Владимир Першанин - Морпехи против «белых волков» Гитлера
Тяжелые снаряды зенитчицы брали вдвоем и подносили бегом, без передышки. Головной «Юнкерс», не обращая внимания на плотный огонь, пикировал ровно и круто — с такой траектории бомбы ложатся в цель наиболее точно.
Главная задача зенитчиков — не допустить удара по пароходу. Обученные расчеты быстро вычисляли траекторию бомбардировщика, хотя знали: на пикировании его не возьмешь — слишком велика скорость. Орудия, хоть и не автоматические, но вколачивали снаряд за снарядом каждые шесть-семь секунд.
Это действовало на нервы пилотов. Снаряды прошли совсем рядом, а две бомбы килограммов по двести пятьдесят шарахнули почти в цель. Одна легла возле борта парохода, подбросив его и оборвав канаты. Сорвались со стапелей шлюпки, а капитанскую рубку смяло, выбив рамы и стекла. Пострадал ли кто из моряков, было пока непонятно. Вторая бомба взорвалась на пирсе за кормой парохода, превратив небольшой причал в месиво металлических и деревянных балок.
Следующий «Юнкерс», не выдержав, вильнул. Снаряд ударил его в фюзеляж, который сплющился и лопнул. Пилот стал выводить машину из пике. Нагрузка и скорость мгновенно увеличили трещину, отлетел один, другой кусок обшивки, а следом отвалился хвост. Потеряв управление, «Юнкерс» закувыркался, пилот успел сбросить бомбы, возможно надеясь обезопасить удар или как-то приводниться. Но это не помогло. Обе бомбы и куцый корпус рухнули рядом. Метров на сто взвился столб воды, дыма, сверкнуло пламя.
Третий «Юнкерс» оставил в покое пароход и сбросил бомбы на орудие, сбившее его собрата. Попал не совсем точно, но зенитку перекосило, разбросало артиллеристов. На единственное уцелевшее орудие, которое посылало снаряд за снарядом, обрушились оба «Юнкерса», посылая длинные очереди из спаренных носовых и кормовых установок.
Фонтанчики расколотой в брызги гальки добежали до уцелевшей зенитки, перехлестнули ее, ударили по металлу, сбросили с сиденья девушку-наводчицу, вторая упала рядом и свернулась в клубок. Оба «Юнкерса», сделав петлю, снова обстреляли зенитные расчеты. Убегавшая подносчица снарядов покатилась по земле, гимнастерка окрасилась красным.
– Девок бьют, — кричал Афоня Шишкин, — грозя «Юнкерсу» кулаком.
Подбежал к съежившемуся пареньку-часовому и, выдернув винтовку, раз за разом выпустил по самолетам пять пуль. Один раз попал точно, на капоте, возле мотора, сверкнула голубая искорка. Хоть и с запозданием, из гнезда, обложенного мешками с песком, ударил зенитный пулемет ДС-39. Длинная очередь прошила крыло «Юнкерса-87», заставив резко отвернуть в сторону.
Сзади налетел другой «Юнкерс» и спаренной очередью перехлестнул гнездо, разбив корпус пулемета и тяжело ранив девушку, командира расчета.
Но порезвиться немецким самолетам не дали. Афоня Шишкин садил пулю за пулей, сопровождая каждый выстрел матом. Паренек-постовой цеплял Афоню за штаны и просил: «Дяденька, отдай винтовку».
– Пошел на хрен, сопляк!
Фатеев прибежал с пулеметом Дегтярева и, встав за бетонную тумбу, ударил очередью бронебойных по кабине пикировщика. Стекло покрылось сетью мелких пробоин и трещин, замолчала кормовая спаренная установка. Никогда еще вражеским самолетам не оказывали такого ожесточенного сопротивления. Били из винтовок, автоматов ППШ, «томпсонов», трофейных МП-40.
Даже капитан-лейтенант Маркин стрелял из трофейной автоматической винтовки. За минуту выпустил все три магазина и закурил, азартно подбадривая ребят.
– Так их, сволочей! Думали, здесь, как по проспекту, гулять можно.
Один из самолетов завилял, видимо, повредило систему управления, и стал набирать высоту, рыская по сторонам. Другой «Юнкерс» уходил следом, оба кормовых пулемета задрались вверх, стрелок был убит или тяжело ранен. Исчезающую среди облаков пару провожали свистом и матом:
– Нажрались, суки!
– В следующий раз вообще без штанов оставим!
Но через считаные минуты веселье перешло в горькое чувство досады и сострадания к девушкам-зенитчицам. С ними зубоскалили при встречах, у каждой имелся свой кавалер, вспыхивали любовные истории, были ревность и расставания.
Сейчас их осталось в живых совсем немного. Спешно уносили раненых. Аля Величко, красивая медсестра, подруга Николая Слободы, тяжело дыша, лежала на носилках. Левая нога по голень была оторвана и перемотана бинтами, возле нее стоял растерянный политрук.
