие как книга «Зогар». На месте случайного пастуха мог оказаться другой безымянный оборванец; мог быть иным и длинный ряд случайных торговцев, моряков, перекупщиков, пиратов, сборщиков податей, погонщиков мулов. Возможно, случайным стало даже участие рабби Моше бен-Нахмана, его тезки из Леона и скучающего монарха. Предрешенным, необходимым и закономерным в этой невероятной истории было лишь одно: возврат книги к свету после тысячелетнего ожидания во мраке запечатанного глиняного горшка.
Я заперся у себя и приступил к чтению. Но чем дальше, тем большее недоумение овладевало мною. Традиция, а с нею и комментатор Моше де Леон приписывали авторство «Зогара» мне… То есть не совсем мне, но мне в бытность мою рабби Шимоном бар-Йохаем. В то же время я постепенно приходил к выводу, что значительная часть книги представляет собой набор странных запутанных утверждений, которые не только никогда не слетели бы с моих уст, но и никогда не пришли бы мне в голову… вернее, не пришли бы в голову рабби Шимону… точнее, нам обоим. Не раз и не два я вскакивал с места и, терзаемый настоящей яростью, принимался бегать из угла в угол своей тесной комнаты. Зачем в чистый источник смысла набросано столько мути? Как это получилось?
Со временем, поразмыслив, я перестал сердиться, хотя бы потому что для путаницы были весомые причины. Известно, что мудрый Шимон бар-Йохай не оставил после себя ни единой строчки. Книга «Зогар» создана уже после его кончины, по записям, а то и в вольном пересказе учеников, которые, несомненно, могли ошибаться в формулировках. Кроме того, к пардесу тайного знания принято подходить окольными путями, длинным лабиринтом, поэтому не исключено, что и сам рабби иногда намеренно запутывал сказанное.
Далее найденная в пещере рукопись вовсе не обязательно представляет собой оригинал – вполне вероятно, что это всего лишь копия, список или даже список со списка. Значит, надо добавить к намеренной путанице автора и невольной путанице учеников еще и путаницу переписчиков. Ну и, наконец, четвертый уровень путаницы: путаница публикатора. Моше де Леон неслучайно говорит, что с большим трудом разбирал полустертые строки свитка. Наверняка во многих местах он вынужденно строил собственные предположения и догадки, восстанавливал или вписывал заново целые предложения и абзацы.
Какая уж тут близость к авторскому смыслу… Странно, что вообще еще можно было расслышать сквозь эту толщу ошибок, описок и самодеятельных поправок настоящий голос рабби Шимона. К счастью, я его слышал! Слышал, возможно, потому, что подсказка звучала изнутри, из глубин нашей с ним общей души. И все же извлечение ядра истины из-под гор шелухи, скорлупы и прочего мусора требовало даже от меня значительного времени и полной сосредоточенности. Но это было всего лишь частью проблемы, первым шагом к решению грандиозной задачи, которую поставил передо мной покойный отец.
Исполнение или Исправление?
Все мое существо, годы и годы моей непрекращающейся учебы, сотни тысяч вызубренных наизусть страниц, память, бурлящая многовековой мудростью пророков и законоучителей, – все это казалось мне в тот момент лишь начальной ступенью, подножием лестницы, чей верх терялся в облаках, наподобие лестницы праотца Иакова.
Исправление или Исполнение?
Исполнением были доверху наполнены мои знания, мое утро, мой вечер, день и ночь, помыслы и устремления, вопросы и ответы. Делай то и не делай этого. Исполняй. Исполнение, как и всякое безоговорочное служение, не предполагало никаких объяснений, постижения, обретения смысла. Напротив, служить «потому что» означало бы корысть, нечистоту мотивов, низменное «Ты мне – я Тебе». Истинный солдат исполняет свой долг, не ожидая награды. Человеческий рассудок, замкнутый в круге времени и в трех измерениях пространства, не в состоянии постичь Бесконечную Вечность, оттого любая претензия на осмысление Творца невозможна, ибо неизбежно приводит к ограничению Неограниченного.
Так учили меня. Так я, выучившись, учил других. Исполнение.
Но «Зогар» учил другому. Он говорил об устройстве мира, о его природе, об иерархии его сфер, отражающейся в человеческой душе и человеческом разуме. А вслед за пониманием устройства
