Константин Семенов - Грозненский роман
– Ничего, – буркнул Борис, успел заметить облегченный взгляд и пошел дальше.
Все было ясно – украинец принял Бориса за чеченца. Это как раз неудивительно: за чеченца его принимали частенько. Но вот, что в Грозном уже появились украинские националисты.… До этого Борис замечал только добровольцев из «Конфедерации горских народов», да и то немного. Хохлы – это что-то новенькое. И не сказать, что приятное.
Вывеска на министерстве давно новая, с волком. Дверь новомодная – металлическая, со стеклом. Раньше двери здесь были деревянные, резные, огромные, с бронзовыми ручками. Открывались тяжело, как бы показывая, что постороннему здесь делать нечего. Сразу даже без вывески было видно, что учреждение здесь солидное.
По замусоренному, давно не метеному асфальту ветер гнал обрывки бумаг, газеты и окурки. Еще лет пять назад такое и представить было невозможно.
Людей не было.
Не то, что четыре года назад, поздней осенью 91-го. Тогда тут было столпотворение. Кучи народу, журналисты, машины. Под окнами вдоль стены сверкала батарея бутылок с зажигательной смесью: революция готовилась к защите. Тут же рядом какие-то молодые парни готовили новые – в воздухе пахло бензином. Борис прекрасно помнил, как совсем молодой чеченец, почти пацан, убеждал остальных, что он знает, как приготовить нечто необыкновенное.
– Точно говорю! – горячился пацан, держа в руках бутылку из-под шампанского. – Смотри. Наливаешь бензин, вставляешь пробку, закручиваешь проволокой. В пробку вставляешь ниппель и качаешь насосом воздух. Знаешь, что будет? Объемный взрыв! Танк подорвет! Дела дуьхьа![4]
Парни смеялись и предлагали ему попробовать разбить такую бутылку о стену. А если не получится – то об голову.
Кажется, будто вчера это было.
В холле молодой охранник сосредоточенно разгадывал кроссворд, автомат как обычно, лежал на столе.
– Привет! – поздоровался Борис.
– Салам! – чуть приподнялся над стулом парень. – Слушай, «тягловое животное из двух букв» – кто это? Первая буква «я».
– Як, – сказал Борис и попытался пройти.
– Стой! Подходит, – удивился охранник. Борис вздохнул: кроссворд был почти полностью неразгадан. – Слышь, покарауль секунду – мне в сортир надо. Все равно твоя жена на совещание ушла.
Борис сел, снял автомат и спрятал его под стол. Собственно в этом и заключалась просьба «покараулить» – не министерство, а автомат. С автоматом охранник ходить в туалет почему-то не желал. Борис покосился на автомат: на предохранителе – и приготовился ждать. «Секунда» обычно растягивалась минут на десять. Ничего, можно успеть кое-что отгадать.
– Слушай, – спросил Борис появившегося через десять минут, хоть часы проверяй, охранника, – А куда ты автомат деваешь, когда приспичит, а меня нет?
– В комнату заношу. Баркал.[5]
В кабинете сидел один Султан, молчаливый мужчина в дорогом костюме. Борис видел его всего в третий или четвертый раз, хотя заходил сюда довольно часто. Где тот бывал целыми неделями и чем занимался, точно не знала даже Ирина, хоть и числилась начальником отдела. Зато все прекрасно знали, чей он родственник. Борис сел за стол жены, привычно заваленный бумагами, бумажками, папками, бланками. Подвинул стоящую на самом краю кружку с недопитым чаем. Когда-то в этом кабинете сидело пять и даже шесть человек, все женщины. О тех временах напоминали пустые столы и плакаты на стенах – Ван Дамм и Александр Серов. Ван Дамм еще блестел лакированными бицепсами, а Серов потускнел, потрескался и постоянно норовил отклеиться от стены.
Стол жены стоял у двери, напротив окна. Он всегда здесь стоял – и пять, и десять лет назад. Отсюда хорошо было глядеть в окно – на старый мост, на фонтан. А если пригнуться к самой столешнице, то в окне появлялась гостиница «Чайка». Целиком – с бегущей строкой на крыше. Когда-то под конец рабочего дня Ира вот так почти прижималась к столу и зачарованно наблюдала за бегущими буквами.
«Храните деньги в сберегательной кассе». «Температура воздуха +24». «Летайте самолетами Аэрофлота».
Давно уже не работает реклама, давно не бегут веселые буквы, да и сама гостиница больше похожа на обшарпанное общежитие. Собственно она давно и была уже общежитием: несколько лет назад туда поселили чеченских беженцев из Казахстана. После этого от гостиницы «Чайка» осталось только название.