– Несите быстрее, — торопил врач из санчасти.
– Ей что, ногу ампутируют? — спросил Николай.
– Уже ампутировало осколками, — раздраженно ответил врач. — Нам только рану почистить остается и проследить, чтобы в живых осталась.
Маша Воробьева, в порванной гимнастерке, с закопченным лицом, шмыгнула носом.
– Вот и поженились, — тихо сказала она. — Кому Алька без ноги нужна?
Остальные зенитчицы промолчали. Слишком много они пережили за год войны, чтобы затевать пустые разговоры о любви и верности. Будущее покажет.
Досок на гробы не хватало. Разобрали навес, под которым обедали, выбили плахи из разбитой рыбацкой фелюги, старшина пожертвовал две запасные двери. Война. Выбирать не приходится.
За ночь выдолбили в каменистой земле яму, уложили в два ряда гробы и после короткой речи политрука Слободы тремя залпами проводили в последний путь боевых подруг и друзей.
Глава 6
В погоне за «Кондором»
«Кондор», четырехмоторный морской разведчик-бомбардировщик, заметно кренясь и дымя, пытался уйти на юго-запад. Громадина, длиной 24 метра и с тридцатиметровым размахом крыльев, он казался гигантом по сравнению с двумя нашими истребителями, упорно не выпускающими свою добычу. «Як-1», остроносый, вдвое превышающий по скорости «Кондора», поднырнул снизу и пронесся, выстилая перед собой пушечную трассу, направленную в один из двигателей.
«Як» выбирал для атаки, казалось, наименее защищенный участок огромного бомбера, сумел всадить в двигатель несколько снарядов и пуль, но, выныривая перед носом «Кондора», угодил под очередь носовой 20-милиметровой пушки. Снаряды вырвали кусок боковой обшивки, пробили дыру в крыле и встряхнули легкую машину с такой силой, что она крутанулась вокруг оси, грозя свалиться в штопор.
Но пилот сумел восстановить равновесие и вышел из-под огня. В контейнерах еще оставались снаряды и патроны, на дне бака плескался бензин. Упускать такую добычу было непростительно, тем более до границы с Финляндией оставалось всего ничего.
Второй истребитель, И-16 устаревшего образца, короткий, с корпусом, похожим на бочонок, немногим превышал скорость «Кондора». Однако И-16, или «ишачок», как его часто называли, превосходил по увертливости большинство самолетов того времени и, заложив крутой вираж, всадил с расстояния семидесяти метров еще одну очередь из своих скорострельных пулеметов в уже поврежденный двигатель «Кондора».
И пилот был опытный, и прицел взят точно, но пули калибра 7,62 миллиметра оказались слишком слабы для огромных двигателей, а пушки на этом истребителе отсутствовали.
Бой и затем погоня продолжались довольно долго. У истребителей с их ограниченным запасом топлива до «точки невозврата» оставались считаные минуты. Все три машины получили повреждения. Молодой пилот «Як-1» чувствовал, как немеет правая нога, а в унтах хлюпает кровь. Атака, в которую он заходил, будет последняя, он это хорошо понимал.
«Кондору» удалось сегодня пройти большой участок над маршрутами союзных конвоев, достаточно покружить над другими объектами, и упускать его было нельзя. Слишком много секретной информации заснял он на свои объемистые кинокамеры, и слишком многое увидел его экипаж.
Час назад «Кондора» пытался перехватить неуклюжий русский гидросамолет МБР-2 со слабым вооружением и скоростью 250 километров в час. На что надеялись русские пилоты — непонятно. «Кондор», не меняя курса, прошил противника из крупнокалиберного пулемета и автоматической пушки. Обломки гидросамолета и два мертвых тела, кувыркаясь, летели с большой высоты вниз.
Раскрыть парашюты успели лишь два человека из экипажа. Белый шелковый купол вспыхнул после точной очереди кормового пулемета. Четвертый из экипажа сумел приводниться, но как долго сумеет он продержаться в ледяной воде? Десять, пятнадцать минут от силы.
– Пусть подыхает, — потягиваясь в кресле, сказал подполковник, командир «Кондора». — Через полчаса его уже будут клевать чайки.
Пилот истребителя «Як-1», которому исполнилось в апреле девятнадцать лет, в своем стремлении сбить вражескую машину превысил все пределы риска. Он пошел в лоб, намереваясь выпустить остаток боезапаса как можно ближе в застекленную морду огромной машины. Если получится, то в упор. С расстояния, когда бронестекло не выдержит и лопнет, пропуская смертельные удары. Пилот не ощущал себя самоубийцей и оставил шанс уйти с превышением в десятке метров над темно-синим корпусом огромного «Кондора».
