Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга II
Над аэродромом гулко плыли удары колокола.
— Ну вот, легки на помине! Боевая тревога, товарищ комдив!
— Ну что же, посмотрим на твоих молодцов в деле…
— Высота 6000 метров… Четыре «фоккера», — кричал в микрофон радист станции наведения. — Идут со стороны Голубой бухты…
— Сами видим, — раздался в наушниках голос одного из четверки, поднявшейся наперехват.
— Что они делают! — в отчаянии сорвалось у Любимова. Он с ужасом видел, как, теряя время и ставя себя в невыгодное для атаки положение, его ребята стали набирать высоту тут же над аэродромом.
Немцы сразу получили выигрыш и в высоте, и во времени.
— О чем они думают!? — метнулся к рации Токарев. — Передавай!..
Что передавать, он так и не успел сказать радисту. Да и вообще, передавать что-либо уже было поздно. «Фоккеры» отлично использовали свое преимущество. Их стремительная атака со столь выгодных позиций не могла не увенчаться успехом. Гитлеровцы были слишком опытными, чтобы не отыгратся на ошибке молодых летчиков. Через какую-то минуту два наших «ястребка» уже шли на вынужденную посадку.
Токарев, несмотря на то, что уважал Любимова и знал его много лет, в бешенстве повернулся к нему. Неожиданно перешел на «вы»:
— Это так вы учите их воевать!.. Кто в воздухе?
— Остались Татищев и Снесарев — лучшие летчики полка.
— Посмотрим, какие они лучшие…
Словно невидимое радио донесло до Татищева и Снесарева разговор комдива с командиром полка.
Конечно, это было простым совпадением, но именно в это мгновение летчики пошли в неравную лобовую атаку.
Гитлеровцы, вероятно, такого не ожидали. А растерянность в воздушном бою смерти подобна. Один из «фокеров» мгновенно задымил. Трое вынуждены были рассыпаться и сломать боевой строй. Татищев и Снесарев преследовали отходящего врага…
— Ну, а если бы немцы не растерялись? — почти шепотом спросил Любимова комдив. — Ты понимаешь, чем, вообще, все это могло кончиться!..
Что-либо возразить Любимов не мог.
— Я все отлично понимаю, товарищ комдив. Здесь налицо грубейшее нарушение правил воздушного боя. Партизанщина какая-то…
— Собрать летный состав полка для разбора!
— Есть…
Хмуро шли к командирской землянке ребята одиннадцатого гвардейского. Разбор ничего хорошего им не сулил.
— Надо же так осрамиться перед командиром дивизии, — бросил успевший уже приземлиться Татищев.
— Не надо было ему сегодня приезжать! — пытался отшутиться Снесарев. Но шутка получилась не деликатной. — Это ерунда, конечно… Но если нам сейчас намылят головы — поделом…
— Намылят головы — такое пережить можно. А вот если бы мы двух друзей сразу потеряли… А мы их почти потеряли…
Летчики хмуро замолчали. Одним словом, все ожидали разноса. Опасливо поглядывали на комдива, удрученно сидящего за столом: ну что тянет? Начинал бы скорее!..
— Вот что, друзья!.. — начал он, неожиданно резко поднявшись. — Люди вы взрослые… Выводы из сегодняшнего боя, — он помолчал, — ну, скажем, самые грустные. Ошибка товарищей, очевидно, ясна уже всем. Превосходство в высоте — основа успеха атаки. Вы вместо того, чтобы стремительным маневром по крайней мере сравнять условия, приняли бой в невыгоднейших для себя условиях. Результаты… Результаты вы видели собственными глазами. Для истребителей такие ошибки непростительны. Тем более, для истребителей гвардейского полка, — подчеркнул Токарев. — Полка, имеющего опыт Одессы и Севастополя. Ну кто же принимает бой, еще не набрав высоты? — Комдив поморщился. — Э… да хватит об этом… Что я вас, словно малых ребят, учу. Кстати, — он посмотрел в сторону Снесарева, — вы часто деретесь над Архипо-Осиповской… Кто из вас знает историю этого названия?
Летчики молчали.
— Конечно, знать такое не обязательно. Но от излишних знаний никто еще не умирал…
Токарев на минуту задумался.
— Жил на свете простой русский солдат. Осипов Архип… Если память мне не изменяет, было это в тысяча восемьсот сороковом году. Там, где сейчас Архипо-Осиповка, русской армией было возведено укрепление. Звалось оно Михайловским.
Подробностей я не помню, — продолжал комдив, — но многим сотням горцев удалось скрытно подойти и атаковать укрепление. В гарнизоне же было всего около семидесяти штыков. Почти все солдаты полегли уже во время первого приступа.
