Александр Карпов - В небе Украины
Теперь, когда Хитали сам учит молодых летчиков со смехом вспоминает ту оплошность в момент атаки, а тогда было не до смеха.
Но убедительнее всего для Головкова прозвучал, пожалуй, пример с тем самым Пальмовым, чьим искусством вождения звена он только что восхищался. Ведь у Палъмова когда-то была точно такая же ошибка: медлительность при перестроении с одного пеленга в другой. Командир полка провел тогда розыгрыш полета методом «пеший по-летному». И Пальмов уяснил, в чем его ошибка, а уж исправить ее не стоило особого труда. Пальмов цепкий в летном деле. Теперь командует ширяевской эскадрильей, водит не одно звено, а целых три.
Хитали рассказал еще несколько эпизодов из фронтовой жизни. Посмеялись от души над курьезами. Рассказал, как строили под Сталинградом оборонительный «круг» против «мессершмиттов».
Так, ровной чередой бежали дни подготовки к фронту. Мысли, чувства, дела первой эскадрильи заполняли все время Захара. Молодые пилоты расправляли крылья, и комэск Хитали вдохновлял их на ратные подвиги.
* * *На полигоне Захара подозвал новый комдив полковник Чумаченко. Комдив статен и красив, обходителен в обращении. Сняв шлемофон, он провел ладонью по нахмуренному лбу и, взъерошив черные, как смоль, курчавые волосы, озабоченно сказал:
— На полигоне будет командир корпуса генерал-лейтенант Филин. Он решил понаблюдать за нашей работой. Так что надо, чтобы все было по науке.
Как потом мы узнали, выражение «по науке» было любимым у Чумаченко. И произносил он его с ударением и особой интонацией: требовательной, не допускающей возражений.
Полигон, покрытый молодой травой и мелким кустарником, узкой полосой проходит к небольшому озерку и там, вдали, растворяется в туманной дымке. Внешне эта полоска земли мало чем отличается от окружающей местности. Но для летчиков это место особенное — здесь в скрытых от глаз тщательно замаскированных опорных пунктах укрылся «противник» с мощными огневыми средствами.
В воздухе стоит гул и грохот моторов, точно рядом с тобой ворочаются недра неусыпного вулкана: это одна группа самолетов следует за другой. Справа и слева мчатся в безоблачном небе двухместные штурмовики. Их много, не перечесть. Шестерки идут, выдерживая установленные дистанции и интервалы, производя противоистребительный и противозенитный маневры. Все, как на фронте.
Учения показывают, что не напрасно прошли несколько недель подготовки. Хорошее начало создает бодрое настроение, успокаивает нервы, рождает уверенность, что в предстоящем смотре, к которому так тщательно готовились, все будет в порядке.
С теплотой я думаю о Пальмове, Мартынове, Амбарнове, Хиталишвили. Сколько пришлось им повозиться с молодыми летчиками, прибывшими из училищ! С утра до ночи они учили их, как надо воевать, мастерски преподавали им эту трудную науку. И вот сегодня на полигоне с боевой стрельбой и бомбометанием в присутствии придирчивого и строгого генерала летчики должны были сдать серьезный экзамен: готовы ли они к отправке на фронт?
Вот на опушке замельтешили яркие вспышки. Первой ринулась в атаку шестерка Хиталишвили. Штурмовики действуют согласно плановой таблице. Все меньше и меньше на «поле боя» остается мишеней. Вскоре их вовсе не стало. Правее атакованной цели неожиданно обозначилась колонна автомашин. Это что-то новое. Очевидно, лишнюю мишень выставили с умыслом: заметят или нет? Хитали сразу смекнул, что к чему. Он быстро перестроил свою группу в правый пеленг и ввел самолет в пикирование. Последовал бомбовой удар, за ним второй. От выставленных деревянных макетов не осталось и следа.
Комдиву очень бы хотелось сейчас выглянуть из железобетонного бункера, полюбоваться рукотворным огневым шлейфом, разрывающим землю, но нельзя…
После посадки все командиры групп были вызваны к командиру корпуса на разбор.
— Вы атаковали колонну? — спросил генерал Захара Хиталишвили.
— Так точно, товарищ генерал.
Генерал по-отечески похлопал летчика по плечу и, пристально глядя ему в глаза, с хитринкой спросил:
— А как обнаружили появившуюся цель?
— Да это просто, — ответил Хитали. — Привычка еще со Сталинграда.
— Молодец! Ей-богу, молодец! И много у вас в дивизии таких орлов? — поинтересовался генерал у комдива.
— Все сталинградцы стреляют и бомбят отлично — ответил комдив, не кривя душой.
— Спасибо, товарищи, так держать!
