Владимир Шатов - Ни шагу назад!
- Задача такая, — инструктировал он подчинённых. - Не давать фрицу покоя, ночами с ложных огневых точек из траншеи вести ответный огонь беспощадно!
Так с середины апреля батальон усилился немецкими пулемётами. У Михаила остался станок, остальные пулемёты устанавливались на сошках.
- Я сам пристреляю опушку леса за ручьём, - решил практичный Михаил. - Самую опасную и вредную.
Из ложного дзота правее своего КП, он несколько ночей «давал жизни» пулемётчикам противника.
- Выбивал на нём настоящую чечётку…
У советского пулемёта Дегтярёва имелся общий спусковой крючок. Сам ухитряйся, когда дать одиночный выстрел, тройной или целых пять. Это не каждому дано, обычно вылетало три-четыре пули. У немецкого «зверя» два спусковых язычка. Длинный на долгую очередь, на нём короткий на одиночные. Вот и «чечётка»!
- Как ты на нём работаешь! – недоумевал Лисинчук. – Косишь фрицев, как траву.
Вдруг пулемёт после нескольких дней безупречной работы отказал. Сломался боёк затвора.
- А где взять запасной? – ломал голову ротный.
Распилил шомпол от немецкой винтовки, сделал новый стержень с бойком. И снова поломка!
- Боёк как бритвой срезает.
Никто не понимал почему. Всю ночь думали, а утром вышли со старшиной Градобоевым из блиндажа. Поставили пулемёт на приклад и прикидывали, как быть. Старшина копался в затворе, а Кошевой глянул в дуло, что категорически запрещено уставом. Отвёл ствол чуть в сторону и тут внезапно раздался выстрел над самым ухом.
- Это ещё одна моя верная смерть прошла мимо! – сказал побледневший командир. – Буквально просвистела…
Совместно сушили головы над проблемой ночь, другую.
- Ура! - Кошевой перед рассветом вскочил с топчана, ухватил злосчастный пулемёт и, вынув ствол, обнаружил на его конце, в пламегасителе, ощутимый слой нагара. Буквально через минуту он удалил нагар, и пулемёт заработал как зверь.
***В конце марта позиции роты под командованием старшего лейтенанта Кошевого буквально поплыли, траншеи заполнила талая вода, ожившая после сильных оттепелей. По всей обороне, особенно у берега Северского Донца, вытаивали сотни и сотни убитых немцев, бойцов и командиров Красной Армии…
- Ишь ты, сколько народа наваляли! – Старший сержант Лисинчук недавно возглавил батальонную разведку и часто ходил за линию фронта. Поэтому он знал, о чём говорил.
- Не говори.
- И это только за одну зиму и лишь на нашем участке…
Боевая часть словно очутилась посередине необъятного кладбища. Ночами похоронные команды из дивизии собирали павших, складывали их неопрятными «копнами» по берегу, чтобы позднее отвезти в тыл.
- Это ж, сколько русских мужиков положат в землю за всю войну? – гадал ротный, оприходовав погибших. – Подумать страшно!
Он вышел покурить на свежий воздух, в блиндаже от постоянного курева было не продохнуть. Командный пункт роты располагался центре обороны, рядом начинался спуск в лог, а за ним вид вдаль по берегу своенравной реки.
- Жуткое зрелище, - расстроился впечатлительный Михаил. - Десятки «курганов» из мёртвых тел кругом, где каждую минуту может оказаться кто-то из нас!
Немцы и итальянцы лежали поодиночке, лишь кое-где кучками, как их убили зимой. Ночами приходилось передвигаться перебежками, поверху, рядом с траншеями и ходами сообщений.
- Внизу сразу начерпаешь воды и грязи полные сапоги.
Причём свернуть в сторону нельзя, в темноте наткнёшься на будто металлическую руку или ногу не оттаявшего ещё трупа…
- Не могли черти убрать сразу! – Лисинчук бесшумно подошёл сбоку и пристроился курить рядышком. - Пригреет солнышко, вонять будут нестерпимо…
- Кого здесь больше погибло? – навскидку прикинул Кошевой. - Пожалуй, одинаково.
- Не, наших больше. - Протянул Павел и выбросил окурок. - На нейтралке я насчитал немецких трупов сотни четыре-пять. Итальянцев же половину переколотили, половина замерзла.
- Откуда знаешь?
- На днях я зашёл в их оттаявший блиндаж, человек десять лежат в застывших позах. Документы собрали, вернулись, но наград как видно не получим, «язык» был живой нужен.
- Точно! – смеясь, подтвердил командир. - Смотришь, бывало, в стереотрубу или бинокль, стоит противник, обмотался одеялами, которые набрал в соседнем селе, и прыгает, как заяц.
