Михаил Аношкин - Трудный переход
Всякий бой сулит много неожиданностей. Каждый боец вольно или невольно думает о них по-своему, каждого холодит мысль о том, что та неожиданность может стать для него последней. Привыкли, конечно, солдаты к свисту пуль, к холодящему сердце шелесту снарядов, к вою пикирующих бомбардировщиков, к потере друзей, но привычка эта тяжелая и не освобождает солдат от переживаний. Но каждый переживает по-своему. Лукин может не спать ночь. Андрееву будут сниться кошмарные сны. Ишакин весь уйдет в себя. Капитан Курнышев, чтобы скрыть тревогу, станет всю ночь ходить по расположению роты, проверяя посты. Заглянет на кухню — не забыл ли повар накормить людей?
Медленно, как бы нехотя, на лес спустилась пасмурная ночь. Курнышев приказал Андрееву:
— Поднимай своих, пойдете первыми.
Андреев рассредоточил взвод по отделениям, выслав вперед трех разведчиков. Двинулись, соблюдая полную тишину, готовые ко всяким подвохам. Шли по дороге, она была твердой, накатанной: немцы ее так укатали. Те, что двигались по обочинам, мяли сапогами траву, поднимая с земли горький полынный запах.
Рядом с Андреевым вышагивал Ишакин, за ним татарин Файзуллин. Замыкал взвод Гордей Фомич. Что-то притих рязанец, молчал весь вечер, тоже кошки на душе скребут.
Возле подбитых машин на секунду задержались. От трупов несло тошнотворным сладковатым запахом. Гордей Фомич громко вздохнул, а Андреев зажал нос ладонью.
Обойдя «эмку», густо чернеющую на полотне дороги, прибавили шагу.
Ночь выдалась теплая. Последние два дня небо заволокли тучи, изредка накрапывал мелкий дождик. А сейчас тучи рассеялись, небо вызвездило, и вроде бы кругом стало светлее. Приглядишься пристальнее — и увидишь темные силуэты бойцов, спешащих к реке.
Немцы вели себя спокойно. Еще ничего не обнаружили. Изредка, для порядка, с высокого берега бросают ракеты. Те вспыхивают ярко, но гаснут быстро, рассыпаясь на мелкие искорки. Временами подавал голос пулемет, его татаканье разносилось по ночи гулко. Чутко спят немцы на своем бугре, понимают — тихой жизни им все равно не будет, не те времена. Они же не слепые, видели, какая махина спряталась в лесу на левом берегу.
И все-таки бойцы Андреева до речки добрались без происшествий, без единого выстрела. Залегли на влажной земле у самой почти воды. Слышали, как на разные голоса журчала речка. Ждали, когда выдвинутся сюда остальные два взвода. Вот появились и они.
Андреева разыскал Воловик и повел к капитану. Курнышев лежал в кювете и грыз зубами соломинку: что за дурная привычка появилась у ротного?
— Как дела? — шепотом спросил Курнышев.
— В порядке.
— Только не пори горячку. Мост должен быть сохранен во что бы то ни стало. Помни это.
— Разрешите, товарищ капитан?
— Давай, что у тебя там?
— Противник, почувствовав опасность, немедленно взорвет мост.
— Естественно.
— Предлагаю: сейчас же выдвинуть вперед отделение. Оно нащупает провода и перережет их.
— Правильно, — сразу согласился капитан. — Действуй.
Вернувшись к себе, Андреев замысел свой поручил выполнить отделению ефрейтора Лукина. Пополз и Гордей Фомич, потому что он был в этом отделении. Андреев хотел было его вернуть, все равно старик не смыслит в фугасах, но подумал: в случае чего — поможет прикрыть минеров. Стреляет он метко.
Отделение бесшумно уползло в темноту. Настолько плотно сливались фигуры бойцов с землей, что, даже зная, что они здесь ползут, невозможно было их обнаружить.
Андреев вслушивался в темноту тревожно, а время, как назло, тянулось медленно. Григорий про себя прикидывал: «Сейчас они достигли середины моста, ищут провода… Продвинулись к тому берегу… Тихо… Наверняка нашли и перерезали…»
И вдруг бешено ударил автомат, за ним — другой, и тишины как не бывало. И по тому, что мост не взлетел на воздух, можно было догадаться, что Лукин успел перерезать провода, а значит, и выполнить задание. С обрыва посыпались одна за другой ракеты, самые разноцветные: красные, желтые, зеленые. Ну, прямо фейерверк, словно бы на празднике. В их мерцающем свете отчетливо выступали на фоне неба домики городка, видно было, как там, на верхотуре, перемещаются торопливые тени разбуженных солдат противника. В трескотню автоматов врезалась басовитая скороговорка пулемета. Немцы весь огонь сосредоточили на отделении Лукина. Возможно, они приняли его за разведку и не догадываются, что у моста залегла целая рота? Лукин до поры до времени помалкивал, а вот он стал тоже огрызаться. И про себя Григорий похвалил ефрейтора: он сумел вывести отделение на кромку того берега и зацепился за нее. К Андрееву подбежал Курнышев с неизменным Воловиком, плюхнулся рядом.
