Алескендер Рамазанов - Война затишья не любит
– Зачем вам столько? Небось внизу, в дуканы сдавать? Нам запрещено.
Крыть Астманову было нечем, объясняться не хотелось, и он, забрав конфеты и корявую пачку таблеток «Алка зельтцер» в нагрузку, покинул магазин. Ладно, прочее купят бойцы – на них приказ не распространяется.
Похмельные таблетки он выбросил в вонючий арычок, текущий от офицерского умывальника к парку боевой техники гвардейского полка. Синяя коробка раздулась и зашипела, выгоняя белесую пену. Как эти таблетки попали в Военторг – загадка. Возможно, кто-то вообразил, что они заменят газированную минеральную воду. Но вот беда: товар оказался капризным – наглотается воды и разбухает, покрываясь кристаллами соды. Его давали в довесок к дефициту и за легкое нарушение приказа – сколько чего в одни руки продавать.
Визитом к Рыскову Астманов остался доволен. Он был уверен, что этот умный и волевой человек сделает все, чтобы к Красному Знамени не добавилась еще одна капля солдатской крови за счет бездумного исполнения партийно-политических бредней. Заронил сомнение – и хватит. А если бы не Рысков командовал «экспедицией», пошел бы с отрядом? На этот вопрос Астманов ответить не мог. И врать самому себе не хотелось. А вот карту было жалко. Придется кроить другую. Сам виноват – пересолил, называется.
Астманов от души рассмеялся: около трех лет назад, зимой, в офицерском общежитии, изнывая по вечерам от скуки, он начал разрабатывать на огромной политической карте мира международную военную операцию по завоеванию Китая. В ход пошли пособия с грифом «Для служебного пользования», содержащие сведения об иностранных армиях, атласы. В библиотеке пограничного западноукраинского городка Мостиска лейтенант Астманов выписал на себя всю доступную литературу по Китайской Народной Республике. В соответствии с запасом хода, высот и дальности были на карте пробиты маршруты, коридоры, указаны союзные и противостоящие силы. На голубом фоне океанов расписывались легенды военно-политических альянсов СССР, США, Австралии и Океании, куда хитроумные китайцы могли рвануть на малых судах. Весь мир – против Китая! К удивлению Астманова, к затее примкнули все холостяки общежития. Конечно, выпивали, дым табачный стоял столбом, но ведь читали, считали, доказывали. Постепенно карта разрослась за счет вклеек, затопорщилась флажками и была испещрена истинными наименованиями частей. Ведь каждый где-то служил, что-то знал. А Китай был в ту пору вероятным противником.
Военно-стратегический досуг кончился неожиданно. В штабе батальона Астманова сердечно приветствовал полный симпатичный майор – куратор от особого отдела бригады, Астманов этого майора любил за откровенность и умение пить без вреда для ума и организма. Майор легонько подтолкнул его к кабинету замполита, где Астманов трижды поклялся, что злого умысла с картой не имел и никого специально не приглашал – сами от тоски ползли на огонек. А потом пригласил майора посмотреть карту. Пока смотрели – выпили бутылку водки, съели два кольца домашней колбасы. А потом майор добродушно похлопал Астманова по плечу:
– Лешенька, ты мне карту эту дай на время, я в бригаде покажу. Только ты больше не планируй, ладно?
Астманов в этом горячо заверил куратора, который, унося рулон со всеми хвостами и флажками, сказал:
– Между прочим, твой солдатик, Ентихович, – еврей. А роте за контрольно-следовой полосой работать на Устилуге. Соображай.
Что тут соображать? Замполит батальона язвительно посоветовал Астманову читать Конституцию, где все равны. А через месяц на трассе, где рота, утопая в снегах, рубила просеку, Астманов, за малым, не разрубил башку рядовому Ентиховичу «перышком» – плотницким топором. За талантливое разложение роты в погранзоне за КСП и дерзости невыносимые. Успел задержать руку, потянуть удар на себя. Только шапку развалил. Время было такое – зима, польская граница, «Солидарность». И войска под стать – железнодорожные.
Пока Астманов предавался воспоминаниям, подполковник Рысков, обеспокоенный появлением боевых групп Халеса в зоне работы агитотряда, поделился своими опасениями с начальником разведки. Чугуннолицый, коренастый полковник с нескрываемой издевкой спросил Рыскова:
– Источник можете назвать? Нет? Тогда я скажу вам – тут каждый себе цену набивает. Нет у нас таких данных, если и появятся, то без вас разберемся. Вам же недаром целый взвод разведчиков дали.
