Сборник - Ладога родная (Воспоминания ветеранов Краснознаменной Ладожской флотилии)

Наступил рассвет. Мы находились среди банок и торопились скорее подойти к барже. При последней попытке корабль приткнулся к мели и его несколько раз тяжело ударило днищем о грунт. Шкиперу баржи я приказал отдать оба якоря. «Бурея» также стала на якорь на разысканной лотом шестиметровой глубине. Свое место мы знали только приблизительно: многочисленные попытки подойти к барже, пока она дрейфовала по ветру, сбили наше счисление. Мгла закрывала отдаленные ориентиры на берегу и не позволяла определиться. От ударов о грунт на «Бурее» разошлись швы в двух отсеках, и они заполнились водой. Удалось откачать один отсек и зачеканить швы, второй отсек так и оставался затопленным.

Разыгрался шторм. Пена, срываемая с гребней волн, ложилась длинными полосами по ветру. Буруны на каменных банках грохотали невдалеке… В 11 часов мглу разнесло. Это позволило нам точно определить свое место по двум горизонтальным углам, измеренным секстаном. Через несколько минут наши наблюдатели в просвет облаков заметили два неприятельских самолета-разведчика.

Не оставалось сомнения, что самолеты также заметили корабль и баржу, стоявшие на якоре в открытом озере. Нужно было ожидать налета фашистских бомбардировщиков. По опыту мы уже знали, что они, вероятно, будут атаковать из-под солнца, а их боевой курс, скорее всего, будет проложен против ветра (чтобы избежать сильного дрейфа и болтанки). Оценив таким образом обстановку, мы снялись с якоря и провели репетицию отражения атаки бомбардировщиков в этих условиях. Неприятельские самолеты на репетиции обозначались солнцем. Мы попробовали лечь на курс прямо против ветра и волны — этот курс был неподходящим: во-первых, солнце оказалось вне горизонтального угла обстрела пушек главного калибра, во-вторых, удары днища по встречной волне вызывали такую сильную вибрацию орудийной платформы, что наводчики не могли поймать цель.

Когда мы легли на курс под углом 40–45° к волне, солнце вошло в угол обстрела, качка стала более плавной и вибрация пушек прекратилась. Теперь мы знали, как нам предстояло маневрировать с появлением бомбардировщиков. В 11 часов 40 минут мы снова стали на якорь в трех кабельтовых к западу от баржи, подали зенитный боезапас к орудиям и роздали команде обед. Все наблюдатели и командиры орудий надели темные очки и стали ждать.

В 12 часов 40 минут из-под солнца вышли шесть бомбардировщиков типа Ю-88. Мы снялись с якоря, дали малый ход и легли на заранее испытанный курс. Начался бой. Каждый из бомбардировщиков сделал по два-три захода, но ни один из них не смог выдержать расчетное время на боевом курсе под огнем артиллерии «Бурей». На стремительной качке номера расчетов работали лучше, чем когда-нибудь раньше, рулевой держал точно на заданном румбе, машинисты давали как раз такое число оборотов на винты, чтобы корабль удерживался на месте против ветра и волны, не удаляясь от баржи и не приближаясь к буруну, кипевшему на банке невдалеке. Черные облачка разрывов вспыхивали впереди фашистских бомбардировщиков и заставляли их уходить с боевого курса.

В 13 часов 30 минут мы отбили атаку второй волны бомбардировщиков. В 17 часов 12 минут «Бурея» отбила третий налет — на этот раз совместно с канонерской лодкой «Нора», приблизившейся к «Бурее».

Канонерская лодка «Бира».

Наши люди из электромеханической боевой части тем временем заделывали пробоины в подводной части корабля с помощью клиньев и мешков с цементом, прижатых распорами[8].

28 мая 1942 г. Ночью пришли в Кобону. Около 9 часов 30 минут канонерские лодки «Нора» и «Бира», входившие в соединение, которым я тогда командовал, встали по обе стороны одного из пирсов в ожидании угля, продовольственных грузов и войск для переброски на западный берег. «Селемджа» и «Бурея» дымили на рейде. Я сошел с корабля на пирс, чтобы уточнить время начала погрузки. Неожиданно налетели вражеские самолеты и начали бомбить порт. Корабли открыли огонь. Первые бомбы упали правее канонерской лодки «Нора». Одна бомба упала на пирс. «Нора» дала задний ход и быстро отошла на рейд. Ее окружали столбы всплесков и дымов от разрывов. Спеша к канонерской лодке «Бира», чтобы ускорить ее отход от пирса, я столкнулся с грузчиками, бежавшими в бомбоубежище. Завыли стабилизаторы очередной серии бомб. Что-то ударило меня по ноге. Путь преградил взрыв, разворотивший пристань. Пришлось искать прохода по уцелевшим бревнам и доскам настила.

