Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол
— Возьми мои. — Он отстегнул ремешок.
— Вот так часы! — сказал Рафаэль восхищенно. — Чего тут только нет. Такие часы, верно, сами читать-писать умеют. Сколько тут разных цифр. Это всем часам часы.
— Не балуйся с ними, — сказал Роберт Джордан. — Ты время узнавать умеешь?
— А как же! Двенадцать часов дня — это когда есть хочется. Двенадцать часов ночи — это когда спать хочется. Шесть часов утра — это когда опять есть хочется. Шесть часов вечера — это когда пить хочется. Если повезет, то и напьешься. Десять часов вечера — это когда…
— Заткнись, — сказал Роберт Джордан. — Нечего балагурить. Я хочу, чтобы ты проверил, когда сменяются часовые не только на лесопилке и у маленького моста, но и у большого моста, и в домике дорожного мастера.
— Это что-то очень много, — засмеялся цыган. — Может, ты лучше кого другого пошлешь?
— Нет, Рафаэль. Это очень важно. Ты должен сделать все очень осторожно и постараться, чтоб тебя не заметили.
— Еще бы мне не стараться, — сказал цыган. — Зачем ты мне это говоришь, чтоб я старался? Думаешь, мне жизнь надоела?
— Будь хоть немножко посерьезнее, — сказал Роберт Джордан. — Это ведь серьезное дело.
— Ты меня просишь быть посерьезнее? После того как ты себя показал этой ночью? Ты должен был убить человека, а ты чем занялся? Вместо того чтобы сделать одним человеком меньше, ты решил сделать одним больше. И это когда мы видели столько самолетов, что им ничего не стоит перебить нас всех с дедами и прадедами и нерожденными внучатами на сто лет вперед, а заодно и всех коз, кошек и клопов. Полное небо самолетов, и они ревут так, что от их рева у твоей матери молоко бы в грудях свернулось, — а ты меня просишь быть посерьезнее? Я даже слишком серьезен.
— Ну ладно, — сказал Роберт Джордан и, засмеявшись, положил цыгану руку на плечо. — Слишком серьезным тоже быть не надо. Иди кончай свой завтрак и отправляйся.
— А ты? — спросил цыган. — Что ты будешь делать?
— Я пойду к Глухому.
— После этих самолетов ты тут во всей округе живой души не встретишь, — сказал цыган. — Многих, должно быть, в пот бросило, когда они пролетали.
— У них есть дела поважнее, чем выслеживать партизан.
— Так-то так, — сказал цыган. Потом покачал головой. — А если они и этим не погнушаются?
— Qué va, — сказал Роберт Джордан. — Это лучшие немецкие легкие бомбардировщики. Такие за цыганами не охотятся.
— У меня от них мурашки по телу, — сказал Рафаэль. — Да, да, я этих штук боюсь.
— Они полетели бомбить аэродром, — ответил ему Роберт Джордан, вместе с ним входя в пещеру. — Я уверен, что они за этим полетели.
— Ты что там говоришь? — спросила жена Пабло. Она налила Роберту Джордану кружку кофе и протянула банку сгущенного молока.
— Даже молоко! Чего только у вас нет!
— У нас всего много, — сказала она. — А особенно страху после этих самолетов. Как ты сказал, куда они полетели?
Роберт Джордан нацедил себе в кружку молока из щели, прорезанной в банке, обтер банку о край кружки и стал помешивать кофе, пока он не принял светло-коричневый оттенок.
— Я думаю, что они полетели бомбить аэродром. А может быть, и туда и сюда.
— Пусть бы летели подальше и сюда не возвращались, — сказал Пабло.
— А почему они залетели сюда? — спросила женщина. — Откуда они взялись? Мы никогда не видели таких самолетов. И так много. Может быть, это подготовка к наступлению?
— Какие передвижения были вчера на дороге? — спросил Роберт Джордан. Девушка Мария была рядом, но он не смотрел на нее.
— Эй, Фернандо, — сказала женщина. — Ты вчера был в Ла-Гранхе. Какие там были передвижения?
— Никаких, — ответил приземистый, простодушный на вид человек лет тридцати пяти, которого Роберт Джордан раньше не видел. Он косил на один глаз. — Несколько грузовиков, как всегда. Две-три легковые машины. Войска при мне не проходили.
— Ты каждый вечер ходишь в Ла-Гранху? — спросил его Роберт Джордан.
— Не я, так другой, — сказал Фернандо. — Кто-нибудь всегда ходит.
— Ходят узнавать новости и за табаком. И за всякой всячиной, — сказала женщина.
— Там есть наши?
— Есть. А как же? Рабочие на электростанции. И еще есть.
— Какие же новости ты слыхал вчера?
— Pues nada. Никаких. На севере дела плохи. Это не новость. На севере с самого начала плохи дела.
— А про Сеговию ничего не слыхал?
— Нет, hombre[15]. Я не спрашивал.
