Олег Курылев - Победителей не судят
Алекс от неожиданности некоторое время молча рассматривал билеты, не зная, что сказать.
— Спасибо, Эйти. А почему ты не взял три билета? Сходили бы все вместе.
— Потому что завтра утром ты отправишься к Либехеншелям с официальным визитом.
— Зачем?
— Затем, что так принято. Мол, позвольте ангажировать вашу прелестную дочурку на вечернее представление.
На следующий день Алекс долго мялся возле большой дубовой двери с медной табличкой, на которой было выгравировано: «Инженер Г. Либехеншель». Он стоял, аккуратно причесанный и опрятно одетый во все лучшее, что только нашлось в гардеробе братьев, не решаясь нажать на кнопку звонка. Наконец, собравшись с духом, он протянул руку, но как раз в этот момент за дверью послышались шаги, приглушенный разговор, и она неожиданно отворилась. На пороге, увидав Алекса, замер отец Шарлотты.
— Здравствуйте, господин Либехеншель, — прошелестел Алекс, зачем-то вытаскивая из кармана два заветных билета в цирк.
— Здравствуй. Что это у тебя?
— Это? — Алекс посмотрел на билеты. — Это билеты на новое представление в цирке Сарасани, господин Либехеншель.
— Билеты в цирк? — Мужчина в добротном светлом сюртуке и летней соломенной шляпе приподнял брови. — Что ж, давай посмотрим.
Он взял красиво оформленные билеты, мельком взглянул на них, отдалив от себя в вытянутой руке и выпятив нижнюю губу, отчего сделался похожим на Бенито Муссолини, после чего повернулся и протянул стоявшей позади женщине, в которой Алекс узнал мать Шарлотты.
— Кто-то прислал билеты в цирк, Генриетта, — сказал он. — Ну, мне некогда.
Он похлопал Алекса по плечу и стал быстро спускаться по лестнице.
Женщина с любопытством посмотрела на мальчика, потом на билеты и, о чем-то догадавшись, крикнула вдогонку мужу:
— Это, наверное, кузина Гертруда!
Женщина собиралась что-то спросить у Алекса, но в это время в глубине квартиры зазвонил телефон, и она, поблагодарив, закрыла перед его носом дверь.
Вот тебе раз! Алекс открыл рот, чтобы объясниться, но было уже поздно. Он немного потоптался возле двери, протянул было руку к звонку, но нажать так и не решился.
— Что?! — вскричал Эйтель, когда брат вернулся домой. — Ты отдал билеты родителям и ничего не сказал?
— Понимаешь, Эйти, как-то так получилось… Они сами выхватили их у меня. Ее папаша сильно торопился, а потом там зазвонил телефон и…
Эйтель некоторое время смотрел на обескураженного ухажера-неудачника, а потом вдруг начал громко смеяться. Схватившись руками за живот, он сначала повалился на диван, потом скатился на пол, лег на спину и принялся дрыгать ногами.
— Ой, не могу!
Успокоившись, он уселся прямо на полу, привалившись спиной к дивану.
— Ну в кого ты такой застенчивый? — спросил он, вытирая слезы. — Трудно тебе было сказать, что пришел ты к Шарлотте, к их дочери, потому что влюблен в нее по уши, да и вообще намерен жениться? Ну где я возьму денег на новые билеты, вежливый ты наш?
Из глаз Алекса готовы уже были политься слезы обиды. Увидав это, Эйтель поднялся и, отряхивая штаны, деловито произнес:
— Ладно, все, что ни делается, все к лучшему, как сказал один бюргер, которому трамваем отрезало ноги. А знаешь почему?
— Знаю, — со всхлипом вздохнул Алекс, — не нужно тратиться на сапоги.
— Вот именно. Значит, так, — Эйтель задумчиво посмотрел куда-то в сторону, — билеты мы отбирать, конечно, не станем, а поступим по-другому. Только на этот раз действовать буду уже я.
Вернувшийся откуда-то на следующий день, Эйтель сообщил брату, что Либехеншели приглашают его в гости и завтра — а это как раз будет воскресенье — в десять часов утра ему надлежит явиться к ним при полном параде.
— Я подкараулил Шарлотту на улице и все ей рассказал, — пояснил он. — Оказывается, в цирк никто из них не ходил: не сумев выяснить, кто прислал билеты, они решили, что это чья-то глупая шутка. К тому же сам Либехеншель был вчера вечером допоздна занят на заводе, а у Шарлотты по пятницам урок музыки. Так что билетики того — пропали задаром.
— А они меня точно пригласили? — спросил Алекс.
— Что я, вру, что ли? Наверное, будут извиняться. Если позовут к столу, ты для приличия побеседуй на отвлеченные темы, ну там о погоде или о видах на урожай картошки, а потом, как бы невзначай, возьми да и скажи, что мы, мол, с братом строим телескоп.
