Марк Гроссман - Засада
— Это посложней загадка, однако и к ней есть ключ. Ты заметил пламя, а больше ничего не увидел. Искры и дым летели не от костров, Алеша. И не из сельских труб. Это топились полевые воинские кухни... Вот те и раз! Как же «непонятно»? Ты обязан знать, что дым кухонь ниже и слабее дыма костров. Старослужащим известно: одна такая кухня кормит роту, или эскадрон, или батарею...
Смолин замолкает и прислушивается. Где-то, за ближними домами деревни, раздается треск мотора.
Старшина приподнимает голову над краем ямы и вглядывается в околицу. Вскоре видит, как оттуда на дорогу выезжает мотоциклист.
Через минуту немец проносится мимо ямы, в которой плашмя лежат разведчики.
Проходят считанные секунды, и он исчезает за выступом рощи.
Варакушкин вздыхает.
— Ушел. А хорошо бы его, черта, ссадить с седла... Сам в руки лез...
— Не нужен он нам, да и ни к чему это, — сухо возражает старшина.
— Вы хотели — об артдивизионе... — напоминает солдат.
— Да, так вот... Надо было решить, кто в деревне: пехота, кавалерия, пушкари? Я пришел к выводу: пушкари.
Ты заметил — мы остановились на большой поляне, вблизи опушки. Незадолго до нас там стояли немцы, Ветер даже не успел размести остатки костров. Они еще теплы.
По площади вытоптанной травы, по числу костров видно: стояло около батальона солдат. Но это был не батальон, не пехота. Отдыхали артиллеристы. Нет, я не нашел ни письма, ни обрывка документа, из которых можно сделать такой вывод. Дело в другом.
Разгадка — в отпечатках, оставленных врагом. Это были, разумеется, немцы, а не испанцы, не итальянцы, не бельгийцы. Достаточно взглянуть на клочки газет, на пачки из-под сигарет. Да и без бумажек понятно. Германские сапоги имеют свою отличку: на каблуках — подковки, на подошвах — шипы. Ступня у сапог широкая, а носок круглый.
Разобравшись во всем этом, надо было решить — та ли это часть, которая находится сейчас в деревне, и что за часть?
Я проверил: следы ведут в деревню. Немцы сначала остановились здесь, а потом, наверно, послали квартирьеров в село и перебрались туда.
Я достаточно долго рассматривал оттиски колес и подков. Это был, несомненно, дивизион артиллерии. Следы простых военных повозок и следы пушек и зарядных ящиков имеют небольшую разницу. У первых они уже. Чем больше калибр орудия, тем шире стоят колеса и тем внушительней обод.
— Вы ж глядели на землю почти в темноте, Александр Романович. Так и ошибиться недолго.
— Можно и просчитаться, конечно. Но я перепроверил себя. Разные следы оставляют не только колеса, но и сами кони. Артиллерийская лошадь тянет большой груз — ее подковы шире и больше, чем у коня кавалериста. Да и форма подков неодинакова: у орудийного коня они покруглее, поразмашистей.
Вот теперь тебе тоже, небось, все ясно: в деревне артиллеристы, а дым от трех полевых кухонь говорит: три батареи. Значит, дивизион.
Варакушкин вздыхает, огорченно качает головой.
— Все-таки не веришь? — удивляется Смолин.
— Нет, отчего же... Верно объяснили. А я, товарищ старшина, так никогда не смогу, конечно...
— Сможешь. Должен суметь. А не то убьют, Алеша. Война...
Быстро кончается хмурый осенний день. Как только темнеет, Смолин высылает дозоры, а затем вся разведка снимается с бивака.
Задолго до рассвета взвод выходит в заданный квадрат.
Место это вполне подходит для засады. Лес глубокой дугой охватывает ровную поляну, через которую бежит грунтовая, но достаточно гладкая дорога. Рядом с опушкой протекает ручей, перекрытый узким мостом.
В десятке верст отсюда, в уцелевшем доме отдыха, разместилась ставка немецкого корпуса. Дорога, к которой вышли разведчики, одна из трех, по которым штаб поддерживает связь с частями на передовой. Здесь можно захватить крупную птицу, какого-нибудь важного курьера с планшетом, набитым документами. Ради этого стоило пробиваться через линию фронта, рисковать головой.
Подходы к мосту хорошо просматриваются из леса. Немцам, попавшим на лужайку, трудно будет уйти из-под огня засады. К тому же — у взвода превосходные пути отхода на юг по лесной чаще.
