Сергей Щербаков - Нет на земле твоего короля. Часть 2
— Как же ему удалось так быстро с «чебуреками» управиться?
— А он попросту не церемонился с ними. Выдвинул казачков, батарею, да как шарахнул из гаубиц по Алхан-Юрту. И, копец! Разрушил и дотла сжег аул. Потом, через пару дней, Валерик. За ними таким же Макаром атаковал Цацен-Юрт. А уж когда начался обстрел Гудермеса из пушек, тут уж «чечи» сами на полусогнутых к Деникину пожаловали.
— Так и надо с джигитами, раз по-хорошему они не понимают.
— А еще в каждом ауле он брал заложников.
— Да, заложнички, это самый верняк. Тут уж никуда не денешься.
— Знаешь, кто у «чехов» национальный герой? Настоящий бандюган. Был такой знаменитый абрек, Зелимхан Гушмазаков из Харачоя, грабил, убивал, кровушки попортил царским властям, будь здоров. Гонялись за ним по всей Чечне, пока его не блокировал и не грохнул отряд Георгия Кибирова.
— И все же, — проронил Ольшанский негромко, — пусть нас лучше пронесет, чем придется применять силу. Не дай бог попасть в переделку.
Все замолчали. Возразить тут было нечего.
Глава 35
Лысая гора, которую необходимо было захватить, являлась важнейшим стратегическим пунктом. С нее простреливались все подходы к селу. Чехи создали здесь довольно мощный укрепрайон. Который, просто так, с наскока не возьмешь голыми руками. Настоящая круговая оборона. Укрепились они основательно. С нескольких сторон заминировали косами из фугасов, прорыли целую паутину глубоких ветвистых ходов сообщения. Прочные блиндажи, несколько замаскированных зенитных установок, хер подлетишь просто так. Со стороны Дагестана базу боевиков надежно блокировала пара батальонов «вованов» из Шумиловской бригады. Как-то ночью была попытка группы наемников прощупать их оборону и через обнаруженную брешь прорваться на сопредельную территорию. Но неудачная. После скоротечного боя, «вахи» откатились назад «зализывать раны», оставив на снегу с десяток убитых. Со стороны Чечни напирал батальон федералов. Немного дальше, на высотах, расположились морпехи генерала Отракова.
Непроницаемой стеной висел густой сырой туман. Он-то и помог разведгруппе, в которой был Михаил Тихонов успешно подобраться к этой высоте.
Ночью скрытно они обошли село стороной, переправились через Ярыксу и вышли к высоте с южной стороны. Там, в поредевшем заснеженном лесу, сделали привал. Через несколько часов им предстояло по отвесному склону, который не охранялся противником подняться на вершину и внезапным ударом сбросить окопавшихся там «духов». Михаил лежал под упавшим деревом, прижавшись спиной к широкой спине старшего лейтенанта Лаженкова. Тот опытный спецназовец, в Афгане год провоевал, не один караван с оружием накрыл. В одной из операций был тяжело ранен, спасибо боевым товарищам, ценою жизни вынесли по ущелью, простреливаемому моджахедами. Он единственный в группе на зависть всем обладал НРСом, «стреляющим ножом».
— Эх, курить охота! Мочи нет! — уныло протянул сержант Ланцов.
— А если вдруг кого из местных принесет сюда? — спросил Бекеша, поворачивая к ним кирпичное обветренное лицо.
— Придется убрать! — спокойно ответил Лаженков. — Тут уж никуда не денешься! Одно слово, война. Она все спишет. Есть и на мне грех, невинную душу загубил. До сих пор иногда зудит внутри.
— Там? В Афгане?
— Ага! «Борт» выбросил нас в предгорье, караван мы ждали двое суток. Прокалились под солнцем, воды с гулькин нос осталось. А тут, как назло, маленький сопливый пацаненок со стариком в ложбинку направлялись, где мы укрылись. Выхода не было: убили. Иначе вся бы группа засветилась. Я старикана пырнул, а Петька Сачук — мальчишку кончил. Он потом знаешь, как переживал, да и я тоже. Одно дело в бою вооруженного противника завалить, а другое вот так. Подорвался Петро через пару месяцев на «итальянке», когда «бэха» в заброшенный кишлак въезжала. А то я не знаю, чтобы с ним дальше было. Запил бы горькую. В свое время нас здорово натаскивали: бродячих собак и кошек резали, мясом их питались. Лягушек, змей, ящериц жрали. А тут живого мирного человека довелось впервые убить ножом. Думаешь, каково мне было? Пацану, тогда, вроде вас. Ладно, мужики, хватит болтать о грустном. Спим! Ночка нам нынче тяжелая предстоит.