В итоге все вышло как нельзя лучше. Родители Шарлотты очень вежливо извинились за недоразумение и, действительно, пригласили Алекса к столу. Узнав, что их дочь уже несколько дней дружит с братьями, они подробно расспросили его об их родителях и, похоже, остались довольны услышанным.
— А как твои родители относятся к нашему фюреру и к его программе? — спросил Густав Либехеншель.
— Они оба голосовали за Гитлера, а мама еще давно сшила флаг его партии, — смекнул, как надо ответить, Алекс и попал в самую точку.
— А чем вы с братом увлекаетесь в свободное время? — спросила фрау Либехеншель.
— Представляете, они делают модели аэропланов, а еще строят настоящий телескоп! — ответила за Алекса Шарлотта.
— Вот как? Прямо-таки настоящий? — удивился ее отец. — Какой же, позвольте узнать, системы.
— Системы Ньютона, — компетентно ответил Алекс, деликатно отхлебывая из кружки. — Мы думали попробовать Кассегрена, но решили, что для нас это пока слишком сложно.
— Ну еще бы! А где же вы возьмете зеркало?
— Делаем сами. Эйтель уже второй месяц шлифует, а я готовлю ему порошки. Один знакомый моряк подарил нам для этого два иллюминатора.
— Сами шлифуете зеркало? — еще более удивился Либехеншель. — А диаметр?
— Десять дюймов! А геометрию поверхности мы проверяем теневым методом Фуко.
Разговор на оптические темы о фокусах, линзах и тому подобном продолжался еще несколько минут, после чего очень довольный Густав Либехеншель пообещал, если братья не против, посетить их мастерскую, а заодно и познакомиться с родителями мальчиков.
— А почему вы, молодой человек, не вступаете в гитлерюгенд? — спросил он, когда Алекс с Шарлоттой собрались пойти на улицу.
— Видите ли, герр Либехеншель, я жду, когда мне исполнится четырнадцать, чтобы поступить сразу в старшую группу.
— А чего ждет твой брат? Ему ведь уже четырнадцать.
— А он… это… — Алекс уже не знал, что соврать, — он ждет меня, чтобы уж вместе за компанию.
— Папа, ну чего ты пристал с этим гитлерюгендом? — вмешалась Шарлотта. — Ты лучше не забудь купить нам с Алексом билеты в цирк. Ты ведь обещал.
— Непременно, но только на утреннее представление — рано вам еще посещать вечерние мероприятия.
— А ты состоишь в гитлеровской молодежи? — спросил Алекс Шарлотту, когда они вышли на улицу.
— Да, в «Молодых девушках». Мы собираемся по субботам в школе, а иногда в доме партии, — ответила она.
— Ну и скукотища же там у вас, наверное? Песенки небось всякие поете или платочки вышиваете.
— По-разному. Зато в Союзе немецких девушек будет намного интереснее.
Через несколько дней Густав Либехеншель действительно пришел к Шелленам. Эйтель предупредил отца не заводить разговор о политике, а если такой разговор начнет их гость, быть предельно лояльным к его взглядам.
— Папа, это нужно для дела.
В прихожей, в простенке между дверьми, ведущими в комнаты, они вывесили флаг со свастикой, которому инженер Либехеншель отсалютовал поднятой рукой, сопроводив этот жест коротким словом «Хайль!». Вильгельмина, польщенная тем, что ее дети водят знакомство с таким уважаемым человеком, приготовила угощение, и все остались довольны. На чердак в мастерскую братьев их гость, обладавший немалой комплекцией, лезть не решился, но Эйтель принес ему заготовку зеркала, шлифовальник и обстоятельно рассказал о проблемах с окуляром и отклоняющим зеркалом. Инженер пообещал раздобыть для «общего дела» окуляр от настоящей подзорной трубы, а в качестве плоского зеркальца предложил преломляющую призму от морского десятикратника, у которой останется только посеребрить одну из граней.
А еще через несколько дней Алекс и Шарлотта сидели в первом ряду лучшего в Европе (да что говорить — во всем мире) цирка семейства Сарасани. Представление было феерическим. Страусы, жирафы, слоны, муравьеды, уж не говоря о всяких там антилопах, а в перерывах забавные клоуны, один из которых однажды упал, растянувшись прямо перед Шарлоттой, да так, что его красный нос отскочил в сторону. Все веселились, а она, крикнув «Растяпа!», залилась звонким смехом.
Потом они гуляли по набережной, и Алекс впервые ощутил свободу их непринужденного общения. Они стали встречаться почти каждый день, часто втроем. Ходили в кино, катались на речном трамвае, посещали музеи, собирались дома, чтобы отметить чей-нибудь день рождения. Инженер Либехеншель однажды устроил мальчишкам экскурсию на свой завод, а фрау Шеллен приглашала Шарлотту и ее родителей на премьеры своего театра.