— Твои зацепились за тот берег, их постараются скинуть. Этого позволить нельзя. Я бросил на подмогу взвод Черепенникова.
Из темноты вынырнула фигура бойца, он не видел капитана, потому обратился к взводному:
— Старшой, немцы жмут, их много!
По акценту Григорий узнал татарина Файзуллина.
— Держаться! Пошла подмога! — вмешался капитан.
— Есть держаться! Маленько несчастье.
— Какое? — невольно сорвалось у Андреева.
— Мало-мало помирал Гордей Фомич.
— Вот незадача, — опечалился Андреев и позвал: — Ишакин!
— Слышу, старшой, — раздался из темноты хриплый голос Ишакина.
— Пойдешь с Файзуллиным и принесешь Гордеева.
Бойцы убежали к мосту.
— Жалко мужика, — подал голос Курнышев.
— Ну какой же я дурак! — простонал Григорий. — Ведь сердце чуяло: не надо отпускать старика в это пекло. Ребята молодые, верткие, ко всему привычные, им море по колено. А он же не такой, у него нет той прыти.
— Не сокрушайся так.
— Оставить бы мне его у себя связным — и не было бы беды. А я по привычке оставил Ишакина.
А между тем по мосту топали десятки ног — это спешил на помощь Лукину взвод Черепенникова. При свете ракет хорошо были видны согнутые фигуры бойцов, преодолевающих мост. В блеклом дрожащем свете они были какие-то странные, без теней, похожие сами на тени. Немцы начали минометный обстрел. Взрывы яркими всполохами кромсали темноту на том и на этом берегу. Заверещали осколки. Один, горяченький, шлепнулся возле Андреева. Григорий как-то машинально нащупал его рукой и почувствовал боль от ожога. Поддержанная этим огнем, с бугра к мосту бежала к группе немцев, которая вела бой с отделением Лукина, подмога. И Черепенников подоспел вовремя. Бой вспыхнул с новым ожесточением.
К этому времени на линию реки выдвинулся весь батальон, за Курнышевым прибежал связной от Малашенко. Капитан наскоро доложил комбату обстановку.
Немцы непрерывно жгли ракеты, а потом, видимо, сообразили, что их свет, скорее, помогает русским. И перестали. Но стрельба не утихала.
Начало светать. Сначала на востоке, над зубчатой кромкой деревьев, посветлел краешек леса, с каждой минутой расширяясь и расширяясь. Потянуло прохладой. Над рекой поплыли белесые клочья тумана, цепляясь за прибрежные кусты и камыши. И вроде бы завороженные медленным и прекрасным рождением нового дня, притихли обе стороны. Стрельба пошла на убыль, и наступила недолгая минута, когда все вдруг стихло.
Андреев, воспользовавшись этим, подозвал к себе Трусова и еще двух бойцов и сказал им:
— Вот-вот начнется артподготовка. Приказываю: тщательно осмотреть мост и из фугасов вывернуть взрыватели. Фугасы не трогать, их уберут позднее. Ты что, Трусов?
— Танк этот мост выдержит?
— Должен выдержать.
— Больно уж он хлипкий.
— Ты, Трусов, знай свое дело, остальное решат без тебя.
— Все-таки боязно.
— Приказ понятен?
— Так точно!
— Выполняйте. Старшим назначается Трусов.
Над головой прошелестел первый наш снаряд. Потом другой — и пошла писать губерния! На обрыве поднялась сплошная завеса земли. Загорелись окраинные домики. Черный густой дым потянулся к реке.
Наконец появился Ишакин. Рукавом он стирал со лба нот. Гордея Фомича он приволок на плащ-палатке. Рязанец тяжел, тащить его было непросто. Пуля угодила ему в правый глаз. Смерть наступила мгновенно. Глаз вытек. Кровь загустилась, особенно в усах. Гордей Фомич не был похож на себя. Лицо резко осунулось и посинело.
Андреев машинально стянул пилотку. Ишакин что-то хотел объяснить, но Григорий махнул рукой.
Артподготовка продолжалась. От леса к речке мчались танки с пехотой на броне. Такой поднялся гул, что в ушах зашумело, даже земля задрожала.
Неожиданно, по крайней мере для Андреева и Ишакина, слева, на той стороне, родилось и стало крепнуть, наливаясь густотой, протяжное «ура». И поскольку артиллерия умолкла, стало отчетливо слышно, как оно катилось волной к городку, и уже не было на свете такой силы, которая могла бы остановить этот грозный клич. Хотя атакующих скрывала высокая кромка берега, Григорий физически ощущал их могучий порыв, и ему самому захотелось немедленно очутиться рядом с ними. И это непреодолимое чувство появилось не только у Андреева. Весь батальон, не ожидая, когда подойдут танки с десантом, молча поднялся с земли и ринулся через мост, карабкаясь на кручу правого берега. И те немцы, которые хотели сбросить отделение Лукина и взвод Черепенникова в воду, и те, которые прибежали им на подмогу, были ошеломлены мощным порывом русских и поняли, что сейчас их единственное спасение — плен. Они дружно подняли руки и боязливо уступили дорогу рвущимся вперед бойцам подполковника Малашенко, не без основания полагая, что в таком горячем азарте их свободно могут прикончить.
