Вацлав Подзимек - Стальная рапсодия
— И что, счет был пять — ноль? — начал понимать я.
— Двенадцать — ноль, — поправил меня Гисек.
Так вот в чем дело! Что ж, теперь мне все стало абсолютно ясно.
— Ничего не поделаешь, — рассудил я. — Заварили кашу, теперь и будем расхлебывать. — Я увидел, что мои слова их несколько смутили, и поспешил объяснить: — Я тоже приму участие в игре, буду персонально опекать надпоручика Бидло. Заверяю вас, что пять голов он не забьет.
Как только я сделал это заявление, с членами бюро сразу стало легче разговаривать. Председатель заметил даже, что у него есть друг, который выступает в национальной лиге, сейчас, мол, у него зимние каникулы, и, если собрать ему денег на дорогу, он непременно приедет. Ну а это, надо вам сказать, класс!
Я предложение его отклонил, сказав, что справимся сами. Если нам не хватит умения, возьмем энтузиазмом.
Они согласились со мной. Потом мы заговорили о составе команды, но этот вопрос решили довольно просто. После того как мы исключили тех, кто шел в наряд, и тех, кто ни разу в жизни не видел мяча, нас осталось ровно одиннадцать.
Поручик Влчек зашел ко мне на другой день после полудня. Он уже был в курсе дела.
— Ну что, в субботу играете? — прогудел он без всякого предисловия. — И правильно делаете! Не мешало бы сбить спесь с этих бидловских профессионалов. Но чтобы никакого кровопролития, понятно? Анекдот «от спорта до пенсии по инвалидности» хорош только как анекдот.
Я заверил его, что в моей роте одни приверженцы высокотехничной игры.
— Я попросил майора Кноблоха быть у вас судьей, — добавил еще Влчек и, встретив мой удивленный взгляд, заметил, что он хотел судить сам, но в субботу у него родительское собрание в интернате. А у Кноблоха есть опыт судейства. Уже выходя из комнаты, поручик не удержался от совета: — Будь внимателен! Они играют на Бидло, а его удержать трудно.
В пятницу предстоящей встречей жил уже весь батальон, и даже нашлись два солдата, которые попросили перенести им увольнение на более позднее время.
В субботу мы в сопровождении Кноблоха выбежали на поле. На трибуне сидели несколько десятков зрителей. Я успел разглядеть среди них командира батальона и его жену. И естественно, их сынишку, которого, однако, предстоящее избиение пока нисколько не интересовало.
Капитанами команд были я и надпоручик Бидло. Что касается меня, то так решили ребята, хотя они никогда не видели, как я играю, и я не знал, радоваться этому или нет.
Первый тайм прошел без особых волнений, как сказал бы спортивный комментатор. Спортивный комментатор, но не мы. Мы как львы боролись за каждый мяч и каждый метр поля, пот с нас лил ручьями, постепенно растопившими снег. Но все было напрасно! Энтузиазм без футбольного искусства, с одной стороны, и тонкая техника без завершающего удара — с другой, ни к чему не привели. Тайм закончился вничью.
Серьезная опасность у наших ворот возникла на двадцатой минуте второго тайма. Мяч был послан надпоручику Бидло, тот принял его на бегу и устремился вперед. Я не успел перехватить мяч и с ужасом увидел, что Бидло выходит один на один с нашим вратарем. И тогда я сделал то единственное, что мне оставалось, — сбил Бидло сзади. Он рухнул как подкошенный, а у меня при этом что-то слегка хрустнуло в ноге. Нарушение произошло уже в штрафной площадке.
Кноблох прежде всего попросил отвести Бидло в медпункт, а меня удалил с поля и назначил пенальти.
Его реализовал один из бидловских нападающих. Я видел это с трибуны. Через минуту нам забили еще один гол, последний.
Встреча закончилась. Все были удовлетворены. Мои ребята — потому что счет был гораздо меньше десяти, соперники — потому что все же нас победили, командир батальона и майор Кноблох — потому что надпоручик Бидло еще до конца встречи вернулся на поле и вторая рота не осталась без командира.
И только я не испытывал никакой радости. Я шел в раздевалку вместе с игроками и по их лицам ясно видел, что они думают о моем поступке. Они молча переодевались в сухие спортивные костюмы, будто не замечая меня. И только когда они выходили из раздевалки, один из них, я так и не понял, кто именно, и это меня мучает до сих пор, сказал:
— А командир наш силен, ничего не скажешь.
— Это точно, силен, — послышались еще чьи-то голоса.
Я чувствовал, что это слово ни в коей мере не означало у них осуждения.