- Одежда у немца не чета нашей…
Кошевой посмотрели в бинокль на вражеские позиции и спросил:
- Почему «языка» взять не можете?
- Да не везёт катастрофически! – признался сержант. - Вчера пошли гурьбой, целых пятнадцать человек с винтовками. Я за командира взвода. Обходим полыньи, от воды поднимается пар, мгла кромешная... Вдруг перед нами возникают немцы, тоже разведка, столько же человек.
- Ишь ты!
- Вокруг гладь, ни бугорочка, на три километра чистенький снежок… Мы посередине поля, между нами несколько метров. Постояли. Что делать? Винтовка есть винтовка, автомат есть автомат. Ближний бой непредсказуем. Мы их ополовиним, они нас всех срежут.
- Точно.
- А те тоже думают. Они ведь не знают, что у нас винтовки, оружие закручено белым. Идти на самоуничтожение никому не хочется… Мы пятимся назад, и они тоже. Пятились, пятились и скрылись.
- Смотри особому отделу об этом ни звука, - предупредил Кошевой. - Всех могут пересажать.
Противник при последних словах начал внезапно интенсивно обстреливать церковь на юру перед устьем небольшого ручья. Праведные католики расправлялись с православной церковкой, внутри которой вырыл себе блиндаж командир первой роты. Кошевой мельком посмотрел на место разрывов и сказал:
- Я вчера посоветовал капитану Смирнову сменить место КП.
- Да вроде место надёжное…
- Врежет «тяжёлый» и могила готова!
Вечером того же дня Кошевой узнал, что во время очередного обстрела тяжёлым снарядом обрушило накат блиндажа и похоронило командира роты, двоих связистов и девушку-санинструктора. Разрывать не стали…
- Как накаркал.
Следующей ночью Михаил пробирался напрямую через вязкий лужок к себе на КП, и срикошетившей пулей ему сбило с головы каску, прогнув её на затылке.
- По всему видать снайпер работает! – решил он, потирая гудящую голову. – Надо бы всё же привести ходы сообщения в надлежащий вид.
Смерть Михаила Кошевого опять прошла вскользь, но кто знает, сколько ещё будет всего впереди? Своим подчинённым он утром приказал рыть ходы сообщений и траншею в свой рост, то есть почти 190 сантиметров.
- Копайте глубже, целее будем.
Ротный первый брался за кирку и лопату, рыл вместе с командирами взводов. Его примеру последовали другие стрелковые роты. По мере углубления ещё не отошедшей ото льда земли резко уменьшились потери в батальоне.
- Каждую неделю хотя бы однажды я избегаю верной гибели. – Думал он, махая кайлом. - Это четыре раза в месяц, а за год? Может быть, архангел Михаил находится подле меня или дьявол готовит для себя…
Кто из солдат выживал в первых боях, тот черствел душой, становился «задубевшим» и равнодушным к смерти, подкарауливавшей на каждом шагу. Мысль сидела в голове одна:
- Хоть бы пронесло мимо снаряд, пулемётную очередь и особенно коварные мины, которые слышишь уже над головой, когда поздно укрыться!
***К итальянской дивизии, перемолотой советскими частями, подошло подкрепление — дивизия из чистокровных баварцев! Они пьяные выходили на опушку за ручьём и орали:
- Эй, рус Иван! Мы вам не Италия! - Переводили те, кто немного знал немецкий. - Мы Бавария! Дадим вам жару!
Теперь отпала необходимость посылать разведку за «языками», те сами объявились…В конце апреля, примерно в 15 часов, пьяные баварцы в который уже раз выкатили на опушку леса орудие и открыли стрельбу по блиндажам батальона. Термитными снарядами жгли прямой наводкой.
- Ну, я сейчас вам покажу Баварию! – психанул Кошевой и метнулся к пулемётному расчёту. - Я вам, гады, устрою!
Он встал на земляной уступ и прицелился. Второй номер ловко составил ленту под две тысячи патронов! Три ствола положил справа от руки на накате.
- Поиграем, - сказал Кошевой и дал контрольный выстрел. – Не хрен орать на нас.
Тотчас баварцы, мастера своего дела, перевели стрельбу на нахальный пулемёт. Один снаряд с гулом и жаром пролетел совсем низко и грянул мимо!
- А вот так?
Стрелок дал ещё одну пристрелочную очередь и попал по щиту орудия. Следом полетело два снаряда, но расчёт успел скрыться за накат и появиться у пулемёта, чтобы дать выстрел. Ещё снаряд.
- Всё! – крикнул Михаил и выпустил в ответ пять-шесть бронебойно-зажигательных зарядов.
Пушка обиженно замолчала. Вспышек ответных выстрелов больше не было. Азартно нажав на спуск, старлей выдал длиннейшую очередь!
