Дмитрий Лелюшенко - Заря победы
22 ноября войска продолжали вести ожесточенный бой с танками врага, главным образом на левом фланге. Соседу слева было не легче. В тот день неприятель ворвался в Клин и начал теснить войска 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского [31]. Для помощи ей мы направили 107-ю мотострелковую дивизию и один артиллерийский противотанковый полк.
К вечеру гитлеровцев из города выбили. Но наутро они обошли Клин с северо-востока и юго-востока и снова ворвались в него. Хотя город входил в полосу 16-й армии, Военный совет нашей армии направил 58-ю танковую и 24-ю кавалерийскую дивизии, чтобы ударить немцам во фланг. Но выправить положение не удалось: силы были слишком неравны — немцы имели до ста танков против наших пятнадцати легких машин.
Всю ночь самоотверженно сражался, окруженный в городе, 70-й кавалерийский полк. К утру он прорвался к своим. Боевое знамя полка спас комсомолец Лаптев. Помощь полку оказал дерзкими действиями командир танкового взвода 58-й танковой дивизии лейтенант Балаев, уничтоживший в Клину двенадцать танков и орудий врага.
С потерей Клина между 30-й и 16-й армиями образовался восьмикилометровый разрыв. Закрыть его было нечем. По телефону прошу командующего Западным фронтом:
— Дайте хоть одну дивизию.
Генерал армии Г. К. Жуков отвечает коротко:
— У фронта сейчас резервов нет. Изыщите у себя. Стоять насмерть. Если что высвободится — направлю вам. — И кладет трубку.
А я свою продолжаю держать. Слышу другой голос:
— У аппарата Соколовский. Здравствуйте, товарищ Лелюшенко. Командующий фронтом говорит по другому аппарату. Что вы хотели еще доложить?
— Прошу, если нет возможности дать дивизию, дайте хотя бы противотанковый артиллерийский полк.
— Знаем ваше трудное положение, но у Рокоссовского положение еще сложнее. Что было под руками — направили ему. Держитесь. Комфронта вам, видимо, одну дивизию все-таки даст.
25 ноября мороз достиг тридцати градусов. Резкое похолодание сопровождалось сильным снегопадом, который затруднял движение войск. Однако враг, хотя и замедленным темпом, настойчиво продолжал наступать двумя танковыми группировками: одной — в направлении Солнечногорска, второй — на Рогачево — Дмитров. Сюда, на левый фланг 30-й армии, шли около двухсот немецких танков при мощной поддержке авиации.
Наша оборона с предельным напряжением сдерживала натиск противника. Однако он, маневрируя танками, мог в любой момент пробить в ней бреши. Как воздух нужны были резервы. Но где их взять? Пришлось «почистить» дивизионные и армейские тылы. Из личного состава хлебопекарен, складов, подразделений охраны удалось набрать восемь взводов по двадцати человек. Придали им по одному орудию, по сотне противотанковых мин.
Бой дошел до предельного ожесточения. Наши танкисты огнем, гусеницами и таранными ударами крушили врага; артиллеристы, презирая угрозу окружения, вели огонь бронебойными и осколочными гранатами в упор по наседающим фашистам; пехотинцы не отходили ни на метр, автоматным и пулеметным огнем отрезая неприятельскую пехоту от танков. Командир танкового полка полковник Егоров лично расстрелял бронебойными снарядами четыре вражеских танка. Мотострелковый батальон Шестакова уничтожил пять танков, четыре орудия и до двух рот вражеской пехоты. Начальник штаба полка капитан В. Калинин сразил четырех гитлеровцев, санитарка Катя Новикова — пятерых. Сражались боевые части, штабы, тылы, даже госпитали легкораненых. Все было брошено на защиту столицы.
И все-таки наше положение ухудшалось. 27-го пришлось оставить Рогачево. Я отдал Г. И. Хетагурову, возглавлявшему левофланговую группировку, приказ отходить на Дмитровский рубеж. С начальником артиллерии Л. А. Мазановым мы с трудом проскочили через узкий коридор, простреливаемый пулеметами противника, и чудом добрались до штаба армии.
В эти тяжелые часы в армию прибыло обещанное Г. К. Жуковым подкрепление — противотанковый батальон, имевший сто двадцать противотанковых ружей и артиллерийскую батарею. В то время это была серьезная помощь. В течение дня батальон уничтожил четырнадцать немецких танков. Три подбил военком батальона Петров. Вечером подошло еще подкрепление — отряд добровольцев из Москвы и Подмосковья. Большинство их прямо заявило: «Не вздумайте посылать нас в тылы! Пойдем солдатами защищать столицу». Я запомнил прибывших из Яхромы Анатолия Алексеевича Волкова, Николая Ивановича Сквознова, Анну Петровну Неженцеву, Анну Васильевну Оболенину, Леонида Николаевича Владимирова, Василия Николаевича Трунова, Ивана Михайловича Хрызина, Екатерину Георгиевну Романычеву. Вместе с частями Советской Армии они с боями дошли до Берлина.