— Ты и в Сеговию ходишь?
— Иногда, — сказал Фернандо. — Но там опасно. Там всюду патрули, спрашивают бумаги.
— Ты знаешь там аэродром?
— Нет, hombre. Где он — я знаю, только близко не подходил никогда. Там сразу бумаги спрашивают.
— Вчера не было разговоров про эти самолеты?
— В Ла-Гранхе? Нет. Зато уж сегодня наверняка будут. Вчера все говорили про речь Кейпо де Льяно по радио. А больше ничего. Ах да. Еще толковали, будто Республика готовит наступление.
— Что, что?
— Будто Республика готовит наступление.
— Где?
— Этого никто не знает. Может быть, здесь. Может быть, в другой части Сьерры. А ты слыхал про это?
— Так говорили в Ла-Гранхе?
— Да, hombre. Я и забыл совсем. Но подобные толки часто ходят.
— Откуда же они берутся?
— Откуда? От разных людей. Зайдут два офицера в кафе в Сеговии или в Авиле, поговорят между собой, а официант услышит. Вот и пошел слух. Теперь вот стали говорить, что будет наступление в наших местах.
— Чье наступление — Республики или фашистов?
— Республики. Если бы фашистов, тогда бы уж все точно знали. Нет, это будет большое наступление! Кто говорит — даже два. Одно здесь, а другое за Альто-дель-Леон, около Эскуриала. Ты про это ничего не слышал?
— А еще что говорят?
— Nada, hombre. Ничего. Ах да. Еще говорят, что республиканцы собираются взорвать мосты в горах, если будет наступление. Да ведь там везде охрана.
— Ты что, шутишь? — сказал Роберт Джордан, потягивая кофе.
— Нет, зачем же, — сказал Фернандо.
— Этот никогда не шутит, — сказала женщина. — И жаль, что он не шутит.
— Так, — сказал Роберт Джордан. — Ну, спасибо за новости. Больше ты ничего не слышал?
— Нет. Говорят, как всегда, будто скоро пошлют войска очистить эти горы. Будто даже они уж и выступили. Будто их послали из Вальядолида. Но это всегда говорят. Не стоит и прислушиваться.
— Слыхал? — сказала женщина, обращаясь к Пабло, почти злорадно. — Вот тебе твои разговоры о безопасности.
— Пабло посмотрел на нее задумчиво и почесал подбородок.
— А ты слыхала? — сказал он. — Вот тебе твои мосты.
— Какие мосты? — весело спросил Фернандо.
— Тупица, — сказала ему женщина. — Медный лоб. Tonto[16].
Налей себе еще кофе и постарайся припомнить остальные новости.
— Не злись, Пилар, — сказал Фернандо спокойно и весело. — Из-за слухов не стоит тревожиться. Я сказал тебе и этому товарищу все, что мог вспомнить.
— Ты верно ничего больше не помнишь? — спросил Роберт Джордан.
— Верно, — с важностью отвечал Фернандо. — Хорошо еще, что я и столько запомнил, потому что, раз уж я знаю, что все это пустые слухи, я и не стараюсь обращать на них внимание.
— Значит, там еще что-то говорили?
— Да, очень возможно. Только я не обращал внимания. Вот уж год, как все, о чем ни говорят, — пустые слухи.
Роберт Джордан услышал, как стоявшая позади него Мария прыснула со смеху:
— Расскажи нам еще про какие-нибудь слухи, Фернандито, — сказала она, и плечи у нее опять затряслись.
— Даже если бы вспомнил, и то не стал бы рассказывать, — сказал Фернандо. — Не к лицу человеку обращать внимание на слухи.
— И вот такие будут спасать Республику! — сказала женщина.
— Нет, ты ее спасешь, взрывая мосты, — ответил ей Пабло.
— Идите, — сказал Роберт Джордан Рафаэлю и Ансельмо. — Если вы уже поели.
— Мы идем, — сказал старик, и они оба встали.
Чья-то рука легла Роберту Джордану на плечо. Это была Мария.
— Ешь, — сказала она, не снимая руки. — Ешь побольше, чтобы твой желудок легче переваривал слухи.
— От этих слухов у меня аппетит пропал.
— Нет. Так не должно быть. Поешь, пока не дошли до нас новые слухи. — Она поставила перед ним миску.
— Не подшучивай надо мной, — сказал Фернандо. — Я ведь тебе друг, Мария.
— Я над тобой не подшучиваю, Фернандо. Это я с ним шучу, чтоб он ел, а то останется голодным.
— Нам всем есть пора, — сказал Фернандо. — Пилар, что такое случилось, что нам не подают?
— Ничего, друг, — сказала жена Пабло и положила ему в миску тушеного мяса. — Ешь. Хоть это ты умеешь. Ешь, ешь!
— Очень вкусное мясо, Пилар, — сказал Фернандо, не теряя своей важности.
— Спасибо, — сказала женщина. — Спасибо и еще раз спасибо.