— Надо взрывать пороховой погреб, — решил капитан, командовавший русским отрядом. — Нужны добровольцы:
— Разрешите мне, — вызвался рядовой Архипов. Страшный взрыв потряс воздух. Русский солдат ушел из жизни, прихватив с собой сотню-другую врагов…
— Если уже погибать, — продолжал, помедлив немного, Токарев, — так только таким образом, чтобы самой смертью своей причинить максимальный урон врагу. Те из вас, кто сражался под Одессой и Севастополем, знают, что только так и никак иначе действовали защитники этих городов. Погибнуть глупо — более чем сомнительная доблесть. Погибнуть по причине зазнайства, пренебрежения к боевым приемам противника — попросту служебное преступление. Никакого геройства я здесь не вижу.
Токарев намеренно несколько сгущал краски.
— Во всяком случае, обстановка сегодня подсказывала единственно правильное решение: на бреющем отойти от аэродрома, набрать высоту. А потом уже атаковать…
Посмотрев на хмурые лица летчиков, Токарев неожиданно улыбнулся:
— Ну ладно… Хватит читать вам нотации. А то совсем скисните. Хорошо то, что хорошо кончается. Снесареву и Татищеву встать!
Два летчика с недоумением поднялись. Если они и были виноваты, то сделали все, чтобы исправить положение.
— Представляю вас к награждению орденами Красной Звезды. Не за ошибку, нет. За то, что нашлись в столь сложной обстановке и сумели во время эту сшибку исправить. В конце концов не ошибается тот, кто ничего не делает…
Последнюю фразу комдив буркнул скорее для себя, чем для стоящего рядом Любимова.
Имя на поверке
С воздуха земля особено прекрасна. Май бушует над Причерноморьем. Розовые, сиреневые, белые облака цветенья подходят к самым горам, а те кажутся невесомыми в нежной акварельной дымке.
Какой нелепостью кажется сама мысль, что все это в любую минуту для тебя может кончиться, как кончается лента в кино, и механик начнет крутить другую, где не будет ни синей дымки, ни аквамариновой воды, а только взрывы, всполохи и боль.
— Выходим в район Благовещенская — Анапа. Внимание! — голос ведущего группы старшего лейтенанта Тарасова хорошо слышен в наушниках. — Всем вести наблюдение.
Двенадцать «яков» прикрывают шесть штурмовиков.
— Что ты бормочешь? Не разберу! — спрашивает по рации Тарасов Лобанова.
— Я говорю, конвой должен быть где-то здесь. Не мог же он провалиться сквозь воду.
— Он и не собирался проваливаться. Посмотри внимательнее на взморье…
Вначале они казались точками, потом суда стали ясно различимы. В центре дымил огромный транспорт. Слева и справа от него шли вооруженные баржи. В воздухе появились облачки темных разрывов: корабли срочно ставили стену заградительного огня.
— В атаку!..
«Илы» ринулись вниз. Вот они разошлись и с разных сторон устремились на транспорт.
Полыхнуло оранжевое пламя, эхо взрыва метнулось над морем, взвились к небу обломки палубы. И сразу — черный дым.
Транспорт горел.
«Мессеры» появились, когда штурмовики делали второй заход.
Уваров встретил ведущего лобовой атакой. Летчик видел, как раскололся фонарь над головой гитлеровского пилота, как вздрогнула машина врага, клюнула, пошла вниз.
Свалил он немца или нет, Уваров не знал. На преследование не было ни секунды. Едва он отвернул самолет, как увидел: «мессер» гонится за отставшим Ил-2.
— Держись, браток! Иду на помощь…
Немец сразу заметил грозного противника, заходящего ему в хвост. Здесь было уже не до преследования этого проклятого русского, которого он уже считал своей верной добычей.
Но раньше Тарасова на помощь пришел Лобанов. Он влепил немцу пушечную очередь как раз в тот момент, когда гитлеровец выходил из виража, намереваясь атаковать Уварова. «Мессер» резким снижением пошел к берегу и сразу попал в огненные клещи Тарасова и Климова. Они завершили дело. Столб воды на вспененной поверхности моря — и все было кончено.
«Как раз на траверзе Мысхако… Триста метров от берега… — мысленно сделал отметку Тарасов. — Но что это с Климовым?»
«Як» товарища явно неуправляем. Или почти неуправляем. Машина валится на левое крыло, пытается выйти в горизонтальный полет, но безуспешно. А поверхность моря все ближе и ближе. Выбрасываться на парашюте уже поздно.
— Садись на воду! Садись на воду! Вызовем катера! — кричал Тарасов.