Весь день ушел на подготовку к операции. Наблюдатели, выделенные Намоконовым, устроились в кронах деревьев, старательно замаскировались. Остальные бойцы группы обеспечения окопались за крупными камнями и кустами по всему полукругу опушки. Если засаду обнаружат и придется вести огневой бой, разведка сумеет постоять за себя. Оба ручных пулемета — у моста: здесь, по замыслу Смолина, должны произойти главные события.
Дорога, против ожидания, оказалась далеко не оживленной. Возможно, это объяснялось некоторым затишьем на фронте, а может, и тем обстоятельством, что на Северо-Западе, на коммуникациях немцев, действовали отряды партизан, сильно осложнявших передвижения врага.
За день через мост прошли на юг небольшой обоз и взвод пехоты. Несколько раз в обоих направлениях проехали телеги, на которых болтали и лузгали семечки солдаты в довольно помятом обмундировании. Это была мелкая сошка, не стоило палить из пушки по воробьям.
Разведка продолжала выжидать и не спускала глаз с дороги.'
Смолин с удовлетворением, даже с гордостью убеждался: здесь, под носом у врага, люди держат себя спокойно и хладнокровно, даже молодые бойцы ничем не выдавали своего напряжения и вполне естественной робости.
Несмотря на то, что план засады был обсужден до мелочей еще там, «дома», Смолин в середине ночи собрал командиров групп.
Глубокая засада сильно отличается от налетов на передовой. Там боевые порядки противников сближены, и у разведчиков всегда есть возможность, выполнив задачу, вернуться к своим. Здесь не то. До своих далеко.
Взводный дал возможность всем высказать мнение.
Швед молчал несколько секунд, взвешивая возможности, и предложил:
— Разрушить мост. Снять настил. Пока будут чинить, устроим головомойку.
Намоконов возразил:
— Однако, плохо. А вдруг — рота, батальон? И дело не сделаем, и сами не уйдем.
Был забракован также план захвата пленных с помощью завалов, замаскированных ям и канав поперек дороги. По тем же причинам.
Тогда Андрей Горкин достал из вещевого мешка моток электрического провода, взвесил его на руке, передал взводному.
— Это понадежней будет, Александр Романович. Провод можно быстро надеть, или напротив, снять, если появится какой-нибудь плюгавый обозник.
Все поддержали отделенного.
В тихой темноте Кунах и Варакушкин осторожно вбили по краям дороги два кола с рогульками, на которые удобно было набросить петли провода.
Перед самым утром, еще раз предупредив наблюдателей на деревьях о сигналах, Смолин ушел к мосту.
Не успел он еще как следует замаскироваться в придорожном кювете, как раздался условный сигнал — крик сороки. Кто-то двигался с севера на юг, в сторону фронта.
Вскоре разведчики услышали отдаленный шум мотора.
Варакушкин и Кунах, по знаку Смолина, закрепили шнур на метровой высоте и тотчас исчезли в чаще.
Через минуту стало ясно: медленно, ощупывая фарой выбоины дороги, тащится мотоциклист.
И все-таки провод сорвал его с седла так сильно, что он пролетел несколько метров и без движения распластался на холодной траве.
Машина свалилась набок, колеса ее продолжали вращаться.
Мгеладзе кинулся к мотоциклу, выключил мотор.
Пленного оттащили в лес, заткнули рот кляпом, связали руки. Немец вскоре пришел в себя и еле слышно мычал.
К величайшему огорчению разведчиков, он оказался рядовым батальона жандармерии, и в его карманах и в планшете не нашлось ни документов, ни карт, ни приказов.
— К тете на блины ехал, — усмехнулся Швед и сплюнул. — Сейчас я с ним покалякаю.
Он кое-как задал немцу вопросы, но тот продолжал лишь крутить головой.
— Да вытащи ты ему тряпку из пасти! — сердито посоветовал Смолин.
То ли пленник не понимал вопросов Шведа, заданных на ломаном немецком языке, то ли перепугался до смерти, но ни одного путного ответа от него получить не удалось.
— Оставь, — посоветовал взводный. — У себя разберемся.
Арон снова заткнул жандарму рот ветошью, и разведчики отвели его в глубь леса.
— Остаемся здесь, — сказал Смолин, когда Швед спросил, что он предполагает делать. — Надо взять офицера. Хорошо бы — штабного. Скажи своим людям, чтоб не дремали.
Шло время. Наблюдатели молчали. Ни скрипа телеги, ни звука мотора, ни человеческого голоса.
Швед подполз к Смолину, положил ему руку на плечо.
— Поспал бы немного, Саша. Ты отдыхал меньше всех.
— Спасибо, Арон. Не дремлется... — .он помолчал. — Я полагал, на этой дороге будет гуще движение. Это ведь — основная коммуникация «Мертвой головы».
— Ничего. Нам немного надо.
— Да, конечно.
Внезапно Швед спросил:
