Андрей Серба - Тихий городок
— А я ведь был каменотесом! — всхлипнул Хуго и потянулся к бутылке.
— Слушай, приятель. Ты знаешь здесь всех выпивох?
— Назову каждого, — похвастался кельнер. От выпитого он побледнел, но глаза оставались трезвыми, язык не заплетался.
— Не знаешь ли ты Фехнера?..
— Ахима? Как же! Ровно в семь он пропускает здесь не меньше двух литров пива.
— У него отец… — Йошка наморщил лоб, как бы пытаясь вспомнить имя.
— Вальтер? Так он погиб под Истрой в ноябре сорок первого.
— А где он служил?
— Как где? Сначала в нашем восьмом Баварском округе, потом его услали в Россию, оттуда пришел «постэнгель»[15] — геройски погиб за великую Германию и ее фюрера… Ну, ты знаешь такие штучки.
— Еще бы!.. Письма от товарищей он не получал?
— Нет.
— Как же так? Мы писали всем отделением. Вальтер погиб на наших глазах, когда мы попали под огонь «русских органов», — растерянно пробормотал Йошка.
— Вы, наверное, так красиво расписали его смерть, что цензура просто-напросто выбросила письмо в корзину? В общем, приходи в семь. Я оставлю столик, — Хуго отсчитал сдачу.
Тут Йошку осенила мысль попросить еще об одном одолжении:
— Нет ли у тебя на примете порядочного ювелира?
— Сейчас золото и всякие штучки упали в цене, — не то с осуждением, не то с завистью проговорил Хуго. — Запомни адрес одного кровососа. Его зовут Карл Зейштейн.
В мастерской ювелира оказалось несколько инвалидов, продававших дешевенькие поделки. Йошка протянул ювелиру золотое кольцо с бриллиантом. Брезгливо оттопырив нижнюю губу, толстяк повертел кольцо в пальцах, похожих на шпикачки, воткнул в глаз увеличительное стекло, ковырнул пинцетом:
— Стеклышко… Пятьдесят марок.
Недолго думая, Йошка ухватил ювелира за воротник, притянул к себе, свирепо зарычал:
— Ах ты, рыло тыловое! Фронтовиков грабишь!
Сзади ободряюще загалдели инвалиды. Кто-то уже протянул костыль, намереваясь долбануть толстяка по лысине.
— Кажется, я ошибся, — придушенно бормотнул толстяк.
Йошка разжал кулак. Ювелир плюхнулся на стул, долго одышливо хрипел, всасывая воздух и водя жирной шеей из стороны в сторону. Фронтовики примолкли. Наступила тяжелая тишина. В конторке у ювелира не было таких денег, чтобы рассчитаться за высокопробное золото и алмаз, но он не хотел расстаться с кольцом. Отдышавшись, сказал:
— Мне нужно сходить за деньгами.
— Сходим вместе, — Йошка решительно отодвинул барьерный засов.
— Как же я оставлю свое место?!
— Заприте кассу и успокойтесь. Никто не тронет вашего барахла. Верно, говорю?
— Валяй, — сказал один из калек. У него не было левой руки, зато кулак правой походил на тыкву среднего размера. — У нас еще не завелись мародеры на своей земле.
— Сколько вы хотите за кольцо? — спросил толстяк, с остановками поднимаясь по винтовой лестнице в свой кабинет.
— Десять тысяч.
Такую стоимость назвали специалисты в Москве со скидкой на падение курса, поскольку арийцы тащили в Германию все награбленное. Учитывалось и еще одно немаловажное обстоятельство: после Сталинграда кое-кто из дальновидных немцев понял, что скоро наступит пора, когда марки ничего не будут стоить, а цена золота и драгоценных камней поднимется еще выше. Они помнили времена после первой мировой войны, когда тысячными купюрами разжигали примуса. Понимал это и Карл Зейштейн. Однако, услышав названную сумму, простонал:
— Дайте и мне заработать…
— Молите бога, что не забрали в армию. Попадись, ко мне в отделение, через месяц бы сделал вас тростиночкой, бегали бы вы по плацу, как юноша.
— У меня сердце!
— Да уж понятно — не мешок с требухой. — Йошка ласково потрепал ювелира по тучному боку и заговорщицки подмигнул: — Но сердце-то… золотое. А?
Ювелир намек понял. Немалых денег стоило ему откупиться не только от призыва в армию, но и от трудовой повинности, обязательной для каждого немца. Он машинально открыл массивный сейф, позабыв об осторожности. Окажись клиент грабителем, то легко бы овладел всем состоянием. Но Йошка деликатно отвернулся, будто его заинтересовала крыша соседнего дома.
— Давайте вашу вещь и берите деньги, здесь ровно десять тысяч, — заторопился ювелир. Только сейчас до него дошел ужас происходящего: при открытом сейфе, без свидетелей, с фронтовиком, судя по всему не из тихонь и простаков…
Йошка не спеша пересчитал пачки, рассовал деньги по карманам, с пристальным вниманием поглядел в водянистые глаза ювелира:
— У меня есть еще несколько подобных штучек. Обращаться к вам или поискать другого ювелира?
