Андрей Орлов - Черный штрафбат
— Уголовники, товарищ старший лейтенант? — испугался Зорин.
— Не из лагерей, не волнуйтесь. Из отдаленных зон, согласно приказу № 227, направлять заключенных в штрафные части запрещается. Особенно политических и всяких там паханов. Но вот из тюрем на территориях прифронтовых областей… Это предусмотрено законом — в крайнем случае в штрафные роты могут направляться гражданские лица, осужденные гражданскими судами за легкие и средней тяжести уголовные преступления. И в частях процедура назначения наказания упростилась — согласно приказу № 413 Народного комиссариата обороны от 21 августа 43-го года командиры частей имеют право направлять лиц, совершивших преступление, в штрафные части, минуя военные трибуналы. Не скажу, что наше пополнение — полный сброд, но мусора хватает. Процентов семьдесят — военнослужащие, осужденные за саботаж, трусость, дезертирство, шкурничество. Остальные — мелкоуголовный элемент, не имеющий отношения к армии — мразь, но мразь социально близкая, бывшие полицаи, бывшие солдаты РОА… Это, если вы не знаете, предатели, поступившие на службу к изменнику Родины генералу Власову. По моему разумению, такие жить не должны, а тем более служить с оружием в руках, но… закон есть закон. Наши суды отличаются невероятной гуманностью по отношению к государственным преступникам, дают им шанс исправиться и искупить вину. Держите, — особист извлек из-под стола небольшую стопку папок с делами и тряхнул перед Зориным, — эти восемь человек будут служить в вашем отделении.
— Товарищ старший лейтенант… — обиженно заканючил Зорин, — как же так? Командир роты мне лично обещал, что я могу сформировать свое подразделение из мною отобранных…
— Вот и считайте, что отобрали, — отрезал Чулымов. — Следует отметить, что действия капитана Кумарина не всегда соответствуют требованиям момента. Я для вас — такой же командир, как и он. Если не больше. Поставьте ротного в известность о моем распоряжении и забирайте это, — контрразведчик покосился на тонкую стопку, — пополнение. И прошу отметить, Зорин, что я не покушаюсь на людей, которых вы себе уже припасли. Воюйте с ними, как говорится, на здоровье. Но и этих забирайте. Делайте с ними что хотите. Хоть угробьте их в первом же бою — с пользой для дела, разумеется…
*Военком Боев обходил неровный строй солдат. Сутулый, угрюмый, прохаживался, поскрипывая надраенными до блеска сапогами, пронзительно смотрел в глаза практически каждому солдату, и с губ его не сползала язвительная гримаса. Когда он приближался, в строю стихали разговоры, бойцы замирали, задирали подбородки, задерживали дыхание. Взгляд комиссара действовал гипнотически, с ним старались не пересекаться. Энергетика от военкома исходила подавляющая. Зорин выдержал взгляд, и зря, наверное. Меньше всего ему хотелось оказаться на чьем-то «особом» счету. Комиссар остановился, царапнул его колючими глазами, неторопливо двинулся дальше. Солдаты, вышедшие из «зоны поражения», облегченно переводили дыхание, искоса обменивались взглядами. Но расслабляться не приходилось — офицерский состав стоял напротив в чистом поле — во главе с комроты Кумариным — и многозначительно помалкивал.
Зорин скосил глаза. Как обычно — никаких индивидуальностей. В этой форме все стандартные — пушечное мясо. У одних тоска в глазах, у других вообще ничего. Безликая масса, зато под черепной коробкой у каждого…
— А говорить, собственно, нечего, бойцы! — объявил комиссар. — Думаете, буду тут перед вами распинаться, агитировать, взывать к сознательности? Сами понимаете, не маленькие. И про Родину, которая возложила на вас огромную ответственность, и про вину перед народом, партией и правительством, которую самое время искупить. И про фашистов, которые не сдадутся без боя и будут обороняться до последнего…
Зорин видел, как поморщился капитан Кумарин. Недоуменно переглянулись молоденькие офицеры — можно представить, как натаскали их в училище по части политической сознательности.
— Завтра нас бросят в бой, — помедлив, продолжил комиссар. — Хотя, возможно, что и послезавтра.
— Лучше послезавтра, — не открывая рта, прошептал стоящий рядом Игумнов.
— Вечером взводные политруки проведут с вами обстоятельную беседу. От себя же хочу сказать следующее. Единственное, чем вы можете искупить свою вину, — это достойное поведение в боевой обстановке. Ну, и, конечно, безграничной верой в победу и торжество идеалов марксизма-ленинизма и дело партии Ленина — Сталина.
