Георгий Соколов - Нас ждет Севастополь
— Действительно, все очень просто, — рассмеялся Глушецкий.
Они сидели на берегу. Волны мягко наползали на песчаную полосу, отделяющую море от обрывистого берега, обмывали отшлифованные камни и снова пятились в море. Кругом было тихо. Лишь из-за сарая, где жили разведчики, слышалась грустная песенка про матроса, тоскующего по далекой невесте. Голос у певца был глуховатый, но приятный.
— Кто это пост? — спросил лейтенант.
— Гучков.
— Вот бы не подумал, — удивился Глушецкий.
— Переживает. У него в Донбассе жена и двое ребятишек остались.
— Из группы Иванцова никого не встречал?
— Не довелось.
«Неужели погибли?» — подумал лейтенант.
Утром лейтенант обложился картами и в течение часа изучал маршрут на Апшеронскую, стараясь удержать в памяти малейшие подробности.
Закончив с картами, Глушецкий подозвал Семененко и попросил у него список личного состава.
— А это что за человек? — удивился Глушецкий, прочтя фамилию Гриднева. — Ему сорок пять лет. Зачем же в таком возрасте в разведку посылать? Позови-ка его.
— Это батя Артем, — улыбнулся Семененко.
— Вот именно батя, — усмехнулся Глушецкий, недоумевая, как мог начальник разведки не заметить среди разведчиков пожилого человека.
Семененко позвал Гриднева. Через минуту перед лейтенантом стоял среднего роста жилистый сержант со смуглым лицом и пушистыми белесыми усами. Его маленькие светло-карие глаза смотрели спокойно из-под таких же белесых, как усы, бровей, а около толстых губ залегли две глубокие морщины, придававшие лицу суровый вид. Одет он был, как и все разведчики, в пехотное обмундирование, которое сидело на нем ловко, словно было специально подогнано под его фигуру. Глушецкий отметил про себя, что вид у него молодцеватый.
Откозыряв, Гриднев чуть улыбнулся, отчего морщины у губ сразу приняли другую форму, и теперь лицо сержанта не казалось суровым, а выглядело добродушным, казалось, вот-вот он скажет что-нибудь веселое.
— Знаю, товарищ лейтенант, — сказал он, — зачем меня вызвали. Думаете, староват, что в моем возрасте тяжело ползать по-пластунски, драться в рукопашном бою.
— Верно, так и подумал, — признался Глушецкий.
Быстрым движением сержант стянул с себя гимнастерку и тельняшку и повернулся спиной к лейтенанту.
— Годы мои, верно, подкачали, товарищ лейтенант, — заговорил он, — но вот посмотрите. Вся спина в шрамах. Это во время гражданской войны получил угощение. Немцы шомполами погладили. Так что у меня счетец давний.
Темные полосы на спине Гриднева потрясли Глушецкого.
— Одевайтесь, — торопливо сказал он.
Одеваясь, Гриднев рассказал, что в молодости был матросом, во время гражданской войны воевал под Царицыном против белых. На Отечественную войну пошел добровольцем, когда фашисты ворвались в Крым. До войны работал механиком в МТС.
— Обузой не буду, — заключил Гриднев. — Силенок хватит. Не верите — давайте поборемся.
В его глазах появилось лукавое выражение.
Глушецкий улыбнулся:
— Все понятно. Только почему разведчики зовут вас батей, а не по званию?
— Так я же парторг, товарищ лейтенант. Они ко мне за всякими советами обращаются. А что, — может, запретить им называть меня батей?
— Не надо, пожалуй, — сказал Глушецкий, — Оставайтесь батей.
— Бати разные бывают, — застегивая пояс, прищурился Гриднев. — У нас в МТС однажды появился новый директор. На голове уже гречка цветет, а в голове еще не посеяно было. Взбалмошный такой, что не приведи господи. Всех заставлял звать его батей. А через полгода его под зад коленкой из МТС наладили. Такой-то батя!.. Я так думаю, товарищ лейтенант, ежели люди не называют тебя батей, то сам в батьки не лезь.
Только Гриднев вышел, в дверях показалась голова Кондратюка.
— Разрешите, товарищ лейтенант.
— Входи.
Слегка смущаясь, Кондратюк заговорил:
— Я насчет Гриднева… От имени комсомольцев… Нам без него просто невозможно… Это такой товарищ…
— Понятно, — сразу догадался Глушецкий о цели его прихода. — Гриднев остается в отряде.
Лицо Кондратюка просияло.
— У нас есть еще предложение.
— У кого это — у нас?
