Василий Мурзинцев - Записки военного советника в Египте
— А новые самолеты? У нас мало их.
— Я не знаю, о каких вы самолетах говорите. Но вы забываете, что летчика учить нужно 4–5 лет. Наверное, у вас количество самолетов соответствует количеству летчиков. Но это мое предположение. Я к авиации никакого отношения не имею.
— Почему Китай был другом Советского Союза, а теперь нет?
— Это очень сложный вопрос и нужно знать историю СССР и Китая, чтобы понять все, что произошло у нас с Китаем. Один из главных вопросов это вопрос о наших землях, которые Китай считает своими и требует их от нас. Но земли эти никогда китайскими не были и не будут. Почему Китай претендует на наши земли? Это тоже очень сложный вопрос.
Об идеологических разногласиях говорить не было смысла, так как офицеры имели весьма смутное представление о различных идеологиях. Для них главное Коран.
— Почему Америка говорит, что она друг арабов, а помогает Израилю?
— Потому, что хотела бы заменить в ОАР англичан и восстановить старый порядок. Так же, как в Южном Вьетнаме заменили французов. Америке нужны богатства и земля ОАР. Она хотела получить это с помощью Израиля, но убедилась, что это не та лошадка, на которую можно выиграть. А окончательно ссориться с арабской нацией боится, так как может лишиться доходов за нефть и вообще убраться из Средиземного моря. Нынешняя обстановка дает повод для вмешательства Америки в дела стран Ближнего Востока. Если наступит мир — не будет предлога для вмешательства, а чтобы мир не наступил, Америка помогает Израилю.
— Правда ли, что в Советском Союзе нет богатых и нет бедных?
— Да, правда. У нас нет безработных, нет нищих, нет бездомных. Все работают и за это получают деньги. Кто больше и лучше работает, тот больше получает денег. У нас бесплатное обучение и медицинская помощь, небольшая плата за жилище. Есть и другие льготы. А в Америке вы знаете сколько это стоит?
— Знаем. Там много богатых и очень много бедных.
— Правильно. Америка — богатая страна, а обеспечить свое население пищей и жильем не может. ОАР пока что бедная страна, но после революции те, кто работает, стали жить лучше, феллахи получили землю, много строится жилых зданий. Хотя еще много бедных, но нет голодающих. У вас есть богатые, нужно чтобы часть своих доходов они отдали бедным.
— У нас теперь очень богатых мало.
— В этом вы уже сами разбирайтесь.
— Говорят, у вас крестьяне совсем земли не имеют. Как же они работают?
— Если крестьянин работает на земле, значит, он ее имеет. Земля у нас принадлежит государству. Государство дает землю крестьянам навсегда. Крестьяне организовали коллективное хозяйство, а государству платят налог. Я считаю несправедливым, когда один человек имеет много земли, а сам на ней не работает. Другие работают, а он деньги получает. За что? Кто мне может объяснить это?
— Ну, он хозяин земли. Нанимает феллаха, за один федан феллах получает каждый месяц 7 фунтов.
— А сколько за федан он отдает хозяину?
— 30–40 фунтов.
— Это вы считаете справедливым? — снова спрашиваю я.
Мне никто не отвечает на этот вопрос. И я знаю, почему. Кое- кто из присутствующих, а, точнее, их родители, имели землю и сдавали ее в аренду феллахам за 7 фунтов в месяц за федан (0,42 га).
— Может, лучше деньги отдать государству? Эти деньги тогда пойдут бедным, на школы, на больницы, на оборону. А можно на семь фунтов прожить семье? — продолжал я. — Давайте подсчитаем. Один килограмм мяса стоит 70 пиастров, значит, на семь фунтов можно купить десять килограммов мяса. Это по 33 грамма на человека в день. А у феллахов семьи большие, нужно покупать одежду, платить за воду и другие расходы. Я знаю, что государство помогает феллахам. Но все же доходы распределяются не совсем справедливо. Но у вас революция еще не закончена. Помешала война.
— У нас тоже будет хорошо. Будет, как у вас, когда построим социализм. Когда у вас будет коммунизм? Социализм хорошо, а коммунизм? Каждый будет брать всего сколько захочет и всем не хватит.
— Коммунизм нужно строить, как дом. Сначала заложить фундамент, потом первый этаж, потом второй и так строить столько, сколько нужно, чтобы всем хватило. Вы только будете закладывать фундамент, а мы построили уже несколько этажей. Чем будем лучше работать, тем быстрее построим. Главное, чтобы не было войны. Война может задержать строительство, так как рабочим нужно будет воевать, а не строить. Значит, социализму война не нужна. Что касается товаров, то разумные потребности будут удовлетворены полностью.
