Серия "Афган. Чечня. Локальные войны". Компиляция. Книги 1-34 (СИ) - Беляев Эдуард Всеволодович
В надежде, что сын все же успеет, он еще утром отправил людей на все вокзалы и теперь не разрешал хоронить… Уже шесть часов на кладбище ждали. Все ждали и не хоронили… Только он не чувствовал течения времени, не чувствовал боли в онемевших суставах, не чувствовал рези в воспаленных глазах, не чувствовал ничего, кроме горького кома где-то рядом с сердцем и запаха свежевырытой могилы.
Иногда ему казалось, что в гробу среди белых кружевных покрывал лежал кто-то другой: "Кто угодно, но только не она". На открытом воздухе ее лицо сгладилось, будто поплыло, стало совсем чужим. А вместо милых сердцу морщинок, от ее лучезарной когда-то улыбки, через густой слой грима все заметнее стали проявляться синие пятна. Эта улыбка и сразила его в их первую встречу. "Как это было давно?.. Будто и не с нами было… Кто угодно, но только не она…" — заныло судорожно где-то в глубине источенного терзаниями сознания.
Уже склонилось над горизонтом солнце… Уже совсем замерзли люди… Зима только-только отступила…. Весна вступала в свои права… Восемнадцатое марта… Проводить ее пришли все… Так много людей на этом кладбище еще не собиралось… Ей было всего лишь сорок четыре… Ее любили все… И все ждали. Ждали ее сына…
А Яма звала…
Глава первая
Он засек эти вспышки. Может, впервые за всю службу, но он их заметил. Даже почувствовал на себе взгляд сквозь прорезь прицела, полный ненависти и отчаяния. Даже, несмотря на приличное расстояние, он увидел глаза врага. И развернуть в его сторону ствол пулемета, он уже не успевал. Если бы не вертушка… Но даже свист винтов в небе и размеренный нарастающий рокот двигателя не остановил бы противника. За спиной моджахеда мелькнула чья-то тень. Его просто сдернули с бруствера и за шиворот потащили к проему в стене.
Черная, слегка продолговатая точка, медленно, будто нехотя, отделилась от серебристого брюха, хищно, словно отыскивая цель, кувыркнулась два раза в воздухе и, наращивая скорость, понеслась к дувалам.
В лучах полуденного солнца сизый туман, клубами заволакивающий крыши нехитрых строений, расцвел всеми цветами радуги. Откуда-то сзади донесся голос Стовбы:
— Старый, трассер!
— Я ж не знал, что мы фейерверки тут запускать будем…
— Белоград!..
Он достал из нагрудного кармана мокрый от пота трассер, поцеловал его…
— Шевели фигурой, сейчас рассеиваться начнет! — взводный явно нервничал.
Патрон нырнул в патронник с легким скрипом…
Зеленая точка запылала на полпути к дувалам. Селение подпрыгнуло будто бы на пол метра и вспыхнуло. Даже дыма сперва не было. Только горы слегка тряхнуло, да кое-где, между выцветших до белого скал подняло тысячелетнюю пыль. Следом докатился чудовищный грохот.
— Ни фига себе, бомбец!..
— Да…а. Не хотел бы я под такую цацку попасть…
Прилетела она бесшумно, будто ниоткуда.
Боли не было. Она так и не успела до него добраться. А он не успел даже испугаться. И выстрела не услышал. Только в глазах застыли брызги раскаленных осколков. Да в ушах — колокольным звоном долго еще катился треск разрывающей металл пули.
Тягучая, словно кисель, духота вдруг, совершенно неожиданно, отступила, стащила с век свою вечную пелену липкого, зловонного пота и сменилась долгожданной прохладой. Тело затерялось в мрачной пустоте, и только назойливый как муха разум ангельской мелодией захныкал где-то во времени, там, где осталось тело: "Пусть апрель обманет Вас дождем, Пусть он Вас бессонницей замучит…"
Оттуда, из другого мира, сквозь частые гулкие звуки одиночных выстрелов донеслось чужое:
— Старый! Уносите его!
— Я сам не потяну, товарищ лейтенант!
Валуны обсыпало стальной струей.
— Мамедов!
— Я!
— Белограда выносите! Помоги Старостенку!
"… женщина ждет и верит в то, что Вы лучший… Я приглашаю Вас на праздник, Где будет все для нас двоих…"
— Стой!
Из багрового тумана выплыло лицо Стовбы:
— Живой, казак!