Борис оторвался от воспоминаний, опустил взгляд на стол. Среди многочисленных отчетов и справок пылилось недописанное письмо. Ирина бралась за него уже много раз и столько же раз бросала. Чеченская республика Ичкерия закупила у Эстонии большую партию ткани. Закупить закупили, в вот оплатить как-то забыли, что ли. Педантичные, законопослушные эстонцы уже больше года методично слали и слали письма с напоминаниями. Письма по бюрократической лестнице спускались к Ирине и оседали в отдельной папке. Что отвечать, она не знала, на ее вопросы все пожимали плечами – платить доверчивым эстонцам никто не собирался.
– Слушай, ты не знаешь надолго они там? – Борис оторвался то заваленного бумагами стола.
– Не-а, – лениво ответил Султан. – Я пришел, уже никого не было.
А совещание между тем только началось. Сначала, как водится, ждали министра, потом долго рассаживались в огромном кабинете, таская недостающие стулья. Собралось человек сто – не меньше. Почти все сотрудники нового, объединенного министерства. Долгие годы министерств было два, друг от друга совершенно независимых. В новой независимой республике их переименовали в управления и объединили в одно Министерство. Так с тех пор и работали – формально вместе, фактически, как и раньше, раздельно, при случае стараясь любой спорный вопрос перекинуть коллегами. «Коллег» зачастую знали только в лицо.
Вот и сейчас даже расселись раздельно – впереди «хозяева», сзади, у стены – «гости».
Министр начал без предисловий:
– Политическую обстановку напоминать не буду. Сами знаете. Скажу только, что положение очень серьезное. Очень! Россия всерьез собралась «навести у нас порядок». Знаем, какой они порядок могут навести! Рязанский!
В зале зашумели.
– Да – Рязанский! – повысил голос министр. – Что они еще могут! У себя бы сначала порядок навели! Нет, они к нам лезут. Лезут и лезут! Поэтому!.. Поэтому мы не можем сейчас оставаться в стороне. В воскресенье все выходим к центральному входу СовМина. С плакатами! «Нет войне! Остановите Россию!» Сами придумаете! Завтра, после обеда. Будут иностранные журналисты, телевидение – пусть весь мир видит. Все понятно? Понятно, я спрашиваю? Особенно это касается русских – вы должны быть первыми! Первыми – понятно? Не надейтесь отсидеться! Ждете, да? Не дождетесь! В случае чего – вы первые заложниками будете.
В зале зашептали, задвигались. К Ирине стали оборачиваться с сочувствующими взглядами. Пожилой чеченец из соседнего отдела демонстративно закатил глаза, кто-то извинительно улыбнулся. Русских в зале было немного, человек двадцать, но почему-то оборачивались именно к Ирине, даже не очень знакомые. Или ей так казалось? Она сидела с каменным лицом, в голове крутилась только одна мысль: «Не заплакать! Не заплакать!»
Расходились медленно, в тягостном молчании. Разрядить обстановку попробовал Аслан, шофер замминистра.
– Берегите русских – их осталось так мало, – весело сказал он и ободряюще улыбнулся.
– А чего беречь собак? – громко раздалось сзади.
Молодая, красивая и почти незнакомая чеченка сказала это ни к кому не обращаясь, громко и с презрительной ухмылкой. Постояла, огляделась и ушла, цокая в тишине каблуками.
Аслан проводил ее взглядом, повернулся и скорчил недоуменную мину.
«Только не заплакать! Не заплакать!»
Кто-то коснулся руки…Мадина. Что-то говорит, успокаивает.
«Только бы не заплакать! Нельзя!»
– Ирина Николаевна, Ольга, пойдем к себе.
« Кто это? Алхазур.…Только бы не заплакать!»
– А вот и они! – сказал Султан. – Здрасти! Оленька, красавица, расскажешь, как тебе летчик каблук отстрелил? А то все уже.… Что это с вами?
В кабинете сразу стало тесно, но Борис видел только жену: неподвижное лицо, сжатые губы и отрешенный взгляд совершенно серых сейчас глаз. Кто-то что-то говорил – Борис не слышал. Обнять бы сейчас, прижать. Нельзя.
Опять открылась дверь, вошел Алхазур – заместитель начальника Управления. Плотно прикрыл дверь, огляделся, кивнул вставшему Султану.
– Вот что, – голос спокойный, тихий. – Ирина Николаевна, Ольга, идите-ка домой. А в воскресенье.…Там ясно будет. Забирай, Борис, жену.
Вечером за чаем, Борис спросил:
– Ну и что завтра думаете делать?
Ирина уже давно успокоилась, и глаза стали обычные – серо-голубые, как и много лет назад.
– А че делать? – тут же влез Славик. – Мам, да понапишите вы плакатов, подумаешь! Хочешь, я тебе напишу? У тебя на работе же есть фломастеры? Зато по телику покажут!