Я довольно смиренно шел просить прощения у надпоручика Бидло, но его реакция меня весьма удивила:
— Ты чего извиняешься? Опасных игроков всегда придерживают как могут. У меня, к сожалению, уже не та скорость. Года два назад у тебя не хватило бы времени, чтобы меня уложить.
— Где-то я слышал, что в подобных случаях лучше схватить соперника за майку. Это, говорят, не так опасно… — откровенно высказался я.
— Хватать за майку — это глупость, — перебил меня Бидло. — Футбол есть футбол, и в него играют ногами. По правилам или не по правилам, но всегда ногами. — Он вышел прихрамывая, правда, совсем немного.
Глава 17
Однажды после ужина в офицерском общежитии появился свободник Малечек.
— Товарищ поручик, у вас Прушека нет? — спросил он, предварительно поприветствовав меня по всем правилам.
— Если только в шкафу, — ответил я недовольно, потому что он застал меня за стиркой носков. — Еще он может быть в парке, там уж вы его определенно найдете.
— Я его вообще не ищу, — сказал Малечек уже совсем нелогично.
— Так почему же вы о нем спрашиваете?
— Чтобы удостовериться, что я могу поговорить с вами с глазу на глаз. Это очень важно.
Я выжал носки, расправил их на краю умывальника, предложил ему сесть и приготовился слушать. Я уже свыкся с тем, что Малечек человек своеобразный. Однако то, с чем он пожаловал ко мне, превзошло все мои ожидания.
— Я решил пригласить вас на комиссию по прекращению беременности.
— Что? — Это было первое, что я смог произнести. Потом я подумал, что ослышался. — На какую комиссию? — переспросил я.
Малечек решил, что я не понимаю, о чем он говорит, и ответил:
— Ну, эту самую врачебную комиссию, которая рассматривает…
Я прервал его:
— Я знаю, что есть такая комиссия, но не представляю, что я там должен делать. Никакой девушке никаких неприятностей я не причинил.
— Вы нет, а я — да, — не давал мне опомниться Малечек.
— Так и идите туда сами!
— Я тоже туда пойду. Однако мне крайне необходимо, чтобы и вы пошли со мной. Комиссии я уже об этом написал. Вы получите письменное приглашение. Там вы будете отчасти как бы моим отцом, отчасти — свидетелем.
— Вы хотите выйти сухим из воды, а я должен засвидетельствовать, что вы в соответствующее время не оставляли подразделения?
— Ниоткуда я не хочу выходить, товарищ поручик! Наоборот, я готов отвечать за любые последствия. И я с удовольствием это сделаю, — с гордостью заявил Малечек.
— Тогда начнем сначала, — прибег я к своему излюбленному выражению.
— Все зависит от того, что считать началом. Предположим, что все началось с трех пощечин тому стиляге, который крутился около нее. Потом она приехала ко мне сюда, и все было хорошо. Теперь она обнаружила, что беременна, и обратилась в эту самую комиссию. Говорит, что условия не позволяют ей родить ребенка. У нее никого нет, живет в общежитии, а я служу в армии. Там сказали, что они хотели бы знать мнение отца. То есть мое. — При этих словах Малечек выпятил грудь. — Мне пришло в голову просить вас засвидетельствовать, что я человек серьезный и смогу заботиться о ребенке. Я готов вести переговоры только в вашем присутствии.
— Большое вам за это спасибо, — не смягчился я и попытался вернуть его к суровой действительности: — Она с ребенком будет жить в общежитии, вы будете ее навещать раз в два месяца и посылать ей свое солдатское жалованье. Она будет жить в таком же достатке, как Жаклин Онассис.
— Ну что вы, — прервал он. — У меня есть тетя в Моравии, будет жить у нее. Кое-какие деньги я скопил еще до армии.
Было ясно, что он все основательно продумал. Я решил пойти с ним на комиссию. Отчасти как отец, отчасти как свидетель.
Письменное приглашение пришло на следующий день.
— Рота на целый день не может остаться без командира, — возразил майор Кноблох, когда я пришел просить разрешения отлучиться.
К счастью, командир батальона был иного мнения. Он согласился с тем, что четарж Метелка способен на время заменить меня.
Я уже выходил, когда Матрас, вспомнив о чем-то, позвал меня обратно.
— Продолжают поступать жалобы на то, что ваша рота имеет в «Арме» протекцию, — сообщил он мне. — Это из-за вас или из-за Метелки?
— Из-за него. Наверное, он ей нравится, — сказал я откровенно.
— Мне бы не хотелось, чтобы девица наделала каких-нибудь глупостей, пока он не уволится в запас.