Многие, прижавшись друг к другу, уже вовсю сопели. Миша взглянул на бледный диск луны, зависший над отрогами гор и улыбнулся, вспомнилась давняя походная история, приключившаяся с ним и его друзьями в Фанских горах. Он ночью растолкал спящего Славку, которому настала очередь дежурить и готовить завтрак. Не успел он толком задремать, как Славка поднял всю группу на ноги, Из-за гор подымалось солнце, пора было завтракать и готовиться в путь. И вдруг ко всеобщему изумлению над вершинами вместо солнца появилась яркая луна. Вот уж тогда досталось баламуту Славке, что всех всполошил.
Миша прикрыл глаза, но, несмотря на усталость, не спалось. Было холодно и неуютно ночевать в снегу. В голове роились тревожные мысли. Представил родной дом, мать, Катюшку. Потом все мысли занял образ Лики, как она читает его длинные, как простыни, письма, с трудом разбираясь в его каракулях, как сидит в церкви. Почему-то на него этот эпизод из ее последнего письма подействовал больше всего, запал в душу. Она несколько раз повторила в письме, что ему есть ради чего беречь себя. К чему это? Что там у нее происходит? Как далеко. Как же она все-таки далеко. Он нужен ей, больше, чем раньше, это читалось между строк. Он невольно сжал кулаки от бессилия.
Накинет мантию ночь на плечи.Я забудусь в горе своем.Воском пахнут догоревшие свечи,Мы снова танцуем вдвоем.
Тихо плывет мысли гондола,Будто шарманки скрипучая речь.Фигурка на краю длинного мола,И я, мимо плывущий под парусом кеч.
Ночью по отвесному склону с огромной осторожностью подобрались почти к самой вершине. Командир группы, подполковник Лукашевич, по рации связался с «пушкарями». Те открыли огонь, накрыв вершину снарядами. Земля дрожала словно живая от разрывов. Перепуганные боевики посыпали как горох с высоты вниз, пытаясь найти убежище в своих надежных блиндажах. Группа под прикрытием артподготовки вышла к вершине. Огонь прекратился. Разбившись на тройки, разбрелись по голой, как череп, макушке горы. Тройка, в которой был Михаил вышла на гаубицу, которую невесть каким образом затащили сюда. Из орудия прямой наводкой можно было простреливать все дороги, ведущие к укрепрайону. Спустившись ниже, они обнаружили провода, соединяющие в смертоносные косы замаскированные фугасы. Обрубив их, они обследовали несколько брошенных боевиками блиндажей на высоте. В одном из них оказался целый арсенал. Тут тебе и фугасы, и выстрелы к гранатомету, и тротиловые шашки… Через пару часов после артобстрела, когда наступило затишье, боевики стали возвращаться на брошенные позиции и тут-то и возникла жаркая перестрелка. Завязался бой.
В лагере «чехов» поднялась паника. Оказывается, пока шел артобстрел, отряд федералов захватил гору, контролирующую местность. По тревоге встревоженный полевой командир Иса поднял весь отряд, боевики отчаянно рвались к вершине. Положение разведгруппы становилось безвыходным.
— Володя! Запроси еще огня! — подполковник Лукашевич отдал приказ арткорректировщику Стальнову связаться с базой.
Вновь началась артподготовка. Снаряды оглушительно рвались на склонах горы. Молодой лейтенант умело корректировал огонь, разрывы медленно приближались к макушке горы, где держал оборону спецназ, накрывая смертоносным шквалом атакующих боевиков. Под разрывами те с воплями и проклятиями вновь посыпались вниз, таща за собой раненых и убитых. Артиллерия, отработав по склонам, ударила с удвоенной силой по квадратам, отмеченным разведчиками, где были у «духов» замаскированные зенитные установки и блиндажи. Спустя час над селом со свистом пронеслась пара СУ-27, сбросила бомбы, накрывшие смертоносным ковром укрепрайон. За ней вторая, третья… После бомбардировщиков спустя некоторое время воздух огласился стрекотанием «крокодилов», которые с поднятыми «хвостами» появились над селом и выпустили по боевикам серию «нурсов».
По приказу полевого командира Ута покинула село вместе с мирными жителями, которым военные предоставили свободный «коридор». День выдался серый, с утра зарядил хлопьями мокрый снег, к середине дня сменившись на унылую изморось. Под ногами уныло чавкала дорожная грязь. Она медленно брела по дороге в группе стенающих женщин, закутав лицо в черный платок и неся на руках чужого годовалого ребенка, который в испуге заливался плачем. Возможно благодаря именно этому обстоятельству она без всяких проблем, без досмотра, миновала выставленный федералами кордон.
