Николай Пронин - Бойцы Сопротивления
— Вы просили связную, — сказал Алексей. — Вот, пожалуйста, Ольга.
Ольга — худенькая, чуть ниже среднего роста, с большими голубыми глазами, выглядела усталой.
— Вот уже много часов мы не слезали с велосипедов, — пояснил Алексей, — и, признаться, очень утомились.
Ольга не заставила себя упрашивать, она тут же забралась на чердак, закопалась в душистое сено и вскоре уснула. А Алексей задумчиво сказал:
— Странно бывает в жизни… Я русский, но день ото дня все больше убеждаюсь в том, что своих соотечественников не знаю. В самом деле, вот, например, Ольга, кто она? Можно сказать, девчонка, однако сегодня она преподнесла мне такой урок мужества, что я до сих пор не могу прийти в себя…
«Уж не влюбился ли ты, друг Алеша?» — подумал Колесник и улыбнулся. Алексей, видимо, истолковал эту улыбку как недоверие к его словам и загорячился:
— Да-да, я это нисколько не преувеличиваю! В общем, дело было так… В деревне Боваль нас предупредили: на мосту охрана, будьте осторожны… Но это только легко сказать: «Будьте осторожны!» Мы везли с собой для вас деньги, продовольственные карточки, тексты присяги, а что, если охрана станет обыскивать?
Еще не доезжая моста, мы увидели на нем немецкого солдата и французского жандарма. Я шепнул Ольге: «Ты глухонемая, на мосту не задерживайся!» Она так и сделала. Но только она прокатила мимо солдата, тот заорал, как боров под ножом: «Хальт!» Я показываю ему на уши, мол, женщина ничего не слышит. Но где там. Немец схватил автомат и начал строчить над головой моей спутницы. Ну, думаю, если Ольга оглянется — конец! Однако она сыграла свою роль до конца. Миновав мост, покатила дальше. Немец на мотоцикл — и вдогонку. Прижал ее велосипед к обочине дороги, столкнул в кювет. Поцарапал ногу. «Хальт!» — орет он над ее ухом. Ольга спокойно потерла ушибленную ногу, показала на уши: «Мол, ничего не слышу!» Только тут солдат наконец-то поверил в ее глухоту.
Алексей замолчал…
Перед тем как стать связной, Ольга прошла суровую школу. Война застала ее в Минске, где она незадолго перед тем вышла замуж. Когда немцы подходили к городу, супруги Борбук выехали в Руденский район и стали связными партизанского отряда.
Однажды им было поручено достать кожу для пошива обуви партизанам. Супруги отправились в Минск. Первая поездка прошла благополучно, но вскоре они напоролись на предателя, оказались в лапах гестапо. Вначале палачи пытали их, затем на глазах стали мучить их грудную дочь. Но они ни словом не обмолвились о товарищах. Все это кончилось тем, что Дмитрий был расстрелян, как потом было записано в протоколе, «при попытке к бегству», а Ольга оказалась во Франции, в лагере для восточных рабочих. Бежав из него, она вновь стала партизанской связной.
* * *На рассвете Алексей укатил. Вслед за ним засобирался и Андрей. На вечер намечено принятие присяги, и ему поручено было оповестить об этом партизан.
Это был странный день. С утра палило солнце и стояла невыносимая жара, а в полдень пошел дождь. Он то переставал, то начинался вновь, надоедливый, мелкий, и сыпал, сыпал, словно из сита. Уже в сумерках дождь прекратился, но лишь только Колесник и Петриченко отправились на место сбора партизан, как он пошел вновь. Колесник подумал, что время для принятия присяги они выбрали, пожалуй, неудачно, но отменять приказ было уже поздно. К тому же он спешил во Фреван.
Когда они пришли в лес на место сбора, то на полянке уже собрались десятка два парней. Навстречу им из-за согнутой постоянными ветрами сосны вышел Загороднев.
— Пока еще собрались не все, — доложил он. — Не пришел со своими людьми Виктор…
— Подождем, — сказал Колесник и присел на пенек. В лесу было сумрачно и тихо. Дождь прекратился. По соседству слышался голос Сергея. Он рассказывал что-то смешное, и до Колесника доносился приглушенный смех партизан.
Но вот наконец явился Виктор, а с ним еще несколько парней. Колесник принялся раздавать текст присяги, отпечатанный типографским способом. Незадолго перед этим она была единогласно утверждена членами ЦК советских военнопленных.
Первым перед строем встал Петриченко. В тишине леса слова присяги звучали четко и торжественно.
— Я, патриот Советского Союза, вступая в ряды партизан, беру на себя высокое, ответственное и почетное звание бойца партизанского фронта…
На минуту над поляной всплыла луна и стало светло, как днем. Но тут же она вновь скрылась за тучей, и опять лиц партизан не стало видно.
