Задолго до победы - Михаил Александрович Каюрин
Житников умолк. Рядом с Иваном застонал раненый, потом стал бредить, громко выкрикивая отдельные слова.
— А ты как со мной оказался? — спросил Иван.
— Когда разорвался этот проклятый снаряд, я, грешным делом, подумал, что всех вас поубивало. Лежал в овражке и ждал, когда стрельба немного утихнет. Потом пополз, чтобы забрать оружие и сумку командира. У меня в магазине оставалось совсем мало патронов. Голдобин и Байбеков были мертвы, а ты оказался жив. Я и потащил тебя в овражек. А тут, откуда ни возьмись, немецкая пехота поперла на хутор вслед за танками. Заметили нас тобой. Пальнули. Я тебя успел столкнуть в овражек, а сам словил две пули. Одну — в руку, другую — в ногу. Слава богу, кости не задели. Обе навылет прошли. Распластался я, прикинулся убитым. Немцы мимо прошли. Потом перевязал себя, тебе ногу перетянул. Крови ты потерял много, потому и очнулся только сейчас.
— Что было потом?
— Часа полтора пролежали мы с тобой в овражке. Ты в себя не приходил, всё время бредил, звал какую-то Таисью. С тобой я уже не мог уйти, и в одиночку ходок из меня получился никудышный. Так и лежали рядышком. Потом наши вдруг окрысились, в контратаку пошли. Отбросили немцев от хутора, тут же санитаров выслали с машиной. Подобрали нас. Едем вот на сортировку. Километров пять осталось. Там у нас железяки немецкие повытаскивают и развезут по тыловым госпиталям. Меня, думаю, поближе к передовой оставят, а тебя дальше отправят. Тяжёлое твоё ранение. Контузия, как-никак, ногу разворотило шибко и плечо порезало. Месяца два-три проваляешься на койке.
— Спасибо, Ерофеич, — тихо произнёс Иван. — Ты мне жизнь спас.
— Ты, Ваня, молчи лучше, — сказал Житников. — Тебе нельзя много говорить. Узнал, что хотел, и ладно. В госпитале успеешь ещё наговориться.
Весь оставшийся путь прошёл, как в тумане. Иван то впадал в забытье, и перед глазами тотчас вставало улыбающееся лицо Таисии, то вновь приходил в себя и видел озабоченный взгляд Ерофеича.
Машина остановилась у приземистого навеса с дощатой крышей. Вместо стен по бокам был натянут брезент. Это и был полевой госпиталь, возведённый наспех. Вокруг него стояли машины и подводы с ранеными, сновали санитары с носилками. Тут же располагалась прачечная, на которой трудились пятёрка женщин среднего возраста. В их распоряжении были два пожилых солдата, которые таскали из ручья воду в вёдрах и выносили помои. На натянутых между деревьями множественных верёвках были развешаны выстиранные простыни, халаты, полотенца, бинты и разное тряпьё.
— Большое тут хозяйство, — удивлённо проговорил Игнат Житников, обратив свои слова неизвестно к кому.
К их машине подошли четыре солдата-санитара, открыли задний борт, приставили деревянный трап. Двое поднялись в кузов, двое остались внизу с носилками.
— С прибытием, мужики, — выговорил один из них, стараясь придать голосу бодрый тон. — Из Вологодской волости есть кто?
Никто из раненых ему не ответил, и он замолчал.
Санитары сделали четыре ходки, прежде чем Иван оказался у них на носилках. Они подняли носилки и понесли под навес. Житников, опираясь на палку, попытался проследовать за ними.
— Тебе там делать нечего, — хмуро сказал один из санитаров. — Этого сейчас будут резать, а ты дожидайся своей очереди вон там.
Игнат посмотрел в том направлении, куда показал кивком головы санитар и увидел большую группу раненых, расположившихся прямо на земле.
— Я дождусь тебя, Ваня, — громко произнёс он вдогонку и поковылял к легкораненым.
А машины с ранеными всё прибывали и прибывали…
***
Иван Березин пролежал в госпитале больше трёх месяцев и вернулся в родную часть лишь в конце октября. Танковый батальон, форсировав Днепр, к этому времени успел продвинутся далёко вперёд. Старых боевых друзей Иван не застал — личный состав батальона обновился полностью.
Стремительное наступление, в котором поучаствовал Иван, длилось до первых чисел декабря, а потом замедлилось. Встретив упорное сопротивление немцев, передовые части механизированного корпуса остановились на подступах к Кировограду.
Деревня Ново-Григорьевка лежала впереди на расстоянии двух километров от исходной позиции танкового батальона.
На полпути к ней земля вспучилась небольшой возвышенностью. На карте она значилась, как высота 107, 2. Эта высота за прошедшие сутки боёв несколько раз переходила из рук в руки немецких и советских солдат. К вечеру после очередной контратаки ею вновь завладели немцы.
Подступы к деревне были укреплены основательно. С северной стороны перед въездом в деревню немцы успели подтащить артиллерию, которая держала на прицеле всё пустое пространство между высотой и кромкой лесного массива на северо-востоке. Пустым, правда, оно было пару дней назад. Сейчас всё поле было изрыто разрывами снарядов и вспорото гусеницами тяжёлых танков. Разбитые и искорёженные машины в большом количестве замерли в смертельном облике. Часть из них, подбитая сравнительно недавно, продолжала ещё дымиться. Между сожжёнными танками земля была сплошь усеяна трупами обеих противоборствующих сторон.
Вечером прошёл небольшой снег, который припорошил следы ушедшего боя, словно в срочном порядке позаботился спрятать от сторонних глаз картину кровавой бойни. Через час эта страшная картина была накрыта скорбным саваном.
От батальона, в котором служил Иван Березин, осталось всего шесть танков Т-34. Остальные были сожжены или стояли посреди поля без стволов и башен. Другой батальон, шедший за ними во втором эшелоне, где-то затерялся.
Стрелковый полк, к которому был прикомандирован танковый батальон, занимал передовые позиции немцев, которые удалось отбить несколько суток назад.
Пехота полка и танкисты, выдворив немцев с первой линии обороны, без промедления прогулялись по ходам сообщений и заглянули в блиндажи, которые немцы покинули в спешном порядке. Поражало убранство помещений. В отличии от наших блиндажей, в них имелась входная дверь, а не плащ-палатка, прикрывающая проём. Внутри имелись настоящие кровати и мебель, на столах оставалась посуда из фарфора. Потолок был сооружён из толстых брёвен в три наката и обшит изнутри досками. Блиндажи были тёплыми, люди могли спать здесь без верхней одежды.
Немцы обосновались в этой деревне основательно. Они, по всей вероятности, не допускали мысли, что войска Красной Армии смогут форсировать Днепр до начала ледостава. Тем более не мыслили о том, что русские окажутся способными совершить столь стремительный прорыв вглубь территории от правого берега Днепра.
Танкисты заняли один из таких блиндажей и не предполагали, что придётся провести в нём не одну ночь. До этого в ходе операции по расширению плацдарма на правом
