Юрий Стрехнин - Наступление продолжается
Но Вартанян не откликался. Глаза его были закрыты. Только руки что-то искали, вороша темные волглые листья, толстым слоем устилающие землю.
Громко прошелестели под ногами листья — кто-то вбегал в березняк. Прягин!
— Ранен? — испуганно спросил Сашу Прягин, указывая на Вартаняна.
— Не знаю…
Прягин бросил взгляд на знамя, которое Саша все еще прижимал к груди, протянул руку:
— Дай сюда!
Саша беспрекословно отдал. Он понимал: Прягин — боец, ему больше доверено.
Тщательно запрятав знамя под шинель, Прягин настороженно оглянулся в сторону просеки, теперь уже скрытой за стволами берез. Стрельба стихла. В наступившем безмолвии сначала еле слышно, глуховато, но с каждой секундой все звучнее, протяжными ритмичными толчками шумела палая листва под ногами идущих от просеки людей. Саша увидел, как Прягин спрятался за березу, под которой лежал, тяжело дыша, Вартанян. И, глядя на Прягина, Саша тоже испугался: «Немцы?»
Меж серовато-белыми стволами показались двое. У Саши от сердца отлегло, когда увидел: размашисто шагает Дорофеев, за ним, чуть приотстав, прихрамывая, — Галиев, Бросился к ним.
— Где Вартанян? — встревоженно спросил Дорофеев.
Саша показал. Дорофеев подбежал к лежащему.
— Вартанян, дорогой!
Чуть приподняв веки, Вартанян смотрел полными слез и боли глазами, силился что-то сказать, не мог. Его руки все искали опоры, все ворошили облетевшие коричневые листья, как бы нащупывая под ними землю. Забросив за спину карабин, Дорофеев наклонился к Вартаняну, позвал Галиева и Прягина:
— Берите! Понесли!
Втроем они подняли Вартаняна на сплетенных руках. Вартанян, когда его подымали, глухо простонал, выкрикнул какие-то армянские слова. Его глаза закрылись, но он ухватился рукой за плащ-палатку на плече Дорофеева и, плотно сомкнув губы, держался крепко, не выпуская.
— Автомат подбери! — крикнул Дорофеев Саше. Тот поднял автомат Вартаняна, стиснул, впрочем держа на отлете. А вдруг сам выстрелит? Ведь автомат!
Торопясь, уносили раненого все дальше в чащу. Хотя и был он по-мальчишески щупл и ростом невелик, а тяжесть. Шли, тяжело дыша. Больше всех, было видно, устал Галиев. Его смуглое лицо все блестело от пота. А и не оботрешь, руки заняты…
Прягин, поворачивая жилистую шею, то и дело оглядывался.
Остановились лишь тогда, когда молодой березняк плотно сомкнулся вокруг. Вартаняна осторожно положили на пышно застланную бурыми листьями землю. Он часто дышал, хватал воздух полураскрытым ртом. Но глаза его по-прежнему были закрыты. А лицо, как заметил Саша, побледнело, на нем особенно выделялись до этого почти не заметные усы, пробивающиеся над верхней, по-детски оттопыренной губой. Саше впервые сжал сердце страх: а вдруг Вартанян умрет?
Дорофеев присел возле раненого:
— Куда ж ему угодило? — Расстегнул шинель, обернулся. — Знамя где?
— У меня, — ответил Прягин. — Будь спокоен.
— Дай-ка мне.
— Почему это? И я не потеряю!
— Ну, смотри! — Дорофеев не стал настаивать. Его руки быстро ощупывали тело Вартаняна.
— Ах ты беда, в самое нутро! — сокрушенно проговорил Дорофеев, найдя наконец рану. — Говорил же ему — вперед беги, а он — по фрицам стрелять. Вот тут и словил… У кого бинт есть?
— У меня, — не сразу ответил Прягин, подал пакет. Схватив его, Дорофеев зубами с треском разорвал плотную прорезиненную оболочку. Завернув гимнастерку и рубаху Вартаняна, так и не приходящего в сознание, стал перевязывать рану. Прягин стоял, беспокойно поглядывая туда, откуда они только что шли. Но немцы, наверное, не стали их преследовать.
— Да, дела… — сокрушенно вздохнул Дорофеев, когда перевязка была закончена.
— Пристроить его следует, — сказал Прягин.
— Куда здесь пристроишь… Идти надо, пока немцы нас не пристроили. — Дорофеев сбросил с себя плащ-палатку, надел поверх шинели снятую с Вартаняна лейтенантскую планшетку, распорядился:
— На моей палатке понесем. Ты, Прягин, со мной под плечи, а ты, Галиев, под ноги…
— Еще немножко передохнем сначала, а?.. — попросил Галиев.
— Что, заморился? — недовольно глянул Дорофеев.
— Нога…
— Натер?
— Нет. Болит.
— Где?
— Вот здесь, — Галиев показал на правое бедро.
— Ушибся?
