Иван Дедюля - Партизанский фронт
Я еще никогда не видел такого преображающего воздействия на людей простых, но правдивых и прямых слов. Бойцы буквально за несколько минут стали неузнаваемы. Они подтянулись, стали смотреть уже не осуждающе и с укоризной, а скорее виновато. Программа оздоровления обстановки была до обидного проста и ясна. И каждый, наверное, в душе подумал: «Как же это мы сплоховали и сами не додумались…» Последние слова Пыжикова: «Смерть немецким захватчикам! Да здравствует победа!», были встречены с большим воодушевлением. Потом Пыжиков обстоятельно представил нам нового командира.
Василий Федорович Тарунов родился в 1914 году в деревне Старинки Горьковской области, коммунист, бывший рабочий-сталевар, с 1937 года служил в армии. Перед войной был начальником саперной службы одной из частей Красной Армии, дислоцировавшихся на территории Белоруссии.
Василий Федорович прошел большую школу борьбы с врагами в составе старейшего белорусского отряда «Беларусь». За храбрость, проявленную в боях, Тарунова наградили орденом Красной Звезды. Он стал первым орденоносцем в нашем отряде.
На этом совещании Василий Федорович поделился боевым опытом партизан Палика. Здесь же я подробно рассказал о бригаде «Старик», отличавшейся организованностью и армейским порядком, о небольших аккуратных и добротных землянках ее командира Пыжикова, батальонного комиссара Бывалого и начальника штаба майора Чумакова, в которых мне довелось побывать. Просторными, светлыми и теплыми были у них и землянки для самодельной типографии, госпиталя и хозвзвода. На другой стороне линейки располагались землянки-близнецы для боевых подразделений. В центре красовался армейского типа грибок для часового. В стороне, меж густых елей, дымились кухня и баня. Все было построено с умом и толком.
Примерно такую планировку решили сделать и мы у себя. До утра разрабатывали общий план и выясняли многие детали. Были сформированы группы плотников, печников, кровельщиков, добытчиков кирпича в разрушенных хуторах.
Ночью прибыли две подводы с хуторов. Их встретили с огромным ликованием. На них привезли лопаты, пилы, топоры. Наши лекари при свете костров рассматривали медикаменты и хирургические инструменты, добытые в деревне Сухой Остров. Больных прикрыли старыми полушубками и одеялами, привезенными днем с базы межрайкома партии.
Лагерь, как бы обретя второе дыхание, гудел, все жаждали работы. И пока что со смаком затягивались самосадом.
И закипела настоящая трудовая жизнь. Несмотря на беспрерывный снегопад, переходящий в дождь, где-то через неделю вместо ветхих шалашей появились довольно теплые, просторные землянки, заработала лагерная кухня. Запахло печеным хлебом, о котором раньше лишь мечтали. В стороне запарила настоящая партизанская баня. По вечерам зазвучали песни. Люди ожили и воспрянули духом. На очередном партсобрании Ивановский подвел итоги:
— Людьми умело командовать нужно, тогда они не только хорошие землянки построят, горячую пищу организуют, обуви понашьют, одежду добудут, но и сотни фрицев на тот свет отправят.
Собрание отметило, что жизнь отряда вступает в норму. Вместе с тем были поставлены задачи по дальнейшему укреплению дисциплины и обеспечению отряда многим недостающим. Ведь, как и раньше, партизаны ели еще без соли. Чуть не четверть отряда не имела оружия. Плохо обстояло дело с питанием рации. Совсем мало было патронов и взрывчатки. Нужно было одеть и обуть партизан. Многие, к нашему стыду, ходили в лаптях. А главное, требовалось без промедления начинать бить фашистов и полицаев, которые, обнаглев из-за бездеятельности отряда, стали все чаще грабить население в ближайших селах. Предстояло наладить систематическую разведку.
Развернулось творческое соревнование. Каждый стремился что-то предложить, сделать, как-то помочь скорее преодолеть трудности. Организовывали сапожную, пошивочные мастерские, приступили к обработке коровьих и овечьих шкур. Началось изготовление пусть неказистых на вид рукавиц, обуви, снаряжения. Особым энтузиастом в этом деле стал старший Нейман, не проявлявший особого рвения к участию в боевых операциях.
Каждый день из лагеря стали уходить группы. Одни к автомагистрали, другие с задачей добыть продукты питания, одежду и оружие. Они никогда не возвращались с пустыми руками.
