Александр Карпов - В небе Украины
Ведущий маневрирует, делает ложное движение вправо, затем резко перекладывает самолет на левое крыло и устремляется на юг, вдоль линии фронта, к чуть заметной высотке, откуда интенсивно ведет обстрел зенитная артиллерия.
Стараюсь как можно более плавно работать рулям управления, чтобы не столкнуться при пристраивании к ведущему.
Зенитки не унимаются. В воздухе застыли черные шапки взрывов. Стараемся обойти их стороной, хотя они уже не опасны, главное — уберечься от очередного залпа.
Каждый из нас знает, чем грозит прямое попадание зенитного снаряда. Даже разорвись он рядом — и то может случиться непоправимое. Вот почему во время атаки никогда не покидает чувство, что ты не все сделал, если не подавил ни одного зенитного орудия. Поэтому и напрягаем зрение, ловим малейшие признаки зенитных точек.
Огромная дымовая завеса вырастает по курсу полета нашей группы, но туда, через эту страшную полосу, проложен наш курс, и мы обязаны преодолеть зенитный огонь.
Ведущий увеличивает скорость. Каждый из нас нет да и успевает пустить один-другой «эрэс» туда откуда бьют зенитки. Отчетливо, хоть и немного приглушенно передает команды Хитали. Его самолет уже в пикировании, вот-вот он откроет огонь по врагу.
Взгляд скользит вниз, куда Хитали направляет «эрэсы». По вспышкам на земле определяю цель, которую атакует ведущий. Небольшой доворот носа самолета, и я нажимаю кнопку пуска «эрэсов».
Все девять штурмовиков в пике. Сбрасываем бомбы по восточной стороне безымянной высоты. Окопы, траншеи, отдельные пулеметные гнезда — все тонет в пляшущих огоньках взрывающихся фугасных бомб.
Выхватываю самолет над самой землей, тяну ручку управления на себя, чувствую, как прижимает меня к сиденью. Ноги наливаются свинцом, тяжелеет нижняя часть лица, кажется, что отпадает челюсть. Но стоило отжать ручку управления от себя, как перегрузка моментально исчезает.
Идем на повторный заход. Все начинается сначала. Самолеты в пикировании. Стрелка высотомера энергично бежит по окружности, будто ее раскручивает упругая пружина. Земля несется навстречу стремительно, неотвратимо. Надо успеть поймать в перекрестие прицела огневую точку, нажать на кнопку «рс» и послать последние четыре реактивных снаряда.
Видно, как справа, за третьей траншеей, обволакиваясь черным дымом, горят только что подожженные склады с артиллерийскими снарядами. В небо то и дело выталкиваются круглые точки оранжевого дыма.
Хитали не прекращает атак. Группа «илов» идет на третий заход и вновь пике. Интересно следить за полетом «эрэсов», особенно, когда они срываются с балок парами и словно близнецы несутся наперегонки вниз, оставляя позади себя две белоснежные дорожки дыма.
Посылаем упругие жгуты очередей из пушек и пулеметов, заставляя гитлеровцев прижаться к земле, пасть ничком. Когда физические усилия приводят к успеху, это всегда порождает чувство удовлетворения. Приятно ощутить горячее дыхание мотора, не пугают и мелкие капли воды на переднем стекле кабины — признак того, что двигатель перегрет. Ведь самолет охотно подчиняется твоей воле. Стоит чуть взять ручку управления на себя, как машина стремительно идет в набор высоты. Главное, не допустить заминки, иначе врежешься в землю.
Мысленно прошу Хитали сделать еще один заход, чтобы пройтись лишний раз одной-двумя очередями из пушек и пулеметов по головам фашистских вояк.
Словно услышав мою просьбу, Хитали делает разворот и стремительно заходит на цель. Все три звена в пике. В следующую секунду из-под плоскостей самолетов густо засверкали пулеметно-пушечные очереди и брызнули по огненным позициям огоньки разрывов. Штурмовики так низко прошлись вдоль траншеи, что казалось, они винтами прочертили на земле полосу, пропахали блиндажи и огневые позиции.
Туго бы пришлось нам, если бы мы вовремя не подавили вражеские зенитки. Опасность была велика, создавалась довольно напряженная обстановка. Удивительно много вместили в себя оставшиеся позади несколько минут атаки!
— Признаюсь, сначала был озадачен, — делится с нами после посадки Хитали, как всегда улыбаясь своей доброй улыбкой. — Потом прикинул: почти такой же вариант, о котором перед атакой думал. Правда кое-что пришлось изменить… Атаковать на предельно малой высоте.
