Владимир Попов - Сталь и шлак
Все заводские цехи, кроме воздуходувной станции, были как бы представлены этим большим эшелоном. Изменив свой маршрут, директор направился в глубь завода.
В высоком здании, рядом с остовами огромных машин, на полу из светлых метлахских плиток лежали аккуратно приготовленные к отгрузке детали: золотники и поршни, кривошипы, напоминающие исполинские, согнутые в локте руки, роторы недавно установленных трубовоздуходувок новейшей конструкции.
Дубенко вышел на воздух и подставил разгоряченный лоб холодному осеннему ветру. Но, дойдя до ближайшего телефона, он тут же позвонил в штаб по эвакуации и потребовал подать вагоны под отгрузку.
На электростанции, куда он зашел проверить ход работы, мощный монтажный кран медленно опускал на железнодорожную платформу гигантский ротор главного генератора тока. Наблюдавшие за погрузкой рабочие замерли в ожидании: правильно ли ляжет вал ротора на приготовленные для него стойки? Мастер, руководивший погрузкой, поднял руку — и ротор передвинулся в указанном направлении. Потом, проверив расположение ротора над платформой, мастер решительно показал вниз — ротор плавно опустился на место.
Тотчас же на платформу взобрались рабочие с топорами, молотками, досками и начали обшивать ее со всех сторон, чтобы укрыть ценный груз от непогоды. Рядом лежали рулоны толя. На платформе быстро вырастал дощатый дом со стрельчатой крышей.
Дубенко с облегчением следил за слаженной работой людей. Торопить их не приходилось.
К нему медленно подошел мастер, вытирая платком пот с не остывшего от напряжения лица.
— А этот? — спросил директор, указывая в сторону мерно гудевшего генератора, который был значительно меньше, чем демонтированный.
— Тот смертник, Петр Иванович, — грустно, как о человеке, сказал мастер. — Он будет работать до последней минуты: цехам ведь и свет нужен, и напряжение для кранов. Его взрывать будем. Главное — вывезти этот генератор, что нам дал в долг товарищ Серго.
Серго Орджоникидзе лично следил за изготовлением этого генератора на одном из ленинградских заводов и, когда агрегат передавали металлургам, сказал: «Смотрите, товарищи, даю в долг! Отдадите, надеюсь, металлом».
Годы третьей пятилетки, полные героического труда, один за другим встают в памяти Дубенко. Коллектив завода сдержал слово, данное наркому, и сполна вернул свой долг стране.
Бесчисленные нити связывали завод со страной, со всеми ее новостройками. Его рельсы укладывались в подземных тоннелях Московского метро, в степях Туркестана, на магистрали Москва — Донбасс. Из его балок воздвигались гигантские корпуса «Магнитки», «Уралмаша», Ново-Тагильского завода, «Амурстали». Его лист шел на изготовление кузовов и кабин автомобилей Московского и Горьковского заводов, тракторов Харьковского, комбайнов «Сельмаша». Его броней одевались танки.
А сейчас оставалась только одна нить, узкая нить рельсов, по которой завод должен был эвакуироваться на восток, да и та грозила оборваться.
Дубенко возвращался к себе через доменный цех. Другие заводы вывозили все, чтобы целиком возродиться на новом месте. Металлурги же вывозили оборудование и оставляли основное — домны, мартены. Чтобы враг не смог их использовать, горны доменных печей наполняли чугуном, а мартеновские печи взрывали.
Дубенко долго смотрел на уходящие вверх кауперы и печи:
«Разве их заберешь с собой? Разве вывезешь?»
9
В конце дня Валя, одетая в синий комбинезон, вся перепачканная и сердитая, вошла в штаб. Она хотела работать наравне со всеми и, взобравшись на уборочный кран, принялась слесарить, но ребята осторожно отобрали у нее гаечный ключ и выпроводили с крана. Работа была опасной, к тому же обнаглевшие немецкие летчики иногда прорывались сквозь заградительный огонь и обстреливали территорию завода из пулеметов.
Матвиенко попросил Теплову показать невостребованные эвакуационные листы и вызвать их владельцев по одному для беседы. Дежурная побежала в цех.
Первым явился Дятлов. Высокий бодрый старик покрутил усы и выжидательно посмотрел на Матвиенко.
— Возьмите эвакуационный документ, — сказал Матвиенко, протягивая ему лист. — Вы что, уезжать не собираетесь, что ли?
— Куда я поеду? Я тут родился, тут жизнь прожил, тут и умирать буду. И кому я нужен? Никому ни тут, ни там.
— Здесь, точно, никому не будете нужны, — подтвердил Крайнев, сидевший рядом с Матвиенко, — а на Урале печей много, но таких мастеров-каменщиков и там немного.
