Ахмад Дехкан - Путешествие на высоту 270
– Мы хотим Расула здесь оставить.
Смотрит мне в лицо, оценивая мою реакцию.
Я ничем себя не выдаю, хотя чувствую, что сильно привязался к Расулу и что без него на передовой мне будет трудно. Мехди дальше заявляет, как-то ожесточенно выговаривая слова:
– Ты ему скажи об этом!
– О чем?
– О том, что мы не берем его на передовую.
Я резко отвечаю:
– Нет, не буду. Ты сам скажи.
Он удивлен моим тоном и внимательно глядит мне в глаза. Чтобы вырваться из силков этого взгляда, я бормочу:
– Я… не могу ему сказать… Ты сам – ведь ты командир взвода – прикажи ему.
Он растерянно пускает голову, и теперь уже я смотрю на него прямо и не отводя взгляд. Солнцем освещены его каштановые волосы, а одна прядь упала ему на лоб, закрыв лицо. Убрав рукой челку со лба, он объявляет:
– Хорошо! Сам скажу. Ты только ему передай, чтобы подошел ко мне. Я здесь подожду.
Я быстро отхожу от него. Перед палаткой пусто. Внутри Масуд с картой в руках стоит в углу и ждет, пока все соберутся. Ребята сидят перед ним в затылок друг другу, Расул и Абдулла рядышком. Вперед мне не пройти, и я говорю тому, кто сидит за Расулом, чтобы позвал его. Тот трогает его за плечо и указывает на меня, а, когда Расул оборачивается, я жестом зову его подойти. Он что-то шепчет Абдулле и быстро поднимается. Я говорю ему:
– Выйди наружу, у Мехди к тебе дело.
– Хорошо, – говорит недовольно, – позже выйду.
И хочет вернуться на место, но я беру его за запястье и настаиваю:
– У него срочное дело, быстро выйди, узнай и вернись.
Он закусывает нижнюю губу, мотает головой из стороны в сторону и выходит из палатки. Али как будто понял что-то и спрашивает:
– Что случилось?
Сев рядом с ним, отвечаю:
– Хотят его оставить здесь.
Мы вместе с Али выходим из палатки и видим, как Мехди и Расул уходят в сторону насыпи, окружающей наш лагерь. И скрываются за этой насыпью, на берегу реки Карун.
– …Нам объявили, – говорит Масуд, – что после полудня выступаем на передовую. Приказано завтра вечером вступить в бой. Взять с собой только оружие, боеприпасы, спальник и ложку…
Я не могу сидеть в палатке – тяжко на душе. Выхожу и сажусь на землю под пальмой, гляжу на насыпь, отделяющую нас от реки Карун. Двое идут к лагерю, один несет пойманного осетра. Проходят мимо меня. Не знаю, почему у меня так муторно на душе…
* * *Мехди возвращается, волоча ноги по земле. Лоб сильно нахмурен, что придает ему вид очень усталый и озабоченный. За ним идет Расул – он похож на раненого леопарда. Глаза налились кровью, подбородок выставлен вперед, и что-то бормочет. Идет прямо к умывальнику, шагая быстрыми мелкими шажками. Движением головы я спрашиваю у Мехди, как дела, он мне отвечает что-то непонятное и заходит в палатку. Я немного отхожу от ребят, так как понимаю, что, если буду стоять со всеми вместе, Расул не подойдет ко мне. Он садится перед умывальником и моет лицо, а, когда поднимается, я вижу, что щеки его покраснели, блестят на солнце, а от лица поднимается слабый пар, точно и впрямь оно воспламенилось. Расул идет ко мне, и я ломаю голову над тем, как начать разговор с ним, и вдруг он проходит мимо, не обращая на меня внимания, и идет прямо в палатку. Меня это задело. Я слежу за ним взглядом, а он раздраженно отбрасывает входной клапан и входит внутрь. Мирза спрашивает меня:
– Что т-там у н-них?
– Не знаю, клянусь Аллахом, – говорю я и иду следом за Расулом. – Ни один ничего не сказал – сам же видишь.
В палатке Расул стоит на коленях и надевает свою амуницию. Он раздражен. Ремни портупеи запутались, и он в них застрял, никак не может высвободиться, словно рыба, попавшая в сеть. Я подхожу к нему и мягким движением помогаю освободиться из ремней портупеи. Он встает и поворачивается ко мне спиной: он как граната с вырванной чекой. Я подхожу к Мехди и Масуду, сидящим в конце палатки. Мехди искоса наблюдает за Расулом.
– Что случилось, Мехди? Почему парень так реагирует?
Мехди двумя пальцами трет висок и отвечает:
– Не согласился остаться. Я сказал, рота не допускает его на передовую. Он ответил: любым способом пойду. Если не пустят, убью себя. Говорит, руки на себя наложу.
Чуть помедлив, Мехди понижает голос:
– Вообще не нужно с ним разговаривать!
Я смотрю на Расула. Он надел всю амуницию и сидит, глядя прямо перед собой. Он словно объявил войну всему миру. Я хочу подойти к нему и вывести его из этого состояния, и вдруг передумываю. Миновав его, выхожу из палатки.
* * *Слышно радио: диктор с торжеством рассказывает о количестве сбитых вражеских самолетов. Все взводы выстроились в лагере, и везде слышны команды «равняйсь – смирно». Все оставляемые вещи мы свалили в палатке, накрыв их брезентом. Али приподнимает его угол и забрасывает туда свой мешок. И произносит:
– Вперед!
– Ты иди, – говорю я, – я сейчас догоню. Переоденусь только.
Обернувшись возле выхода из палатки, Али говорит мне:
– Только хорошенько прикрой потом от дождя… Иду, ребята!
– Ого, каким красавчиком стал! – слышится снаружи.
– Д-да н-нет, это т-тот же сам-мый Ал-ли. То-только се-седло на с-спине с-сменил!
Я надеваю новое белье. Беру письмо домой, которое недавно написал, надеясь с кем-нибудь отправить его с фронта. Всё ненужное складываю в мешок и сую его под брезент. Палатка теперь пуста; совсем пуста… Фонари по-прежнему висят на балках; на полу набросали рваных бумажек и пустых коробок из-под патронов. Мне кажется, будто в мои вены вливают холодную воду, и этот холод постепенно распространяется по всему телу, вплоть до кончиков пальцев на ногах. Выхожу наружу. Ребята взвода уже построились в колонну по двое, и я занимаю место в ее конце. Али придирчиво спрашивает:
– Брезентом хорошо всё закрыл, дождем не зальет?
– Закрыл, закрыл, – отвечаю.
– Ох, плохо тебе будет, если мой мешок подмокнет! Я предупредил…
– Отстань, дружище…
Асгар бежит к нам от грунтовой дороги. Его длинные ноги одним шагом покрывают расстояние, равное двум обычным шагам.
– Мехди-ага! – кричит он. – Явись к Хусейну! Он покажет ваш грузовик…
Затем Асгар, не сбавляя скорости, бежит во второй взвод. Сквозь пальмовые стволы я вижу вдали Хусейна, стоящего рядом с грузовиками в окружении связных и радистов. Диктор радио, голос которого разносится по пальмовой роще, читает фронтовую сводку. Не знаю, в состав какого батальона, полка или дивизии входит радиоустановка, но я знаю, что в этой пальмовой роще стоит лагерем много войск. Я видел, как колонна выходила из рощи и грузилась на обмазанные глиной грузовики.
– Взвод, смирно!
Мы пожираем глазами Мехди. Он так же, вытянувшись, стоит перед нами, на его шее – арафатка с белыми диагональными линиями. Командует нам перестроиться в колонну по одному и садиться в грузовики. Гром голосов бьет по ушам: каждый взвод скандирует лозунги:
– Сегодня – время подвига! Сегодня – время подвига!
Среди ребят я замечаю Расула. После того разговора с Мехди Расул ни с кем не сказал ни слова. В полдень он не притронулся к еде, лишь сидел, уставясь в угол палатки, кусая губы, а вены на его шее так напряглись, словно вот-вот лопнут.
– За ребят первого взвода – ура, ура, ура!
Это провозгласил второй взвод, идущий на погрузку параллельно нашей колонне. А Али, шагающий впереди, громко и протяжно выкрикивает:
– За успех храбрецов из второго взвода…!
Потом, помедлив, он чешет кончик носа и говорит негромко:
– Когда вернемся из боя, подумаю, что сказать!
Мы все громко хохочем. Мехди останавливает нас перед обмазанными глиной грузовиками и командует:
– Садимся, соблюдая порядок. Тот, кто первый сядет, принимай вещи следующего сзади и помогай ему взобраться.
С головы колонны начинается погрузка. Из-за грузовика появляется Хейдар. На нем его леопардово-пятнистые курдские шаровары, и при каждом шаге телеса его качаются туда-сюда. Походка его похожа на утиную. Расул повис руками на бортике кузова и ничего не отвечает тому человеку, который сверху спрашивает, нужна ли ему помощь. Хейдар хватает Расула за голени и командует:
– А ну-ка, слезай, паренек!
Расул, повернув голову, смотрит себе под ноги, а Хейдар грубо стаскивает его вниз, повторяя:
– Куда? Ты что, во сне прогулку увидал?
Расул барахтается между небом и землей, а когда Хейдар отпускает его ноги, падает на землю. И, лежа на земле, испуганным взглядом впивается в мои глаза. Взгляд его умоляет о помощи, и я растерянно говорю:
– Ну а я-то что…
Хейдар, схватив Расула мощной рукой, ставит его на ноги и уводит с собой. Они стоят под пальмой, затеняющей палатку третьего взвода, Али говорит мне из кузова самосвала:
– Залезай наверх! Давай, я подтяну тебя!
Он протягивает руку, чтобы схватиться за мой автомат и втянуть меня в кузов. А мне не хочется садиться в машину. Мне всё кажется, что я что-то оставил в лагере. Но что именно? Не могу вспомнить. И я протягиваю вверх свой автомат, и Али тащит за него, а я хватаюсь другой рукой за бортик и запрыгиваю в кузов. Стою у бортика. Бойцы выходят из пальмовой рощи, окружают грузовики и залезают в них. Некоторые садятся на козырек кузова, находящийся поверх водительской кабины; таким образом, они будут ехать спиной вперед. В лагере суетятся, распоряжаются командиры, с ними посыльные, радисты. Громкоговоритель передает теперь программу радио Тегерана, и все слушают диктора, сообщающего новости с фронта. Канал «Рыбный» захвачен нами целиком, и наши войска закрепились на другой его стороне. Сообщается и количество сбитых вражеских самолетов, но я не могу его уловить из-за криков ребят.