Комкор кивнул головой в сторону незнакомцев в штатском, стоявших поодаль.
— Это представители завода. Хотят знать ваше мнение о двухместном штурмовике и его вооружении.
К нам подошли двое пожилых людей; как потом мы узнали, оба они — потомственные оружейники с Урала.
— Как наш «Березин», товарищи? — спросил один из них.
— Сейчас вроде ничего, — ответил кто-то из воздушных стрелков. — Вот прилетим на фронт, посмотрим.
Из рассказов рабочих мы узнали, как создавался новый пулемет конструкции М. Е. Березина. Станков для обработки деталей этой сложной «машины» не было, но рабочий класс не мог подвести…
— Вначале не все ладилось, — вспоминали рабочие. — Особенно тяжело было, когда стволы «не шли».
— Как не шли? — удивились мы.
— Хороший ствол — вещь капризная. Старые мастера говорили, что ствол может «не пойти» из-за многого. Давление атмосферы на сталь влияет, да и с маслом трудновато: ведь на чистом растительном сверлили! Его и по карточкам не всегда достанешь, а мы железо им поливаем!
Рабочий замолчал, будто снова увидел, как течет масло в горячее сверло, а оттуда — в поддон станка вперемешку с металлом.
— Голодновато в тылу, — обронил говоривший, — и что греха таить, — иной раз так засосет под ложечкой, что возьмешь сохранившуюся корочку хлеба от дневного пайка, завернешь в тряпицу, чтоб стружка не попадала, и обмакнешь в масло. Ведь держаться-то надо…
— А с этим маслом был еще такой случай, — вступил в разговор другой рабочий. — Масло закончилось, а нового не подвезли, и цех мог остановиться. В заводской столовке, правда, еще оставалось бочки две-три подсолнечного, по пять граммов в пустые щи его наливали специальным черпачком — на сколько бы обедов хватило! Но рабочие попросили директора столовой отдать это масло на станки. И отдали…
Рабочий-оружейник так произнес «отдали», что мне показалось, будто он очень обрадовался этому слову.
— В начале сорок второго стволы опять «не пошли», — продолжал рабочий. Срочно созвали заводской партактив. Повестка дня — «О стволе». А завтра стволы снова «шли» как надо…
Встреча с представителями завода и состоявшийся разговор дали нам сильный внутренний импульс, которого хватило не на один боевой вылет.
И тот, кто однажды послушал рабочих-ижевцев и воочию убедился в их заботе о своем детище, уже не мог остановиться в бою ни перед какими трудностями и испытаниями.
* * *Перед отправкой на фронт всегда испытываешь чувство, которое невозможно выразить одним словом. Появляется волнение, тревога за себя и подчиненных: сумел ли поставить их на «крыло»? Все ли успел сделать?
Добрая слава — как дорога она командиру! Кому не хочется, чтобы твое звено, эскадрилья оценивались только высшим баллом, а о тебе говорили как о дельном командире. Это значит, что твой труд, за которым стоит так много забот, радостей и тревог, нашел признание.
Вчерашние курсанты — еще почти мальчики, но не выдают своего волнения. Их влечет романтика летной профессии, она заслоняет собой фронтовые трудности.
А трудности их ждут большие. Это на фронте. Сейчас же с затянутых пепельными облаками небес льется рассеянный зыбкий свет, наполняя все вокруг удивительным спокойствием.
Голова кружится от запахов сирени и весенних трав. Веет вечерней прохладой. Вдруг отчетливо, хотя и негромко, из темнеющих кустов прозвучала трель соловья. И вот он уже запел в полный голос.
Мы подошли к кустам поближе и замерли. Я знал, что соловей не пуглив. Он может петь даже рядом с шумным аэродромом. Его не смущает повседневный грохот моторов, но он не любит, когда на него смотрят. Заметив взгляд, птица оборвет песню или поспешит спрятаться. Однако сейчас птаха просто не могла молчать, и уже через минуту из того же куста раздались сначала негромкие, а затем оглушающе звонкие весенние трели.
И вдруг показалось, что жить на свете просто и радостно! Но нет! Впереди нас ждет все та же война, долгожданные встречи с освобожденными жителями в украинских селах и городах, бои, гибель близких и дорогих друзей.
Рядом со мной по улице идут Саша Амбарнов, Захар Хитали, Василий Пальмов. Переглядываюсь с Амбарновым, моим комэском. Глаза у него голубые, чубчик мягкий, как ленок, кажется, парень — сама доброта. А вот поди ж ты — ни себе, ни другим слабости и легкомыслия не прощает. Вот и сегодня строго-настрого предупредил: из квартир не отлучаться. Значит, не видать сегодня танцев, не встречаться со знакомыми девчонками…