Как-то в штабной землянке мы до рассвета разрабатывали планы на будущее. Почти весь отряд был уже вооружен. Надо было скорее приступать к активным боевым делам. Для повышения организованности и укрепления отряда было решено изменить его структуру, перестроив по военному образцу: отделение, взвод, рота.
Для ведения активных боевых действий на автомагистрали и железной дороге Минск — Москва на участке от станции Жодино и до пригорода Борисова создали первую роту во главе с Иваном Михайловичем Деминым и батальонным комиссаром Яковом Борисовичем Лихтером. Вторую роту скомплектовали из двух взводов и невооруженной группы. В нее в основном включили местную молодежь, которой предстояло быстро экипироваться у себя дома по-зимнему и отправиться на паликовские острова для военной подготовки и строительства запасной базы отряда и стационарного госпиталя. В ее состав ввели и специальную группу для добычи оружия, боеприпасов и взрывчатки. Командиром роты назначили лейтенанта Андрея Александровича Кислякова, политруком — Ивана Прочакова.
Был создан также разведывательный взвод во главе с Евгением Михайловичем Чуяновым. Перед взводом стояла задача постоянно и активно вести разведку, выяснять замыслы и намерения врага, собирать всю информацию о дислоцированных в Смолевичском районе, Борисове и Минске силах противника, их передвижении, строительстве укреплений, системе охраны коммуникаций, вести учет полицейских сил и всех важных объектов в зоне отряда. Данные надо было собирать не только в интересах отряда, но и для регулярной информации штаба партизанского движения на Большой земле.
Хозвзводу, порученному Василию Андросову, предстояло обеспечивать в любых условиях партизан питанием, наладить ремонт оружия, починку и пошивку, обуви и одежды.
Быстро побежали короткие зимние дни. Каждую ночь несколько групп со взрывчаткой на плечах тайком пробирались к железной дороге. Не всегда и не всем удавалось взорвать эшелон. Часто замерзшие, измученные, голодные, с тяжкой ношей за спиной возвращались подрывники в лагерь. Мрачные и злые, они отдыхали день, а к вечеру снова отправлялись в поход.
Железная дорога Минск — Москва была твердым орешком. Противник охранял ее круглосуточно. Вдоль полотна дороги возвышались наблюдательные вышки с пулеметами, откуда хорошо просматривались подступы к дороге. Днем с севера ее надежно прикрывала автомагистраль, по которой непрерывным потоком к фронту и обратно сновали отдельные грузовики и целые автоколонны с живой силой, техникой и снаряжением.
К югу от железной дороги простиралась открытая местность. Здесь вдоль линии патрулировали на мотоциклах и велосипедах группы полицейских и охранников. В небе регулярно висели разведывательные самолеты. С наступлением сумерек на железную дорогу выходили десятки дополнительных групп охранников. Они стреляли направо и налево при намеке на подозрение.
Много усилий затрачивали оккупанты на охрану дороги! Но, несмотря на это, почти каждый день на участке нашего и соседних отрядов со скрежетом и треском летели под откос поезда. Гитлеровцы били тревогу, усиливали охрану. По ночам они на машинах и броневиках стали курсировать и по автомагистрали. Перекрывали засадами наиболее вероятные подступы к железной дороге. Но партизаны все же минировали дорогу! Счет паровозов и вагонов, пущенных под откос, продолжал расти.
Но вскоре жизнь подрывников омрачилась — кончилась взрывчатка. Пришлось добывать ее из снарядов и авиабомб, подобранных партизанами и населением на полях и в лесах. Но вот настал час, когда ни снарядов, ни бомб не стало. Обиднее всего, что это совпало с наиболее ответственным периодом сражений на фронте: шла Сталинградская битва.
Как же все-таки достать взрывчатку и патроны?
Мы с командиром решили посоветоваться с партизан нами и местными жителями. Командир направился в штаб отряда, а я — к политруку первой роты Лихтеру, чтобы с ним пойти в деревни. Яков Борисович Лихтер, набросив шинель, сидел у соснового стола. На столе лежали исписанные листы.
— Бьюсь над листовкой. Исписал кучу бумаги, и все не клеится что-то.
Я просмотрел написанное. Это была не листовка, а целое воззвание. Взялись писать заново, так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно. Учитывали и практическую сторону: чем короче листовка, тем легче ее переписывать, хранить и передавать. Закончив листовку, мы передали ее машинистке Тамаре для размножения. Большими буквами она быстро отпечатала:
