Дмитрий Быков - Живой
— Ну, за встречу, Кир.
— А нам? — встрял Никич.
Кир ему ничего не ответил, он во все глаза таращился на Славку.
— А ты что, — спрашивал Славка, — дома еще не был?… А я вот с дочкой вожусь, она меня дядей зовет, я Ленке говорю, что это за дядя тут появился, пока меня не было…
Кир залпом выпил свою водку и налил еще.
— Ну, дайте вы водки! — ныл Никич. — Фашисты, в натуре!
— За тебя, Слав, — сказал Кир. — Спасибо, что ты тогда…
— Да ладно…
Никич спрыгнул с подоконника, подошел к столу и приложился носом к горлышку бутылки. Кир засмеялся — такая у Никича сделалась довольная рожа, аж завидно.
Славка посмотрел на него удивленно. Игорь тоже соскользнул с подоконника и наклонился над бутылкой; в этот момент из комнаты раздался детский заспанный голос:
— Дяяя Слааа, ты где?
— Машка проснулась, — радостно сообщил Славка, — идем знакомиться. Смотри, Машенька, какой дядя к нам пришел…
— Кувасный дяяя, — пробубнила девчонка. Взгляд ее широко раскрытых голубых глаз устремлен был не на Кира, а на стоявшего сбоку от кроватки Игоря, который клацал затвором своего автомата: раз-два…
— Да ты возьми, возьми ее на руки, — сказал Славка, — она к тебе пойдет, я вижу.
— Чего ее на руки, она ж не грудная, — буркнул Кир. Он не умел водиться с такой малышней — приходилось иногда с племянниками, еще когда в школе учился, но не любил этого занятия. А теперь и подавно. Руки у него стали слишком грубые.
— Возьми, возьми, — настаивал Славка и улыбался с такой идиотской гордостью, словно сам эту Машку родил. — Ну хоть за ручку с нами поздоровайся…
До Кира не сразу дошло, что под «нами» Славка подразумевает одну Машку, так бабы говорят про своих детей: «мы покакали», «у нас головка бо-бо». Он неохотно подержал Машку за руку. Ручонка была горячая, цепкая. И вдруг девчонка с неожиданной силой вырвала у него свою ладошку и, указывая куда-то пальцем, залопотала опять:
— Дяяя… Хочу к дяяе…
Кир обернулся — за ним стоял Игорь и, картинно выпятив грудь, как только эсэсовцы в кино делают, поигрывал своим автоматом.
— Ты ей понравился, — сказал Славка Киру. — Тебе в пед поступать надо.
— Куда-куда? — хохотнул Никич.
Кукла лежала на одеяле в ногах у Машки, а та все тянула к Игорю руки, ее куда больше заинтересовал автомат.
— Я ж говорил, надо было калаша ей купить…
— Игорь, а твои чего любят?
У Игоря при жизни было двое, мальчик и девочка. Игорь ничего Никичу не ответил.
— Еще бухнуть надо, — сказал тогда Никич, и они улетучились в кухню. У Машки сразу вытянулось лицо и надулись губы, и Славка засуетился: умывать, одевать, варить кашу, кормить Машу, плести косичку..
— Я и тебе подарок вез, — сказал Кир.
Он уже сомлел от водки (у Славки нашлась-таки еще чекушка в холодильнике), и все сомлели: расселись на ковре, как сонные мухи, и зевали. Славка пил совсем мало, но тоже почему-то выглядел уставшим. Бодра была одна Машка: скрестив ножки по-турецки, пыхтя и ковыряя в носу, она черкала цветными карандашами на листе ватманской бумаги.
— Потерял? — спросил Славка.
Кир неопределенно кивнул. Никич заворчал:
— Ага, потерял, блин… Забыл… Ма-а-а-ленький такой ножичек… — Он раздвинул ладони, показывая, какой ножичек был маленький.
— Не грузись, — сказал равнодушно Славка. — А че за подарок-то был?
— Шахматы, — сказал Кир.
Игорь и Никич захохотали.
— Клево, — сказал Славка. — Правда, я играть не умею.
Игорь придвинулся к Машке, любопытствуя, что она рисует. Разобрать ничего толком было нельзя: сплошь хаотические цветные линии, немножко похожие на радугу или хвост большого петуха. Игорь положил ладонь на лист бумаги, и Машка взялась старательно обводить красным карандашом очертания его руки.
— Щекотно? — спросил его Никич.
— Не-а. Приятно.
— Посмотри, как она здорово человеческую руку нарисовала! — восхищенно проговорил Славка. — У нее способности. Мы ее в художественную школу отдадим.
— Угу, — сказал Кир.
— А похожа на меня, правда?
Глаза у Славки были маленькие и карие, у Машки — большие, голубые. В том месте, где у Славки на лице располагался рубильник, у Машки была кнопка. Кир перевел взгляд с отца на дочь и пожал плечами.
— Зверски похожа, — сказал он.
— Блин, как время летит, — сказал Славка.
— Угу. Вроде вчера было две ноги, а нынче одна. Что ж завтра-то будет?