В конце концов Дятлов положил удостоверение в карман и вышел. Трудно было понять: решил он ехать или просто захотел прекратить неприятный для него разговор.
Пришел Опанасенко. Его огромная фигура, казалось, заполнила собой всю комнату.
— Никуда я не поеду, — решительно заявил он. — Здесь у меня домик, обстановка кое-какая. Пианино дочке недавно купил. Всю жизнь наживал — и вдруг бросить! Растащат. Вернешься к разбитому корыту. Да и Светлана здоровьем слаба, куда ей на Урал ехать. Как-нибудь перебьемся.
Никакие увещевания не помогли. Опанасенко, не взяв удостоверения, ушел в цех.
Вошла женщина в платочке и стеганом ватнике. Ее никто не вызывал.
— Я Пахомова, — сказала она, — муж в армию ушел, а я хочу уехать.
Матвиенко объяснил, что удостоверение послано ей домой с нарочным.
Дверь резко распахнулась от удара ногой, и в комнату вошел чернявый парень небольшого роста.
— Ну, чего звали? — вызывающе спросил он.
— Ты почему до сих пор не получил документа? — спросил Матвиенко.
— А на кой он мне сдался? — ответил парень и повернулся к двери.
— Стой! — крикнул на него Крайнев, вскакивая со стула.
— Ну, чего еще? — бросил парень, не меняя тона, но останавливаясь.
— Ты почему не хочешь ехать? — спокойно спросил Матвиенко.
— А что там жрать будем? Тут меня и этот прокормит. — Он хлопнул рукой по гаечному ключу, торчавшему из кармана засаленного комбинезона, усмехнулся и вышел, не закрыв за собой дверь.
— Ишь какой бойкий! — сказал Матвиенко. — Не говорит, а режет. Лютовская порода — его племяш. Хотя Лютов начинал у нас иначе — ягненком прикидывался.
Сергей Петрович ничего не ответил. Он с горечью думал о том, что, проводя целые сутки в цехе, он следил только за демонтажем оборудования и мало разговаривал с людьми об отъезде.
Раздался телефонный звонок. Валя взяла трубку и сейчас же передала ее Матвиенко.
— Понял, приду немедленно, — сказал он, закурил папиросу и ушел.
В штабе воцарилось молчание.
— А вы знаете, Сергей Петрович, — прервала молчание Теплова, — я остаюсь.
— Остаетесь? — спросил Крайнев.
Теплова опустила голову, Сергей Петрович смотрел на нее удивленно и растерянно. Он заметил, что плечи у нее вздрагивают. Не зная, что сказать, он налил стакан воды и подал ей.
— Я не могу ехать. Поймите, не могу… — сказала она, придя в себя. — У меня на руках мама, тяжелобольная, лежит уже второй год. Я у нее одна. Ну, как оставить беспомощную старуху? Я много, очень много думала. Ведь и вы бы не бросили свою мать? Правда?
— Нет, я бы уехал, — твердо сказал Крайнев.
— Да, пожалуй, вы бы уехали. Ну, а если бы оставался ваш сынишка?
Крайнев вздрогнул от этого вопроса: он никогда не задавал его себе.
— Все равно уехал бы, — сказал он, не поднимая глаз.
— Неправда, — возразила Теплова, — я чувствую, что неправда.
— Валя, едемте с нами. Вы же знаете, как немцы расправляются с населением, вы комсомолка… — Он отошел в сторону и посмотрел на нее так, будто впервые видел это простое, милое лицо с большими серыми глазами.
Валя вздохнула и встала.
— Прощайте, Сергей Петрович, — произнесла она и протянула ему руку; Крайнев не шевельнулся.
Теплова медленно направилась к выходу.
— Валя! — крикнул Крайнев ей вдогонку. — Едемте с нами!
Теплова обернулась и с тоской посмотрела ему в глаза. Дверь отворилась, и в штаб вошел Макаров.
— Прощайте, Сергей Петрович, — сказала Валя и быстро вышла из комнаты.
Крайнев сделал было шаг к двери, но Макаров преградил ему дорогу.
— Товарищ начальник мартеновского цеха, — сухо произнес он, — у меня к вам срочное дело.
— Да поймите же! — воскликнул Крайнев так, что Макаров даже попятился от неожиданности. — Поймите, Василий Николаевич, какого человека мы теряем: ведь она остается, не едет!..
Он резко открыл дверь и выскочил на площадку. Макаров последовал за ним.
Крайнев побежал к проходным воротам, но Тепловой нигде не было.
10
Поздно вечером налетели немецкие самолеты, и тотчас же от сильных взрывов задрожала земля.
«Полутонки или даже более крупные», — подумал Крайнев, поворачивая голову в сторону электростанции, откуда доносились взрывы.