— У комсомольцев. Я ведь комсорг, — с некоторой гордостью произнес Кондратюк. — У нас не все знают, как надо ориентироваться в горах. Если такой человек отобьется от отряда, то может совсем потеряться. Надо бы провести занятия.
— А разве не проводили?
— Не успели. У нас есть разведчик, который родился и вырос в горах. Без карты в любое время везде пройдет. Охотник и следопыт исключительный. Это Трегубов. Мы просим вашего разрешения собрать отряд, и пусть он расскажет о том, что знает.
— Разрешаю. И сам послушаю.
За день Глушецкий успел поговорить со всеми разведчиками. Медведкин подобрал в отряд хороших людей, и лейтенант был рад, что у него под командой будут опытные бойцы. С такими смело можно идти в тыл противника. Только один разведчик удивил Глушецкого своей мрачностью. Это был узбек Пардават Байсаров. Он большей частью молчал, опустив голову. В его узких глазах словно застыло тоскливое выражение. Гриднев сказал лейтенанту: «Парень он хороший. О молодой жене переживает. Пройдет».
Глава четвертая
1Новосельцева недолго держали в отделе кадров. По рапорту командира дивизиона морских охотников капитан-лейтенанта Корягина его откомандировали на прежнюю службу. На попутных автомашинах лейтенант доехал до Геленджика.
Увидев бухту и стоявшие у причала корабли, Новосельцев остановился, поправил фуражку и китель и с радостным волнением стал смотреть на раскинувшуюся перед ним панораму.
Новосельцев присел на камень и закурил, не сводя глаз с бухты. Ему вдруг страстно захотелось стоять на командирском мостике и ощущать под ладонью прохладные ручки машинного телеграфа. Все-таки чертовски везет ему! Новосельцев искренне радовался, что опять будет командовать морским охотником. Лучшего корабля для боя трудно придумать. Вот о каких кораблях будут слагаться легенды и песни! Ни один большой корабль не имеет столь славной истории, как какой-нибудь неказистый с виду сторожевой катер с бортами, обшитыми не броней, а тонким деревом.
Но было время, когда Новосельцев с пренебрежением думал о сторожевых кораблях. Ему вспомнились первые месяцы морской службы. Три молодых лейтенанта, окончивших военно-морское училище, Новосельцев, Школьников и Крутов прибыли в Севастополь для прохождения службы на Черноморском флоте. Они не очень-то были довольны назначением на Черное море. У них была мечта попасть на Тихоокеанский флот, о котором среди курсантов было много разговоров. Там современные боевые корабли, оборудование по последнему слову техники, и развернуться человеку с морской душой есть где — тут тебе и Охотское море, и Японское, и Тихий океан, наконец. А что Черное море по сравнению с Тихим океаном? Так себе, лужа. А флот там какой? Всего-навсего один линкор, да и тот старый, дореволюционного образца. Курсантам было известно, правда, по молве, что вообще на Черноморском флоте половина крейсеров и эсминцев устаревших конструкций, да и ни к чему там современные корабли, ибо флот служит больше для парадов, а не для войны.
Вторым огорчением для молодых офицеров, прибывших в Севастополь, было назначение на сторожевые катера помощниками командиров. Осмотрели лейтенанты свои корабли, сошли на берег, присели на скамейку в Приморском бульваре и начали горько злословить.
— Господи, за что такое наказание! — воскликнул Крутов, ероша волосы. — Стоило ради этого учиться? Числить боевым кораблем деревянную скорлупу, на которой нет ни башенных установок, ни дальномеров, ни приборов для управления артиллерийской стрельбой… Смешно, смешно и смешно.
— Сплошной анахронизм, — подтвердил Школьников. — Поставь рядом крейсер со стальной броней, с мощными орудиями, с точнейшими приборами — сравненьице!
— По-моему, эти катера — просто-напросто неплохие яхты, — заявил Новосельцев. — Начальство катать. А мы вроде извозчиков. Да, да, мы извозчики. С образованием, правда…
Нет, не яхтами для развозки начальства оказались сторожевые катера. Именно они должны первыми обнаружить противника и донести командованию. Они обязаны нести охрану базы со стороны моря. Их и назвали морскими охотниками за то, что они охотятся за подводными лодками противника, оберегают от них транспорты и корабли на переходах. А это значит, что катера всегда на первой линии огня.
Там, в море, Новосельцев убедился, что служба на сторожевом катере куда труднее, чем на больших кораблях. И знаний требует больше. Ведь нет у командира и его помощника механических помощников, все решает их личная способность, натренированность команды.