— Да нет, — смутился Славка, — я не о том. Не успели позавтракать — уже ребенку обедать пора. Машке надо варить кашку… Посиди, Кир, я щас.
Игорь с Никичем сидели в кухне, довольные, что в кои-то веки можно по-людски расположиться на табуретках, а не на полу.
— Мне Славка никогда не нравился, — сказал Игорь, — хитрожопый слишком.
Славка в это время стоял у плиты и ложкой на длинной ручке помешивал в кастрюльке кашу, чтоб не пригорела. Табуретка, на которой сидел Игорь, стояла близко от плиты, и Славка, когда отводил руку с ложкой вбок, локтем заезжал Игорю прямо в лицо.
— Что ты мне говоришь? Ты ему это скажи.
— Не услышит. Такие нас никогда не услышат.
Игорю надоело, что Славка то и дело въезжает в него своим локтем, он встал и сложил пальцы, делая вид, что хочет дать Славке щелбан, потом передумал и легонько пнул Славку под зад коленом.
— Брось, — сказал Никич, — Славка нормальный мужик. Семья, дочка, все такое. Все понятно.
— Чего понятно? У меня тоже тут дочка осталась. Дочка и сын. А Славка пиздел, пиздел про своего отца, а теперь как воды в рот набрал.
— Не тут, — сказал Никич, — а там. Чего ты на Славку катишь? Что он для Кира теперь должен сделать — усыновить его? В койку положить со своей бабой? Подарить квартиру?
Славка вдруг хлопнул себя по лбу и кинулся к шкафчику — забыл, видать, соли положить или сахару. Пока он лихорадочно шарил по полкам, оставленная без присмотра каша вспучилась — вот-вот побежит через край кастрюльки. Никич протянул руку и выключил газ. Каша остановилась. Славка обернулся и вытаращил глаза. Игорь засмеялся. А Никич — нет. Он отвернулся к окну и во все горло запел. Пел он очень даже ничего, душевно:
А на кладбище все спокойненько…
Никич пел, а Игорь взял из ящика стола две ложки, когда Славка не видел, и стал тихонько отбивать такт. Славка испуганно заморгал и обернулся, но Игорь уже успел спрятать ложки. Потом Славка наконец доварил свою кашу, и они все потянулись обратно в комнату: впереди Игорь с автоматом, за ним Славка с кашей, замыкающим — Никич и пулемет. Машка вся просияла при виде автомата, а Славка подумал, что ребенок голоден и радуется каше. Он спросил, воркуя по-бабьи:
— Маша хочет кашу?
Но девчонка в ответ выпятила губы и резко замотала головой, потом снизошла и до объяснений:
— Не хочу кашу, хочу вот… — Слово «хочу» она выговаривала очень четко, как взрослые люди говорят.
— Чего она хочет? — не понял Кир. — Вот? Что вот?
— Не знаю, — растерялся Славка.
А Машка тянулась теперь к стоявшей на полу бутылке.
— Эх ты, папаша… — проворчал Никич. — Вот! Водки она у тебя просит. Хороша растет пацанка! Ну, не жмись ты, налей человеку водки…
— Покажи дяде, как ты хорошо кушаешь кашу, Иринка, — сказал Славка.
Кира будто по башке огрели. Он, раскрыв рот, спросил:
— Какая Иринка? Ты охуел?
— Какая Иринка? — не понял и Славка. — Я говорю: Маша, покажи дяде, как ты кушаешь кашу.
— А, — сказал Кир. — Я, наверное, совсем ужрался.
— Ну, давай, — сказал Славка, — давай теперь за пацанов наших: Игоря, Никича, Муху, Ситникова тоже…
— И за взводного, — сказал Кир, — за Морозова.
— За всех наших!
— Игореха! — воззвал Никич. — За нас пьют!
Кир поднялся и взял с буфетной полки чистую стопку, налил немного водки, накрыл куском хлеба.
— Пусть земля вам будет пухом…
— Ща прослежусь… прослезюсь… — стонал Игорь, жадно нюхая хлеб.
— Царство небесное, — подхватил Славка.
А Никич вытянулся во фрунт и запел еще громче, чем в кухне пел:
И на груди его светиласьМедаль за город Будапешт…
— Чехов больше сотни было, — говорил Славка, — их сразу задавили.
— Ни хрена. Мы почти час держались, — возразил Никич.
— Они почти час держались, — сказал Кир.
— Ну, не час, — сказал Славка, — минут пятнадцать, не больше… А Игорь вообще зря остался…
— Кир, скажи ему, что это не его собачье дело! — заорал Игорь. — Они поверху пошли, понял?! Никич один бы ничего…
У Кира кружилась голова. Он послушно повторил:
— Их поверху обошли. Один бы Никич не справился.
— Ты откуда знаешь? — спросил Славка. — Ты ж без сознания был.
— Третий глаз открылся, — загадочно ответил Кир. — Что, не веришь? Давай я сейчас отвернусь, а ты пальцы покажешь. А я скажу, сколько. Ну?