Летчик Н. Маркелов. 1943 год
Штурман полка В. Пальмов
Захар Хиталишвили в 1975 году
Летчик Л. Кузнецов
Встреча Захара Хиталишвили с колхозницами села Михайловка-Первая Е. Шляпкиной и Е. Мальцевой. 1975 год
Летчик-сталинградец А. Амбарнов
Захар Хиталишвили. 1944 год
XIIIС началом наступления к нам в полк зачастили корреспонденты, фоторепортеры. Помню, как облепили Захара незнакомые люди. Он только что вернулся с боевого задания уставший, с впившимися в лицо осколками бронестекла. Этим людям не терпелось взять интервью, сфотографировать его около самолета. Они толкали друг друга, восклицали:
— Восемь заходов. За один вылет уничтожено 40 автомашин с боеприпасами и горючим, 200 фашистов! Летчик глянул на возбужденные лица корреспондентов и коротко бросил:
— И все же этого мало!
У Хитали в этот день был четвертый боевой вылет подряд. И он бы поднялся в пятый раз, да день кончился.
Это была обычная реакция Захара. Когда о нем говорили в дивизии, как об одном из бесстрашных воздушных бойцов, он недоуменно пожимал плечами, отмахивался руками от корреспондентов, вроде бы ничего особенного не сделал.
Обычно к вечеру все летчики сходятся в землянку обсудить итоги прожитого дня, обменяться впечатлениями. Обсуждение часто проходит шумно. Спорят по пустякам. Опять же разговор идет о противоистребительном маневре. Анализ каждого боя проводится с привлечением всех летчиков. Лишь изучив все накопленное в предыдущих вылетах, можно представить, каким будет результат будущего воздушного боя.
Комиссар полка внимательно прислушивался к нашему мнению. Он знал заботы и нужды летчиков, думал над тем, чтобы наши вылеты приносили как можно больший ущерб врагу.
— Заметьте, «мессеры» нас ловят в одном и том же месте, — говорил комиссар. — Пора отказаться от «наезженного» маршрута. Надо менять тактику!
С присущей ему страстностью он убеждает нас:
— Поверьте, будем менять тактику, — сократим потери, скорее одолеем врага!
Как-то в разговоре с нами майор Выдрыч начал спрашивать нас, кто стал летчиком по воле случая, кто по убеждениям, желанию. «Что ж, — сказал он, — можно, конечно, человеческую жизнь представить, как цепь случайностей. Однако в лежащих на поверхности случайностях всегда есть закономерность. Проследи — и обнаружишь, что целеустремленный человек, с волевым характером, случайностям не подвластен, он все подчиняет своим целям».
Повседневная жесткая требовательность к себе и подчиненным, а комиссар во всем любил порядок, давала полное право говорить ему о наших ошибках. Нужно было ломать установившуюся традицию — летать только на бреющем и более энергично применять маневры против истребителей.
— Нам нельзя умирать, — говорил частенько партийный вожак. — Мы воюем против смерти. Вот что надо хорошо помнить!
Выдрыч с энтузиазмом поддерживал все начинания, новые мысли, искания. Обстановка вынуждала идти на риск — установить вторую кабину, посадить на самолет еще одного воздушного бойца с пулеметом в руках и идти в бой.
Сегодня все кажется понятно и просто. Тут тебе и формулы, тут и расчеты с нехитрыми схемами. Трудно даже представить, что ничего этого раньше не было. Приходилось действовать на ощупь.
Возражали инженеры, пожимали плечами штабные работники. «Дескать, самолет-то одноместный». Но опыт — верховный судья. Он на стороне новаторов, на стороне Выдрыча и Хитали, который взялся первым опробовать самолет новой конструкции.
После первого полета по кругу еще не всем было ясно, в какой степени прав комиссар полка. Все ждали посадки. Самолет, вынырнув из-под облачности, развернулся и встал на последнюю прямую.
Кто-то с сомнением в голосе сказал: «Хоть бы сел нормально».
— Сядет, непременно сядет, — убеждал майор Выдрыч, — неужто вы не знаете лейтенанта Хитали.
Минуту спустя все с облегчением вздохнули — самолет, коснувшись тремя точками земли, плавно по катился по выбитому колесами полю.
Тогда все воочию убедились, что штурмовик может быть двухместным. И он стал им раньше, чем конструктор Ильюшин внес изменение в свое прекрасное детище.
Летал Хитали много, жадно и все не мог налетаться. Не по наслышке узнал он небо и не с чужих слов оценил несравненные качества штурмовика. Пожалуй, нет в калмыцких степях ни одного аэродрома, где не садился бы его грозный штурмовик. Только уже добравшись до родного гнездовья, глянет на полетную карту и удивится: зигзаги маршрутов пересекаются на ней, как следы молекул в броуновском движении.