Имя Астманова не прозвучало, но резонный вопрос застрял в памяти Рыскова. Откуда у старшего лейтенанта, трех месяцев не прослужившего в Афгане, такие сведения? И Рысков снова развернул карту, изъятую у Астманова.
Своя разведка
«Откуда у старшего лейтенанта, трех месяцев не прослужившего в Афгане…» От верблюда!
Откуда деньги? От людей. У кого информация? У народа. Где народ обменивается информацией? А там, где собирается. На базаре, на вокзале, в кабаке, на «пятаке»…
Майдон, кундузский аэропорт, был для сбора сведений местом идеальным. На восток – десантно-штурмовая бригада, на запад – мотострелковая дивизия, под боком летчики и зенитчики. И все что-то видели в афганском калейдоскопе. Ездили, ходили, летали – вносили свою гремучую лепту в дело интернациональной помощи Афганистану. Но главное – это офицеры и советники с точек. С них Астманов и начал. Или они с него?
Даю, чтобы и ты дал. Настоящий разведчик ходит в сумеречной зоне признаков измены и общается с такими же субъектами. Бывает, уверен: качаешь ты, а на деле давно уж сосут из тебя. Это дело опыта. Или природных способностей. Клещ, скажем, дохлый на вид жучок, а неслышно всползет, присосется, и вот только черная задница торчит из самых твоих интимных мест. И отрывать не рекомендуется: мажь его маслом, подлеца! Потом раздавишь.
Сидит на перроне рязанского вида крепкий мужичок, пшеничная бородка курчавится. Сумка туго набитая. А небо «афганец» затягивает. Не будет борта на Союз, не подошла оказия на Талукан… Куда идти человеку? Где голову приклонить, чаю попить? В ночи – сурово. Ощетинится майдон стволами, окриками и паролями – пописать не отойдешь. Так и сиди на сумке. А и холодны еще майские ночи. Подойди к такому, пригласи на ночлег. Может быть, и самому доведется куковать… И пошли в редакцию спецы. Один другому на точках передавали, что есть такой гостеприимный дом – газета «За честь Родины».
На Астманова поначалу в редакции косились, мол, не ночлежка! Но он быстро разъяснил, что к чему: «Вас, б…дей, не спрашивают. Кого привожу, кто ко мне приходит, от моего имени или по памяти – принимать. Поить, кормить, уважать. Эти люди – ваши штабные потроха прикрывают. Скажу так: епископ должен быть странноприимен. В Писании читайте, у апостолов сказано. Расходы на чай, сахар, сухпай – на мне». Хорошо ему командовать было – старшим по должности и по званию остался в редакции. В армии вообще хорошо быть небольшим начальником в тыловой структуре.
Первыми в редакции появились офицеры группы «Кобальт». По благословению МВД СССР их направляли в Афганистан для научной организации борьбы с бандитизмом. Начальник районного отдела уголовного розыска из Ленинграда, следователь по особо важным делам из Хабаровска, начальник отделения транспортной милиции богом забытой станции в Казахстане (этого за знание языков взяли), начальник караула из легендарной сибирской тюрьмы – все они стали в единый миг равны перед афганской реальностью. Позже, совершенно случайно, завязалась дружба с офицерами «Каскада» и «Алмаза».
Была негласная, но жесткая конкуренция между спецгруппами. Что делать, если система такая – кто первый доложит, тот и герой. А в редакции, встречаясь ненароком, конкуренты свободно обменивались информацией, не без пользы для общего дела. И на вопросы Астманова обстоятельно отвечали, разумеется, уяснив, для чего это журналисту нужно. Отчеты, сводки, которые спецы не рисковали везти в готовом виде по афганским дорогам из Файзабада и Тахара, Кишима и Тулукана, печатали на старенькой редакционной «Москве».
Странноприимство – достоинство значительное, но если бы Астманов не мог заинтересовать своими данными спецов, то кормили бы его баснями. Поэтому, ссылаясь на необходимость поработать в частях «северного городка», во вторник и четверг он добирался с попутными колоннами до центра Кундуза. На круге – торговой площади – Астманов нырял в лавчонку Исахана, зятя Рахима, примыкавшую к местной мехмонхоне – закопченной, убогой гостинице для мелкого торгового люда. Оторваться от колонны труда не составляло. Как правило, несколько машин притормаживали возле дуканов для молниеносного акта купли-продажи. И мало кого интересовало, куда делся незнакомый офицер. Может быть, в комендатуру пошел…
Исахан, тридцатилетний узбек с багровым ожоговым рубцом через все лицо, был известен воинам-интернационалистам под кличкой Паленый. Отличие свое он заработал в местных застенках при Амине.