…Вечером раздался звонок из штаба фронта. В. Д. Соколовский дал указание к утру 28 ноября перевести штаб армии в Дмитров. Взглянув на карту, я вздрогнул: это как раз против разрыва между 16-й и 30-й армиями. Там же вовсе нет войск! Но может, и не случайно командование фронта решило поставить штаб армии именно в Дмитров: мол, тогда уж командарм наскребет подразделения и закроет прорыв! Так оно и вышло.
Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нет, только трехорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви. А южнее города, уже на восточном берегу канала Москва — Волга, слышна частая стрельба танковых орудий. Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползет более двух десятков немецких танков. Перед ними отходит наша стрелковая рота.
Критическое положение! Противник вот-вот ворвется в Дмитров, а здесь штабы двух армий.
И тут, на наше счастье, на линии железной дороги Яхрома — Дмитров появился бронепоезд. Он с ходу вел огонь. Машинист то резко бросал его вперед, то так же стремительно уводил назад. Когда бронепоезд подошел ближе, мы с начальником связи подполковником А. Я. Остренко подбежали к нему. Я вскочил на подножку и постучал по башне. В броне его уже зияло несколько пробоин. Люк открылся, и в нем показался человек в кожаной тужурке, какие носят командиры-танкисты, но без знаков различия. Лицо его было испачкано мазутом.
— Командир бронепоезда № 73 капитан Малышев, — представился он. — Отошел из Яхромы, когда в город прорвались вражеские танки. Веду с ними бой. Уничтожил восемь машин.
Единоборство бронепоезда с двадцатью танками! Редчайший случай.
— Точно «Варяг» против японской эскадры! — вполголоса сказал Остренко.
Еремин услышал и смутился…
Но один бронепоезд не может удержать противника. Мы с Остренко быстро вернулись в город, чтобы найти еще что-либо для подмоги. Вдруг на площадь из переулка выдвигаются восемь танков КВ и Т-34. Как мы были счастливы в ту минуту! Даю команду: «Стой!» Почти на ходу вскочил я в КВ командира танкового батальона, и мы двинулись в самую гущу событий. Пусть не судят меня строго за то, что я, командарм, с небольшой группой танков пошел в бой. За это, знаю, меня справедливо могут упрекнуть. Но на фронте бывали ситуации, когда иного выхода нет.
Выскочив на южную окраину города, лицом к лицу столкнулись с противником. Наши танки открыли огонь из всех орудий. В течение десяти — пятнадцати минут удалось подбить восемь вражеских машин.
Быстрый натиск наших «тридцатьчетверок» и КВ остановил фашистов, а некоторые их танки попятились.
Неожиданно сильный удар встряхнул КВ. Сверкнули огоньки в башне, заклинился поворотный механизм, невозможно стало стрелять. Через минуту — второй удар. Машина подпрыгнула: снаряд перебил гусеницу. Пришлось выбираться через аварийный люк в днище танка. Хотя противник и остановлен, однако успокаиваться было рано.
Приказав командиру танкового батальона [32] не допустить врага к Дмитрову, мы вернулись с Остренко к своей машине и тут же поехали в штаб, чтобы изыскать дополнительные силы для обороны города.
На площади увидели офицера, показавшегося мне знакомым. Это был мой старый товарищ по учебе в Академии имени М. В. Фрунзе подполковник Карасевич.
— Здорово, друг! Почему ты здесь?
— Я — начальник оперативного отдела 1-й Ударной армии. Прибыл вместе с командармом генерал-лейтенантом Кузнецовым. Здесь будет сосредоточиваться 1-я Ударная.
— Садись к нам и покажи, где разместился Кузнецов.
Вскоре я уже входил в дом, где находился командарм. С Кузнецовым мы познакомились еще в 1940 году в Прибалтике. В другую пору разговор можно было бы развести на многие часы, но в тот момент было не до лирики.
— Слышишь стрельбу, Василий Иванович? На южной окраине наступают более двух десятков танков противника. Яхрому уже взяли, так сообщили мне разведчики. Помоги отбить, у меня в армии никаких резервов, а полосу обороны со вчерашнего дня увеличили на двенадцать километров и включили в нее Дмитров. Между шестнадцатой и тридцатой образовался большой разрыв, а закрыть его нечем.