В это время бомба попала в левый шкафут «Биры» — впереди мостика. Уже не выбирая дороги, балансируя на качающемся обгорелом бревне, я подбежал к «Бире» и перепрыгнул на ее борт с по мощью матроса, протянувшего мне руку. На полубаке стреляли легкие зенитные орудия. Командир зенитной батареи лейтенант Попов с окровавленным лицом громко и энергично командовал. Еще неделю тому назад его приходилось журить за вялость команд — теперь его голос перекрывал все шумы боя. Фашистские самолеты Ю-88 делали новый заход на корабли, пирсы и склады на берегу. Они сбрасывали бомбы с пикирования или с горизонтального полета на высоте 200–300 метров. Один «юнкерс», пикировавший на «Биру», выходя из пике, потерял высоту и попал под сосредоточенный огонь ее зенитных пушек. Несколько снарядов разорвалось в фюзеляже бомбардировщика. Под углом 70° «юнкерс» врезался в землю на отмели. Над водой осталось его хвостовое оперение с черно-белыми свастиками.

Воентехник 1-го ранга Т. И. Лобуко.

Чтобы попасть в главный командный пункт корабля, я пошел по правому борту на полуют. У покосившегося трапа на мостик, закрывая глаза рукой, лежал главный старшина — радист Мосейков. Казалось, ему хочется заснуть, но он уже спал вечным сном. Главный командный пункт и примыкавшая к нему радиорубка были разрушены. Из дверей главного командного пункта тянуло запахом черного пороха, это догорали пакеты, лежавшие в ящике пиротехнических сигналов. Фронтальный стальной лист с главного командного пункта был отброшен вперед на поручни мостика. Из нескольких порванных трубопроводов вырывался пар. Непрерывно визжал свисток из-за того, что его тяга была натянута при смещении рубки главного командного пункта. Я машинально начал освобождать тягу, и свист прекратился. Откуда-то выскочил в обгоревшем ватнике помощник командира лейтенант Томигас. Из его рапорта я узнал о повреждениях на корабле, о потерях в личном составе, о том, что аварийная группа под командованием воентехника 1-го ранга Лобуко гасит пожары в носовом кубрике и в других местах.

— Где командир корабля и что с ним?

— Командир корабля тяжело ранен…

Мы спустились на полуют. Командир «Биры» капитан-лейтенант Дудник лежал на полушубке, разостланном на стальных решетках над блестящими деталями главных машин. Приподнявшись на руках, он пытался рапортовать.

— Не нужно рапорта, Анатолий Иванович, лежите, пожалуйста…

— Ведь знаете, Николай Юрьевич, как получилось? — тихо спросил Дудник.

Да, я уже знал, что произошло.

Оповещение о налете на корабле приняли за 5 минут до начала первой воздушной атаки. На «Бире» сыграли боевую тревогу, и корабль начал отходить, но задержался, уткнувшись в ряж, — корма не проходила! Начали отталкиваться шестами — было уже поздно. Посыпались бомбы. Два самолета канлодка сбила до того, как получила попадание, третий — на моих глазах.

Вскоре неприятельские бомбардировщики скрылись. Боевой санитар, пулеметчик Николаев сделал мне первую перевязку раненой ноги. На корабль пришел с берега командующий флотилией капитан 1-го ранга В. С. Чероков. В коричневом кожаном реглане, с мягким румянцем на смуглом лице, спокойный и внимательный, командующий, не перебивая, выслушал доклад и прежде всего приказал мне отправиться в госпиталь. Но, выслушав мои доводы, разрешил остаться на корабле до тех пор, пока канонерская лодка «Бира» не будет снята с мели и отведена в безопасное место. Со своей стороны командующий обещал всячески содействовать этому.

Флагманский инженер-механик соединения инженер-капитан 3-го ранга П. С. Парфенков, успевший перебраться на «Биру», с помощью воентехника 1-го ранга Лобуко быстро осмотрел корабль и уточнил объем повреждений. Вскоре в каюте командира соединения собрался «военный совет». Было установлено, что главные механизмы корабля целы, рулевой привод с мостика разрушен; артиллерийский погреб, в который непосредственно попала бомба крупного калибра, и еще три смежных с погребом отсека заполнены водой. Корабль сидит на мели кормой с креном на левый борт. Решили:

1) приподнять корму, перегрузив уголь из угольных ям на полубак;