Василий Ажаев - Далеко от Москвы
— Алеша! — снова слышен голос Беридзе, голос захмелевшего человека. — Меня все просят передать тебе... Очень заметно твое отсутствие. Как могу, стараюсь заменить тебя. Мы гордимся, что именно ты — посланник от нашего коллектива в Москву. Скажи столице: все наши думы о ней!
— Сталину доклад делай: весь нефтепровод будет такой, как наш участок! Ни одного разрыва стыка! Даю слово! — тоном приказа говорит Умара.
Алексей послушно кивает головой...
Глава четырнадцатая
В Москву!
Вышло так, как и предполагал Гречкин: отчет пришлось готовить ему вдвоем с Алексеем.
— И зачем, скажи на милость, созывали это совещание? — ворчал плановик. — Только растревожил Батманов людей. У меня до этого все ясно было: какие цифры нужны, какие объяснения. Теперь сомневаюсь... И жди-пожди, пока начальники отделов принесут свои фантазии.
Они распределили между собой работу: Гречкин собирал материалы и готовил отчетные сведения, Алексей вместе с Кобзевым прикинул, какие потребуются ему к отчету карты, графики, чертежи и схемы, и принялся обдумывать план доклада.
За двое суток Гречкин сумел вытянуть докладные записки от всех начальников отделов. Они приходили и заранее оправдывались: «Пока слушали Батманова, руки тянулись к перу, а сели писать — не получилось».
— Давай лучше поговорим, я все тебе передам живыми словами, — с виноватым видом предложил Федосов. — Мучил, мучил себя, а все без толку. Скажи, пожалуйста, роман, что ли, должен я тебе принести?
Гречкин и Алексей показали записки начальнику строительства. Василий Максимович просматривал их, читал Залкинду отдельные выдержки и ругался.
— Так и знал! «Связисты мобилизовали себя на преодоление любых трудностей». Это Васильченко Таня так-то пишет, чего же можно ожидать от Либермана! Или вот вам произведение бриза: «сущность рационализации, внесенной инженером Тополевым, заключается в нижеследующем». Дальше идут пункты: «а», «б» — целый алфавит. Бедный Кузьма Кузьмич, наверное, перевернулся бы в гробу от этих нижеследующих слов, сделанных из жести. Смешки вам! — заметил Василий Максимович улыбки Алексея и Гречкина. — Будете сами сочинять. Только попробуйте принести что-нибудь похожее!
Ковшов и Гречкин писали доклад и спорили — получалось «типичное не то», по излюбленному выражению Гречкина. Кобзев принес большую, мастерски вычерченную им карту Дальнего Востока с условным изображением нефтепровода. И нарисованный он казался громадным, протянувшись черным, под цвет нефти, каналом по всему листу с нанесенной на нем сеткой, голубыми жилками рек и кружочками городов и селений. По обе стороны от нефтепровода струились тонкие параллельные цветные линии, где каждый сантиметр был равен десяти километрам. Красная линия означала автодорогу, синяя — связь, коричневая — развозку труб по трассе, зеленая — сварку, розовая — рытье траншей, голубая — очистку, изоляцию и спуск трубопровода в траншею, желтая — испытание его водой, сиреневая — засыпку траншеи землей, фиолетовая — постройку нефтеперекачечного узла и оранжевая — гражданские сооружения.
Только три линии сопровождали трубопровод по всей длине: красная (автодорога), синяя (связь) и оранжевая (гражданские постройки). Да еще коричневая (развозка труб) была почти сплошной, лишь кое-где прерываясь. Остальные выглядели так, будто их вычертили небрежной рукой: они вдруг обрывались, пропадали, возникали на сантиметр два и снова исчезали.
Это простое и наглядное изображение состояния стройки взволновало Алексея и особенно Гречкина. Пестрый и нарядный узор на карте как бы кричал каждой черточкой о том, что работы осталось еще очень много.
На карту Кобзева, на бумаги падали, опалив крылья на большой электрической лампе или просто обессилев, зеленые мотыльки. С наступлением вечера они, словно порождение лунного света, влетали в окна и с беспокойным шелестением надоедливо носились по комнате.
Алексей с досадой стряхнул их с карты и, почувствовав на себе пристальный взгляд Гречкина, спросил:
— Что обозреваешь? Лицо в чернилах, что ли?
— Не интересует меня твое лицо, я не Женя, — отмахнулся Гречкин. — Ты приехал с крайних участков, видел трассу, скажи, успеем или не успеем в срок?
— Успеем, — не колеблясь, ответил Алексей. — Не потому, что работы к концу подходят — до конца далеко. И не потому, что легко. Просто нельзя не успеть, не имеем права не успеть.
— Так и заявишь в Москве?
— Так и заявлю.
— Москва на слово не поверит, надо это доказать. Знаешь, что тебе скажу по-товарищески: трудная у тебя задача. Не поверишь, что-то нервничаю я последнее время. Лизочка и та заметила. С Батмановым вообще-то хорошо работать... Тяжело, конечно... Тянешь лошадиную поклажу. И всегда держи ухо востро, иначе опростоволосишься. Однако хорошо все же... Строгий он, твердый, самое трудное берет на себя. Ласковое слово скажет раз в три года. Зато и дорого оно! С таким начальником пойду до конца в любом деле. Но стройке подходит срок, время тает, как воск. Над бухгалтером он посмеялся, да и я тоже не удержался, ржал, как конь. А ведь многие могут так же сказать: от цифр не убежишь. Ко мне отовсюду приходят эти цифры. Правда, они растут день ото дня, толстеют, так сказать, обрастают мясом и жиром. Все так. Однако теперь ты встань на мое место и взвесь сегодняшнюю выработку строительства, капиталоотдачу за день — это же половина того, что нам надо выработать, раз мы хотим дать нефть в срок! Вся моя речь к тому, что тебе в Москве придется даже опровергать цифры, которые я сам посылаю каждый день в главк.
Глаза Гречкина округлились, на некрасивом широком лице появилось выражение растерянности.
— Или ты больше моего знаешь, пожив на трассе? — продолжал он. — Откуда у тебя такая уверенность? Не судишь ли ты только по своему головному участку? Согласен, он будет готов вовремя, видно по всему. Зато на других участках сварку довели только до половины. Умара Магомет — один на всю стройку.
Алексей встал и прошелся к двери и обратно. Гречкин не сводил с него глаз.
— Верно, работы уйма. Тем не менее, все будет сделано, — Алексей утверждал это без колебания. — Странный ты, товарищ главный диспетчер. Ведь знаешь же, какие меры принимаются, чтобы твои цифры еще быстрее росли. После приказа о боевых участках выработка сразу пошла вверх. Часовой график ввели — он только-только начинает входить в силу. Соревнование не дошло еще до белого накала. Умара вовсе не один. Читал обращение сварщиков Пети Гудкина? Они чуть ли Умаре Магомету на пятки не наступают... А сам Умара и его товарищи — Кедрин, Вяткин, Федоров — уже направлены на участки как инструкторы стахановских методов. Известно тебе все... Наиболее трудоемкие работы — земляные, рытье и засыпку траншей — берут на себя в значительной мере колхозники, наши друзья на Адуне. И в докладе расписываем это. Или ты пишешь не то, что думаешь?..
Гречкин поморщился и неопределенно повел рукой — то ли возразил, то ли отмахнулся от мотыльков и комаров.
— Поезжай ты на трассу, чиновник! Месяц, хотя бы, поживи на участках — убедишься и во все уверуешь, — посоветовал Алексей.
— Черта с два поедешь! Я Батманову здесь нужен возле щитов с картинками, возле телефонов, будь они прокляты!
— Ледовую дорогу через пролив мы сделали за два дня. По нормам те же люди должны были строить ее восемь дней. Твои нормы полетели кувырком! И тысячу раз они летели кувырком, пока мы укладывали нефтепровод в проливе. Я после института работаю на второй крупной стройке, да на практике привелось быть на двух не маленьких объектах... понял я, что хороший строительный коллектив как-то по-особенному к концу наливается силами день ото дня. В жизни стройки есть такая стадия, когда времени осталось, скажем, четыре месяца из двенадцати, а работы половина — и эта половина будет сделана за четыре месяца, даже раньше! Это особый ритм роста. Помнишь, Батманов в начале зимы часто говорил о подготовке стратегического сражения? Он и тогда предсказывал: мы готовим разбег, потом разбежимся и — прыжок! Держу пари, что твоя капиталоотдача удвоится через десять дней. Темпы зреют внутри бригад. Думаешь, не выполнят они свои обязательства? Выполнят! Еще не бывало, чтобы они не сдержали слова. У меня есть запись выработки бригады землекопов Зятькова. Без удивления на нее нельзя смотреть: бригада все та же, а выработка растет в порядке прогрессии. Непостижимо как будто, с точки зрения недалекого нормировщика, но факт. От фактов тоже не убежишь! — засмеялся Алексей и заглянул в глаза Гречкина. — Ну, уговорил я тебя?
— Уговорил, — ответил Гречкин и действительно приободрился, повеселел. У него манера: усомнившись в чем-нибудь, проверять свои сомнения на том, кому он верит.
Оборвав беседу, Гречкин, как ни в чем не бывало, продолжал работу. Алексей тоже склонился над докладом.