Кончив чтение, Петриченко при свете фонарика аккуратно вывел под текстом свою подпись и встал в строй.
И вот уже слышится новый голос:
— Я совершенно ясно представляю себе трудности и лишения, которые ожидают меня в тылу врага. Но этих трудностей и лишений я не боюсь… Даже смерть не может остановить меня в борьбе со злейшим врагом человечества — германским фашизмом.
Теперь текст присяги читал Загороднев. Он это делал четко, выразительно, не спеша, как учил своих питомцев в школе.
— Выполняя свой долг перед Советской Родиной, я одновременно обязуюсь честно и самоотверженно служить интересам французского народа. Всеми силами я буду поддерживать моих братьев французов в их борьбе против общего врага — фашистских оккупантов и этим самым с честью выполнять свой интернациональный долг…
Тетрадь пятая
«2 июля.
Вот, кажется, и все. Присягу приняли. Простился с товарищами. Утром уходим во Фреван. Давно ли начал действовать отряд, были налажены контакты с местным подпольем? И вот, пожалуйста, приходится уходить на новое место, начинать сначала… Грустно, конечно.
Но ничего не поделаешь. Так надо! «У каждого свои обязанности и по отношению к себе», — сказал Стендаль… Жаль, что не простился с Капитаном. Встретимся ли еще?»
(Из дневника)
* * *Еще слышно раннее пение петухов, но все глуше и глуше. Звуки хутора постепенно отдалялись и отдалялись. Одинокая фигура Петриченко, провожавшего их, в тумане тускнела, таяла и наконец исчезла совсем…
На них одежда батраков-поденщиков, в руках мотыги. У Николая и Андрея еще и по свертку с костюмами для летчиков.
Николай шагает первым.
— Смотрю я на поля, — говорит он грустно, — и как-то чудно становится: не поля, а лоскутные одеяла, в глазах рябит…
Андрей всю дорогу молчит. Когда решался вопрос о том, кто пойдет во Фреван, Колесник прежде всего подумал о Геращенко. Нравился ему этот уже немолодой, но рассудительный человек. К сожалению, он еще болен. Лейтенант остановил свой выбор на Николае. Узнав об этом, Петриченко усмехнулся: «А как же Жанет?»
— При чем тут Жанет? — не сразу понял Колесник.
— Раз берешь Николая, пойдет и Андрей, ведь они неразлучные друзья.
И в самом деле, как только Николай узнал, что командир хочет взять его с собой, обрадовался, но тут же спросил:
— А Андрей?
— Я не против, но…
— Непременно пойдет, товарищ лейтенант, — поняв его намек, улыбнулся Николай, — любовь подождет.
И действительно, победила мужская дружба, но Андрей грустен.
К ферме, на которой, по их данным, прячутся бежавшие из крепости летчики, они подошли уже когда совсем рассвело, залегли в кустах, стали наблюдать за усадьбой. Их отделяло от усадьбы лишь шоссе. По нему изредка проходили пешеходы, проезжали телеги, иногда проносились автомашины. За оградой была видна женщина, кормящая птицу, в саду копался мужчина — видно, хозяин фермы. Посторонних, кажется, нет.
Николай и Андрей остались лежать в кустах, а Колесник направился к домику фермера.
— Бонжур, мадам!
От неожиданности крестьянка вздрогнула. В эту минуту он увидел под навесом парня, которого не заметил раньше. У него забинтована нога, еще не зарубцевавшийся шрам на носу. Парень был в одних трусах — делал гимнастику. Видимо, это один из тех, кто им нужен.
Увидев Колесника, незнакомец в первую минуту растерялся, но когда тот сказал: «Привет от Мефодия!», — успокоился, несмело протянул руку, представился:
— Анатолий!
— Нам сказали, что тут вас двое, — сказал Колесник, — а где же второй?
Анатолий улыбнулся, хотел что-то ответить, но не успел. В этот момент под навес вошел мужчина, которого Колесник только что видел в саду. Это был типичный крестьянин средних лет: невысокий, но коренастый, с настороженным взглядом, большими жилистыми руками.
— Мсье Анедуш, — представил его Анатолий.
Фермер сразу понял, что гость тоже русский, тревожно посмотрел на дорогу. Поймав его взгляд, забеспокоился и Анатолий.
— В эти часы мимо усадьбы обычно проезжает полицейский, — пояснил он, — так что нам лучше сменить дислокацию…
За лужком, в километре от усадьбы, находилось гумно. Собрались там. Крыша и стены помещения выложены из соломы. От времени она просела, уплотнилась, приобрела землистый цвет. Внутри сумрачно и прохладно. Посредине стояла веялка. Рядом лежал неубранный ворох ухвостьев. У дальней стены виднелись немудреные крестьянские орудия производства: вилы, грабли, мотыги.