— Как это разумные потребности? Люди знаете какие? И то давай, и это да побольше.
— Мистер Фавзи, — обратился я к одному из офицеров, — у тебя есть телевизор?
— Нету.
— А сколько тебе нужно телевизоров? Одного хватит?
— Хватит.
— А кому нужно десять телевизоров?
— Но есть жадные, им и двадцать телевизоров будет мало.
— А куда он их денет? Продавать некому. В комнате сложить? А где сам жить будет? Значит, одного телевизора хватит, а если большая семья, — то два. Так же и питание. Больше, чем человек съест за всю свою жизнь, ему не нужно. Вот и получит столько, сколько съест.
— Тогда работать никто не будет. Все будут даром получать. Зачем работать?
— Если никто работать не будет, так никто ничего и не получит. Люди будут понимать, что все богатства создаются трудом человека и будут работать. Конечно, не так, как сейчас. Будет много машин для тяжелых работ. Люди будут работать по 4–5 часов.
— А как же бог? При коммунизме нельзя верить в бога?
— Почему нельзя? Это дело совести и сознания.
— А в Советском Союзе есть верующие?
— Есть. У нас в Средней Азии много мусульман. Есть мечети. Кто хочет, тот и молится Аллаху.
— А за это не наказывают?
— Нет, не наказывают. Я же сказал, что это личное дело каждого. Верующие живут так же, как все. Работают, учатся, женятся.
— А почему ты не веришь в бога?
— Я коммунист. А коммунисты считают, что бога нет и никогда не было. Его люди сами придумали. Это мое убеждение.
— А если бы тебе доказали, что бог есть?
— Таких доказательств нет. Чтобы поверить во что-то, нужно или увидеть или потрогать рукой. Есть другие способы доказательства, но этот самый лучший. Но вы сами говорите, что бог везде и нигде. Его нельзя ни видеть, ни слышать, ни потрогать.
— А ты видел Гитлера?
— Нет, не видел. А при чем тут Гитлер?
— Если не видел Гитлера, значит, его нет?
— Когда я говорю, что бога нельзя видеть, слышать или ощущать, я не имею в виду себя, а вообще людей. А Гитлера теперь действительно нет. Он отравился в Берлине от страха, что его захватят в плен наши солдаты. Но он был. Его видели другие, я его видел в кино. Мы воевали с немцами четыре года и хорошо знаем, что такое Гитлер. Гитлер отравился, а его помощников судили и повесили. Об этом знает весь мир. Гитлера родила женщина и поэтому, к сожалению, он человек. Фашисты с Гитлером уничтожили миллионы людей и погибли сами. А что может сделать хорошего или плохого бог?
— Бог тоже может наказать людей за плохое поведение.
— Каким образом?
— Послать болезнь и люди начнут умирать.
— Почему же бог не наказал Гитлера? Или его преступление было угодно богу?
Этот вопрос смутил моих слушателей. Они что-то быстро заговорили по-арабски между собой. Видимо, обсуждали неожиданный поворот в нашей беседе. После короткого, но довольно оживленного обмена мнениями последовал вопрос:
— А, может, бог через Гитлера наказал людей?
— Если это так, что кто скажет, за какую вину перед богом были наказаны многие и разные народы? Ведь народы, пострадавшие в войне, молятся разным богам, и Гитлер не особенно смотрел на это. Кроме того, погибло много детей. А разве дети могут иметь такой большой грех перед богом, чтобы их убивать? Каждый народ имеет хороших и плохих людей. А разве бомба с «Фантома» выбирает? Она уничтожает всех подряд: и мусульман, и христиан. Где же справедливость? Почему бог допускает это? Люди убивают людей, а не бог, и нужно разобраться, кто и зачем убивает. Есть войны справедливые, а есть несправедливые. Вы ведете справедливую войну. Правильно я говорю?
Мой вопрос снова привел в замешательство моих собеседников. Видимо, они почувствовали справедливость моих слов, но привычка мыслить по канонам ислама мешала им взглянуть на войну, как на социальное явление, полностью зависящее от человеческой деятельности. Теперь они о чем-то говорили гораздо дольше. Мы с переводчиком только переглядывались. Наконец арабы закончили свои обсуждения и, не отвечая на мои вопросы, снова спросили:
— А как быть с холерой? Уж это-то действительно наказание божие?
Признаться, я устал уже доказывать очевидное и доказанное и начал нервничать из-за непонятливости собеседников. Теперь-то я понимаю, что мне не хватало выдержки, а тогда меня возмущали их наивные вопросы. Я решил идти, что называется, в лоб.