Боль ворвалась под ключицу раскаленным шомполом: "Так скотину разделывают… Что это взводный воткнул мне под х/бэшку?.."
Мамай, показалось, оторопел:
— Что это Вы, товарищ лейтенант… Ваш блокнот?..
В глаза снова впилась струя раскаленного песка и осколков.
— Отставить базар! Все! Уходите! Уходите, я сказал!
"…Вы должны лететь, а не идти. Прилетайте, в чудеса не веря. Что нибудь должно произойти…"
Новый шомпол воткнулся куда-то под лопатку: "Небо совсем кровью заволокло…"
На сплошь бордовых небесах раскачивалось темное пятно, совсем черное: "Надо бы на нем сконцентрироваться… Что с него льется?.. Куда они меня тащат?.. Зачем?.."
На мгновение пятно задрожало, проявились знакомые черты под каской: "Все равно черное. Старый?.. Ох, и вонище от тебя".
— Где взво..? — в груди захрипело на полуслове.
— Та, не рыпайся, ты… Прикрывать остался… — сквозь нечеловеческие усилия прорычало пятно.
Где-то рядом часто застучал одиночными Калашников.
Обрывки мыслей из чужих миров, казалось, разбросают мозги в разные стороны: "Мамай… Отстреливается… Что ж так холодно?.. В пустыне!? Значит, не ушли еще. Рука, кажется, онемела…Прилетайте, в чудеса не веря, что нибудь должно произойти… Я приглашаю Вас на праздник… Где будет все для нас двоих… Где пулемет?.."
Пятно над головой разразилось трехэтажным матом.
"Все камни в ущелье моей спиной проутюжил. Ни одного ж не пропустил. Что ж ты волочишь меня как мешок с картошкой?"
Снова эта тварь прилетела бесшумно. Только проломленная каска отозвалась голодным треском. Чудовищный удар смел Старостенка куда-то в камни, как куклу.
"Шомпол под лопаткой взорвался. На что ж ты меня бросил такое острое?.. Шомпола не взрываются… Где Старый?"
— Старр…
Рядом из красного тумана вынырнула черная тень. На этот раз поволокли еще более бесцеремонно:
"Мамай?.. Или?.. Они?.. Куда они меня?.."
— Лежи тут, не дергайся…
"Мамай… — на душе отлегло. — А Старый?.."
— Рустам… Старого… в голову…
Старостенок заскрипел зубами где-то совсем близко:
— Ох, ни хрена себе…
Гул в голове снова захлестнула мелодия: "…Нужно Вам лететь, а не идти. Прилетайте, в чудеса не веря, что нибудь должно произойти…" Лишь на мгновение в глазах прояснилось. Высоко в небе одиноко парил черный аист.
— Рустам, ты видел здесь аистов?
— Чё тихо-то так стало? — вместо ответа спросил Мамедов.
— Дан! Дан! Белоград, мать твою!
Мозолистая ладонь сжала простреленное плечо. Показалось, шомпол под ключицей завернулся в штопор. Уже почти забытая боль снова парализовала руку. В глазах снова запрыгали багровые пятна.
— Просыпайся, Дан!
Белоград еще не пришел в себя. Этот сон давно его терзал. И всегда подолгу:
— А полегче ты не можешь, Скибон?
Богдана всегда раздражал фальцет Скибы:
— Чё? Опять тот бой снится? Болит еще?
Белоград, вместо ответа, размазал по лицу горячий пот.
— Где мой блокнот? — спохватился Белоград.
Скиба протянул Богдану потертый блокнот с надписью «АИСТ».
— На! Я его на полу подобрал. Ты уже не засыпаешь без него.
На душе у Богдана потеплело.
— Не понимаю я вас, фанатиков. Кругом такое творится, а вы стишками балуетесь. Чё толку от них? Другое дело, вот — она. Небось, сотни три чеков за концерт замолачивает. Небось, и тройной тариф еще. Она ж тоже в зоне боевых учений. За такими бабками и я бы к черту в зубы полез. Ты, как сержант, тройной получаешь, Дан? Шестнадцать-шестьдесят?.. За учения… Или восемь-восемьдесят?
— А Ветлин де? — проворчал Белоград невнятно.
— Наша задача шнурки помочь им собрать. Кажись, она заканчивает уже. В штаб нашего сундука вызвали, — бросил Скиба в ответ.
В БРЗ* *(быстроразборные здания) к тому времени уже поставили кондиционеры. Хотя и не всем, но в штабе первого батальона такая штуковина уже вторую неделю комбата Можаева в детский восторг приводила.