— Только ко мне! — воскликнул Зейштейн.
— Согласен, и еще один дельный совет: постарайтесь учтивей обращаться с увечными — они сейчас страшно сердитые.
Толстяк закивал, сверкая плешью, как китайский божок.
В семь с четвертью Йошка вернулся в погребок «Альтказе» и сразу же увидел узкогрудого молодого человека в потертом твидовом пиджаке и вигоневой фуфайке, хотя в пивной было жарко и душно.
— Ахим, вы должны получить от нас письмо, писали всем отделением сразу после боя, — сказал Йошка.
— Ничего не получал, кроме официального уведомления о смерти.
— Отец погиб на моих глазах.
Ахим вцепился в рукав Йошки, закашлялся, выхватил платок и привычно прижал ко рту.
«Да у тебя, парень, туберкулез, и долго, видать, ты не протянешь», — подумал Йошка.
По желтому лицу Фехнера пошли красные пятна, на сморщенной шее вздулись вены. С трудом подавив кашель, Ахим проговорил:
— Не надо рассказывать. Все равно отца не воскресишь.
Из заднего кармана брюк Йошка вытащил несколько бумажек разного достоинства, положил на стол:
— Вот что, парень. Купи жиров, масла… Ты должен поправиться.
Глаза Фехнера вдруг гневно заблестели:
— Ишь, фронтовое братство! Верните мне отца! Не надо ваших денег!
Такого оборота Йошка не ожидал, сурово одернул Ахима:
— Уймись! Если бы не цыплячья шкура, я бы сделал из тебя отбивную.
Парня вновь стал душить кашель. Он выкрикивал бессвязные слова, мучительно пытаясь построить какую-то фразу. Йошка жестко произнес:
— Черт с тобой! Ты не достоин своего отца.
Фехнер сделал попытку удержать Йошку.
— Прочь руки!
Он подошел к Хуго у стойки, который вместе с тестем не без интереса следил за перепалкой.
— Парень явно перепил, — сказал Йошка.
— Не знаю, какая блоха укусила его сегодня… Надеюсь, ты не останешься в обиде на наш погребок? — спросил Хуго.
Йошка подмигнул ему:
— Налей-ка нашего «рейнвейна» всем троим.
Тесть, благодушно расплывшись, выпил рюмку. Йошка не поскупился на чаевые. Покинув погребок, он доехал до пансионата, осторожно стал приближаться к флигелю. Дважды прошел мимо освещенных окон, увидел Нину за вязанием. От сердца отлегло.
— …Я правильно сделал, что не стал связываться с неврастеником? — закончил свой рассказ Йошка.
— Да. Тем более, что он был пьян, — согласился Павел.
— Уверен, Фехнер сам станет разыскивать меня.
Утром к Павлу прибежал Франц:
— Господин Шрайэдер требует вас к себе.
Павел выслушал Франца спокойно, на его лице не дрогнул ни один мускул.
Йозеф Шрайэдер жил на небольшой вилле с колоннами, лепным карнизом и высокими узкими окнами в стиле древнегерманской готики. Он стоял у парадной лестницы, широко расставив ноги и закинув руки за спину. Франц прибавил прыти и, тормознув в нескольких шагах, выкинул вперед руку. Шрайэдер, глядя мимо него, спросил:
— Это и есть друг вашего Артура?
— Так точно! Майор и представитель фирмы «Демаг» в Донбассе Пауль Виц.
Павел выступил вперед, отдал честь по-армейски:
— Великодушно простите меня, я отвлеку саше внимание на несколько минут, вот мои документы… Осмелюсь просить вашего содействия в прописке, чтобы выкроить несколько дней для отдыха.
Пока Франц устанавливал мольберт, пока раскладывал кисти и краски, Павел подавал одну бумагу за другой. Натренированным взглядом Шрайэдер просматривал их, остановился перед прошением и щелкнул пальцами. Павел догадался: ему понадобилась авторучка. В углу листа появилась надпись: «Капитану полиции Каппе. Оформить немедленно».
В полицейском управлении Павел нашел Каппе. Магическое «немедленно» сделало капитана расторопным. Документы пробежали по конвейеру с десятками других с той лишь разницей, что проверялись «немедленно», и их обладателю не пришлось потратить много времени на ожидание. Вместе со штампом на жительство были выданы продовольственные карточки на хлеб, мясо, маргарин, сахар, мыло и табак, распределяемые в рейхе по строгим нормам.
18В воскресенье Йошка снова появился на почте. Ингрид сказала, что передала Беру все, о чем он просил. По ее словам, тот страшно заволновался, однако обещал быть. В шесть вечера Йошка сел на лавочку в сквере напротив Новой ратуши, развернул газету «Дойче иллюстрирте». Вдруг к нему подошли двое в шляпах. Йошка похолодел. Неужели девицы на почте на него донесли?! Как же он не учел, что служащие почты, несомненно, связаны с полицией!
