Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
На холмик взлетели мигом, как напуганный кот на дерево. Перегруженные, облепленные людьми автомашины тяжело тронулись по дороге обратно, оставив за спиной деревушку, в которой уже горело четыре дома и из кирхи тоже валил дым. Бойцы, разумеется, не услышали, как печально зазвенели колокола, сорвавшиеся к вечеру с прогоревших балок и рухнувшие вниз, в свой последний полет. Честно говоря, всем было наплевать, гори эта деревня синим огнем. Спохватились, что в подвале семеро мертвых осталось (пятеро вначале от гранат погибли, да двое тяжелораненых померло, пока отбивались да отстреливались) – но уже с таким опозданием, что и поделать нечего было. Только один и переживал человек – чудом уцелевший из всего экипажа танкист со сгоревшей в переулке тридцатьчетверки. Учитывая, что он был тоже обожжен и легко ранен, а относился, как ни странно, к соседней армии (немцы били в стык, словно зная, где идет разгранлиния между соседями, и в ходе череды атак и контратак перемешали некоторые подразделения), то его удалось оставить в санитарах. Много требовалось санитаров.
Таких потерь одномоментно медсанбат давно не имел – техника-то черт с ней, хотя три грузовика хороши, как ни крути, горше было, что лейтенант из эваковзвода погиб, да трое санитаров, а еще пятеро убыли в тыл с тяжелыми ранениями и хорошо, если выживут. Надо новых срочно набирать, раненых много, бои тяжеленные. Берестов и так озадаченный ходит, а тут такое впридачу.
Потом Кутин с Волковым обсуждали, можно ли так с кузова из Куколки стрелять. К реактивным этим непривычным системам оба относились с опаской. Запомнилось старшине, как вылупил глаза глухой танкист на молоденького санитара, того, которого встретил на первом этаже, тот еще заявил, что его некто в окно выкинул со второго. Оказалось, что глухой был уверен – сломал этот дурень себе шею, так удачно выстрелив из фаустпатрона, что его отразившейся от стен и потолка реактивной струей в окошко вынесло сразу вслед за фаустом. Вылетел – и мяукнуть не успел! Только Маша взвизгнула от такого зрелища. Потом долго свои волосы трогала – боялась, что присмолило и ее, во всяком случае – об стенку толкнуло, когда фауст бахнул рядом. Сам танкист уже привык: перед тем как стрелять – сначала обернуться, проверить – нет ли сзади кого и есть ли куда струе лететь.
Проверили Пуппхен, проведя полевые испытания и задействовав для этого брошенную немцами грузовую машину, у которой вырван был весь перед, наверное, танк таранил. Оказалось – стрелять можно и из кузова. Опалило доски, но не серьезно. А сама пушечка-гранатомет – понравилась. Совсем из другой оперы, чем эрликон, но тоже хороша. Кутин пяток гранат извел, но не зря. Теперь он с ней умел обращаться. И несерьезная с виду «дочь пьяного жестянщика», как окрестил ее злоязыкий Волков, оказалась вполне себе свирепым оружием. Гранату швыряла далеко, шума от нее было немного, простая, как самовар, совершенно неприметная для лишних глаз – в общем, полезное изобретение для медсанбата. Жаль только, что сказать спасибо было некому – погиб лихой комбат-мотоциклист. Велики были потери, когда ломились немцы с запада и востока одновременно.
Капитан Берестов, начальник штаба медсанбата
Сперва даже показалось, что приехали не туда, мелькнула мысль, что свернули не там, но чутье тараканье, как сам себе называл адъютант старший выработавшуюся способность запоминать накрепко пройденную ранее дорогу, говорило – все верно, прибыли куда надо. И точно – пригляделся, да, та самая нужная деревня. Она только изменилась сильно.
То, что в ходе эвакуации раненых бросили своих медсанбатовских погибших, ело капитана поедом. Потому как только появилась возможность – получил разрешение и дернул на место боя. Опасность, конечно, и сейчас была, хотя и 9 армия Буссе, и 12 армия Венка были разгромлены, но одиночек немцев, мелких остаточных групп и просто дезертиров по здешним лесам болталось еще много. У них больше не было авиации, танков и прочей бронетехники, угрюмо громоздившейся теперь по обочинам дорог, не было артиллерии, но и пулемет для грузовика медсанбатовского был бы крайне опасной штукой. Смотрели потому внимательно по сторонам и поехали вчетвером, все с автоматами, и фаустпатронов взяли тоже. Поговаривали, что немцы будут организовывать партизанскую войну, для чего у них уже сформированы тайные отряды оборотней-вервольфов, но командир медсанбата Быстров был уверен, что ничего из этой затеи путного не выйдет. О чем и сказал уверенно подчиненному:
– Немцы могли бы это сделать, будь у них начальство. А его нет. Между нами – получил я сведения от коллег, что и Гитлер мертв, и Геббельс. Потому этих вурдолаков мы толком не увидим, без командира немцы – стадо. Да и наши творить беззаконие не собираются, судя по строгим приказам, не будет у немцев повода партизанить. Значит, помяните мое слово: немцы нам сами дураков-оборотней выдадут, если таковые и появятся! Вы мне говорили про времена Клаузевица и партизанщину против Наполеона – так тогда у пруссаков и король остался, и королева была душой сопротивления. Свалял дурака Бонапартий, что не заменил немцам начальства. Ему и рыгнулось. Немцы все по приказу делают. Нет приказа – сидят тихо.
Сейчас этот район был относительно безопасен. Окруженная армия Буссе, продираясь через заслоны, оставила перед городишком Хальбе в котле самые небоеспособные тыловые части. Второй похожий котел был уничтожен подале. А под Луккенвальде и Беелитцем сдались остатки третьего котла. К сожалению, какая-то часть фрицев прорвалась, точнее просочилась по лесам, бросив всю технику – сам Буссе и с ним пара-тройка тысяч фронтовиков. Остальные либо легли, либо лапы задрали. Теперь прорвавшиеся герои, наверное, уже выполнили свою заветную мечту – и сдались американцам, стоявшим на реке Эльбе. Ради того и прорывались, сволочи.
Для медсанбата это сразу стало ясно, что бои утихли – поток раненых сильно уменьшился. Можно было перевести чуточку дух и для начштаба нашлось время съездить за погибшими. И вот они снова в этой чертовой деревне. Ну да – и кирха вон стоит, и домик, в котором отбивались, и мост. Только все не такое какое-то. Закопченое. Пока машина аккуратно виляла по дороге, объезжая опрокинутые повозки и дохлых упряжных лошадей, откуда-то тут появившихся, капитан внимательно смотрел и по массе деталей видел – тут потом был бой, свирепый, жесткий и деревне досталось по
