Приемные дети войны - Ефим Аронович Гаммер
— Ты не обознался. А вот я…
— Не припоминаете? Я с вашим племяшом, с Колькой… Мы из одной школы, где училкой — ваша жена Анна Петровна. Только он на пару классов выше.
— Давно его видел?
— Давно.
— А что с моими? В курсе? Как там Клавочка, Аня?
— Я уходил из Славянска — были живы… А сейчас… война, товарищ капитан…
— Война, будь она неладна! Всех раскидала, сволочь! Вот тебя встретил, и будто родным воздухом повеяло.
— До Славянска еще далеко.
— Ничего, поднатужимся и до Берлина дойдем.
— Так точно, товарищ капитан! — подхватил Володя.
— Эх ты, вояка! — Офицер дружески улыбнулся и, взяв Володю за плечи, посуровел: — Мы еще за твою маму им отомстим! А сейчас запоминай: завтра в шесть ноль-ноль быть у сельсовета. Отбудешь вместе со мной к месту дислокации нашей воинской части.
— Разрешите быть свободным?
— Свободен!
Не чуя ног, Володя выскочил на улицу. В ушах звенели строгие армейские слова: "Шесть ноль-ноль… Место дислокации…"
Назавтра он был у сельсовета в пять утра.
17
Лязгнул засов. Дверь телятника — "сорок человек или восемь лошадей" — со скрипом отъехала в сторону. В проеме показался кусок звездного неба, перрон с гудронным покрытием и аккуратный пристанционный домик, выложенный из кирпича.
У края перрона, вдоль товарных вагонов, забитых детьми, стояли женщины в черных плащах с капюшонами, в пилотках. У их ног сидели откормленные псы, скалили зубастые пасти.
Лишь только пронзительный скрип металла угас в воздухе, как раздался хриплый лай натасканных на людей немецких овчарок. Они рвались с поводков, свирепо скребли лапами землю.
Мальчики и девочки, подгоняемые хлесткими выкриками "шнель! шнель!", боязливо поглядывали на беснующихся собак, на их не менее страшных хозяек, и со стариковским кряхтением, обессиленные, покидали прибывший на последний пункт следования эшелон.
Вася Гуржий с болезненным состраданием смотрел на Клаву, льнущую к нему, своему защитнику. У самого выхода, перепуганная хрипучим лаем, она заупрямилась, не захотела выйти наружу.
— Вася! Миленький! Не надо! Там злые тети с собаками!
— Клава! Не дури!
Мальчик спрыгнул на платформу. Простер навстречу девчушке руки.
— Не пойду! — захныкала она.
Вася не видел, что к нему, застопорившему движение, приблизилась женщина в черном плаще, гибким стеком она постегивала себя по голенищу сапога.
— Мамочки! — только и услышал он возглас Клавы, и тотчас ощутил жуткий ожог поперек спины.
Он качнулся, уперся лбом в стену вагона, чтобы не потерять сознание. Мельком увидел, поворачиваясь, эсэсовку с оскаленной, как у пса, мордой и инстинктивно прикрыл ладонями лицо. Боль резанула по пальцам, вошла в тело, бросила ничком на гудрон. Следом за тем он услышал отчаянный крик "а-а-а!", крик Клавы, замерший на самой высокой ноте. А затем — удар ее тела о перрон, глухой, тяжелый удар, точно сбросили вниз мешок с мукой.
Мучительно долго Вася приподнимал голову, незряче уставясь в одну точку. Сквозь колеблемый туман различил Клаву, распластанную подле него. Он приподнял ее почти безжизненное тельце с поникшей головой и вопросительно посмотрел на немку.
— Она фолксдойче, — сказал Вася, думая о спасении Клавы.
Но его слова не произвели на эсэсовку никакого впечатления. Для острастки она огрела мальчишку еще разок и пихнула его носком сапога в сторону строящейся колонны.
— Шнель! Шнель!
И детей под конвоем повели по дороге, проложенной через лес. Это был удивительный лес. В нем не встретишь ни белки, ни зайца, не услышишь пения птиц. Это был лес, в котором все живое вымерло.
Часть четвертая
1
Зуммер полевого телефона разбудил капитана Шабалова, командира первого артдивизиона 370-го артиллерийского полка. Он сдернул свое жилистое тело с походной кушетки и спросонья потянулся к трубке. Плащ-палатка, которой укрывался комдив-один, сползла на земляной пол блиндажа.
Из мембраны донеслись сухие потрескивания. Капитан со злостью встряхнул трубку, машинально подумал: "Опять связь заело!"
Потрескивания преобразовались в голос комполка.
— Спишь, чертяка? А немец не спит… На танках пошел в прорыв. Слышишь, Шабалов?
— Так точно! Слышу!
— Поднимай батарею, и на перехват!
Капитан выдернул из планшета, лежащего на снарядном ящике, карту с оперативной обстановкой, неосознанно снял пальцами нагар со свечи, точно желал при всплеске света лучше разглядеть тот квадрат, куда прорвались вражеские танки. Извилистая линия грунтовой дороги тянулась к венозной жилке реки с обозначением "Северский Донец". Комдив-один отметил карандашом указанный ему танкоопасный участок и место сосредоточения артдивизиона.
— Батарея, подъем! Тревога!
Сонное царство пришло в движение. Замелькали в ловких руках портянки. Затопали сапоги. Защелкали затворы карабинов. Заревели моторы тягачей.
Володя спрыгнул с нар одновременно со всеми, быстро обулся и удовлетворенно отметил в уме: он ни в чем не отстает от бывалых солдат.
— По машинам!
Отмашка флажком — и автоколонна пошла вгрызаться в ночь.
В кабине "студебекера" Володя сидел рядом с капитаном Вербовским, в ординарцах которого состоял с первых дней службы в армии.
Поначалу должность ординарца несколько смущала его. Для того ли он рвался на фронт, чтобы разносить по батареям газеты, боевые листки, почту? Но постепенно свыкся с новой жизнью, понял, что и его неприметная работа важна и необходима. К тому же, находясь рядом с боевым офицером, он научился многому, о чем прежде не имел ни малейшего представления. Теперь он не только умел стрелять из всех видом оружия — пистолета, карабина, автомата, — но и профессионально читать карту, засекать цели с наблюдательного пункта.
Чтобы не мешать командиру, Володя придвинулся поближе к окну, влип лбом в подрагивающее стекло.
Они долго ехали по степи. Изредка появлялись мало-мальски приметные ориентиры — одинокий хуторок, стайка далеко забежавших от реки деревьев, разрушенное строение.
Под убаюкивающее покачивание рессор капитан Вербовский клевал носом. Его коротко стриженная голова опустилась на грудь, моложавое лицо с упрямой складочкой меж густых бровей приобрело задумчивое выражение. Казалось, он не дремлет, а размышляет над всеми "за" и "против" намечающейся операции.
Очнувшись, спросил у водителя:
— Где находимся?
Сержант-водитель дернул плечами:
— Едем…
А что еще было сказать, если машину ведет он впритирку за другой, тоже далеко не первой в автоколонне.
Капитан Вербовский кивнул, щелкнул зажигалкой. Но закурить папиросу не пришлось.
— Стой! Приехали! — раздались команды далеко впереди. — Орудия отцепляй!
Володя открыл дверцу, соскочил с подножки на землю. И пошел вслед за капитаном Вербовским к головной машине, на голос комдива Шабалова.
— Автотранспорт увести в балку! Батарейцам оборудовать огневые