— Нет. Ночью, с немцем когда… Я стрелял, он гранату кидал, задело…
— Вон оно что! То-то, я гляжу, хромаешь. Чего же раньше не сказал?
— А зачем? — искренне удивился Галиев. — Все равно идти.
— Ты хоть перевязался?
— Еще ночью, когда один был.
— Кровь сильно шла?
— Нет. Внутри горит. Сначала мало, как спичка, сейчас — как печка.
— Д-да… — призадумался Дорофеев. — Вот тебе и спичка-печка… Как же дальше пойдешь?
— Ничего! — через силу улыбнулся Галиев. — Как все…
— Видите! — вмешался в разговор Прягин. — Еще один, оказывается, ранен, следует ожидать — свалится.
— Зачем так говоришь? — возразил Галиев. — Не свалюсь.
А Дорофеев только глянул на Прягина прищуренно из-под широких бровей, не сказал ничего. Потянулся к Вартаняну, который лежал все так же — с закрытыми глазами, с плотно сомкнутым ртом, — только тонкие ноздри подрагивали в прерывистом дыхании. Осторожно, чтобы не потревожить раненого, вынул из ножен на его поясе нож, который Вартанян имел, как всякий автоматчик.
— Ты зачем? — показал на кинжал Галиев.
— Пару березок срезать. Носилки сладим.
Дорофеев отошел в сторонку, где березы гуще.
Прягин выждал, пока Дорофеева не стало видно и, покосившись на Сашу, который сидел возле раненого и со слезами на глазах смотрел тому в лицо, подвинулся ближе к Галиеву. Некоторое время сидел молча, как бы обдумывая что-то, потом зашептал:
— Понимаешь, товарищ Галиев, что получается? Опять пойдем неизвестно куда. А результат?.. — Прягин осторожным движением головы показал на лежащего Вартаняна. — И разве можно ребенком рисковать и вот этим. — Прягин коснулся рукой груди, где под шинелью было спрятано знамя. — Да и ты с раненой ногой не ходок.
— А что делать?
— Заявим: дальше не пойдем!
— Не послушает.
— Послушает: раненого не оставит, без знамени не уйдет.
— А где будем?
— В лесу пересидим пока… — Прягин замолчал, увидев, что возвращается Дорофеев. Тот волочил белокорую березку, с которой срезал ветви и макушку.
Подойдя, Дорофеев опустил березку, протянул нож Прягину:
— Возьми да вторую такую срежь. А то больно пальцы намял.
Прягин взял нож, ушел.
— Не приходил в себя? — спросил Дорофеев Сашу, наклонившись к Вартаняну.
— Нет… — прошептал мальчик.
Дорофеев посидел возле Вартаняна, вглядываясь в его еще более побледневшее лицо. Потом подсел к Галиеву.
— Ноге не легче?
— Немножко посидеть — пойду.
— Сиди отдыхай, пока Прягин жердину приготовит… Слышь, — Дорофеев придвинулся к Галиеву вплотную. — А ты с Прягиным давно знаком?
Галиева вопрос удивил:
— Почему давно? Только ночью встретились.
— А я посчитал — вы старые приятели. Все он с тобой вроде по секрету толкует.
— Секрет? — внезапно обиделся Галиев. — От тебя какой секрет?
Вернулся Прягин, волоча очищенную от сучьев березку. Обе жерди прикрутили к углам дорофеевской плащ-палатки. Получилось что-то вроде носилок.
Втроем тащили тяжело провисающее на плащ-палатке тело. Саша шел сзади, по-прежнему осторожно неся автомат Вартаняна. Несколько раз, ускорив шаги, догонял, заглядывал сбоку в лицо раненого. Оно теперь выглядело спокойнее. Уже не было того выражения боли, что вначале. Глаза Вартаняна были закрыты, но он дышал ровнее. «Ну вот и лучше ему, вылечится», — успокаивал себя Саша и снова немножко отставал, чтобы не путаться под ногами у несущих.
Березняк постепенно перешел в дубовый лес. В отличие от всех остальных деревьев дубы все еще красовались листвой — желтой, густой. Так и зимой одетыми в яркий осенний наряд будут стоять эти черноствольные красавцы, не поддаваясь никаким морозам и ветрам…
На крохотной полянке, посреди которой одиноко стоял стройный молодой дубок, не сронивший еще ни единого листка, остановились, положили раненого. Передышка! Саша поспешил взглянуть на Вартаняна. Но еще не дойдя, увидел, что, выпрямившись, снял пилотку и склонил крупную круглую голову Дорофеев, а за ним — Галиев, Прягин. Саша с тревожно заколотившимся сердцем подбежал, глянул и задрожавшей рукой стянул с головы кепчонку.
Дорофеев опять до ушей натянул пилотку, нагнулся, достал у Вартаняна из кармана гимнастерки документы. Подержал в руке книжечку с ленинским силуэтом на обложке:
— Комсомолец…
Сунул документы в лейтенантскую планшетку. Выпрямился, оглядел всех:
— Похоронить надо.