— А заградительным отрядом обеспечат? — буркнул Гурвич, стоящий слева. — Откуда без него вера в победу? И с торжеством идеалов как-то под пулями…
— Заткнись, — процедил Зорин.
— Если есть желающие подать заявления во Всесоюзную Коммунистическую партию большевиков, можете это сделать прямо сегодня. Каждое заявление будет рассмотрено. В случае положительного решения мы с ротным командиром товарищем Кумариным подпишем кандидатам рекомендации о приеме в партию. И в бой вы пойдете уже не просто солдатами, а кандидатами в члены ВКП(б), то есть почти коммунистами.
От Зорина не укрылось, как ротный сглотнул и недоуменно уставился в затылок комиссару. Для вступления в ВКП(б) требовались рекомендации двух членов партии — с партийным стажем не меньше года. После одобрения рекомендаций беспартийный становился кандидатом и после прохождения испытательного кандидатского срока — зачислен в партию. Правда, срок кандидатского стажа мог растянуться года на три. Что не избавляло от обязанности платить партийные взносы.
— Чушь какую-то несет, — прошептал Липатов. — Наш ротный не партийный, точно вам говорю.
— Ничего, — успокоил его Гурвич, — тебе наш новый контрразведчик рекомендацию даст. Уж этот черт наверняка партийный.
— А Липатову на хрена? — ухмыльнулся Ралдыгин. — Наш Липатов свой кандидатский стаж еще в комсомолии отбарабанил, с сорокового член партии. Второй раз вступать?
— И что, не исключили при вынесении приговора? — бросил через плечо Зорин.
— Не-а, — отозвался Липатов. — Спешили, наверное.
— Да хватит вам трепаться, — подал голос Костюк, — дайте умного человека послушать…
Но «умный человек» уже закончил свое выступление. Не в настроении он был сегодня глаголом жечь сердца. Передал эту почетную миссию ротному агитатору с немецкой фамилией, закашлялся, отвернулся…
*На взводном построении было веселее. Лейтенант Кружевский — бледный, тощий, как метла, ни разу в жизни не брившийся, торжественным срывающимся голосом, словно перечислял уже павших, зачитывал список личного состава. Каждый должен был выйти и четко и членораздельно сказать «Я». Зорин втихомолку наблюдал. По тому, как люди это делают (выходят из строя и говорят «Я»), можно многое сказать о человеке. Кто-то буквально выстреливал из строя и испуганно гаркал, кто-то не терял достоинства, а находились и такие, кому это было все равно — косолапо выбирались, что-то бубнили. Многие и винтовки держать не умели. Люди расслаблялись — не видели в зеленом неоперившемся юнце грозного командира. Ухмылялись, перебрасывались шуточками.
— А ну молчать!!! — внезапно рявкнул Кружевский. Строй в недоумении замер. Костюк на всякий случай втянул живот.
— По списочному составу сорок пять человек, — напряженно-торжественно, как на параде, заявил лейтенант. — В строю находятся…
— Сорок шесть? — пискнул кто-то и осекся. Лейтенант свел густые черные брови.
— Фамилия? — выкрикнул визгливо.
— Антошкин я… — подумав, сообщил говорливый. — Ну, в смысле… рядовой Антошкин.
— Выговор перед строем, рядовой Антошкин! — рубанул лейтенант.
«Ну и дурак», — подумал Зорин.
— И чего мне с ним делать? — еще раз подумав, поинтересовался провинившийся.
— Носить и думать, — объяснил подошедший взводный политрук Максимов — мужчина плотный и солидный. — А трепаться будем, когда вас попросят, бойцы. А когда говорит старший по званию, всем молчать и внимать. Ясно?
— Так точно, — отозвался взвод через одного.
А дальше была пафосная политинформация с уклоном в агитацию и разъяснение текущей политики партии в отношении немецко-фашистских захватчиков и жителей украинских областей, по которым в ближайшее время будет победоносно шествовать Советская армия. Ровно, Луцк, Львов, Тернополь. Области непростые, — объяснял командир взвода и примкнувший к нему политрук. — В 39-м большинство из них насильно оторвали от Польши и присоединили к Советскому Союзу. Объяснить за два года населению необходимость строительства социализма удалось не в полной мере. Три года эти территории томились под фашистскими захватчиками, а в ближайшее время снова станут советскими, так что к населению, среди которого есть фашистские пособники, и относиться следует соответственно. — Политинформацию слушали вполуха. В заключение бурят Малыгов из первого отделения выпал из строя, нечаянно уснув. А потом как мог объяснял возмущенным офицерам, что стоять неподвижно он может недолго, а тем более когда говорят какие-то непонятные слова…
