Николай Отрада - Строки, добытые в боях

1966

Двадцать пятого года рожденья

Вчера мы писали диктанты,Чертили на досках круги,А утром уже интендантыНам выдали сапоги.В широкой армейской шинелиМы ростом казались малы,Мы песни заливисто пели,Скребли, провинившись, полы.Когда же, идя на ученья,Мы путали ногу подчас:— Двадцать пятого года рожденья! —С усмешкой кивали на нас.Но фронт наступил!     Мы мужалиВ сражениях день ото дня,С соседом до битвы сдружаясь,Друзей после битв хороня.Орудия, танки, повозкиГремели по городам,И пели по-чешски и польскиВеселые девушки нам.А в час, когда звезды студены,Над онемевшей рекойНемецкие аккордеоныРыдали рязанской тоской…

1946

«…С правого берега…» (А. Чуянов)

…С правого берега привезли группу раненых. Один из них, бородатый, с забинтованной головой, обратился к бойцам с просьбой дать закурить. Ему протянули несколько кисетов с махоркой. Кто-то поинтересовался:

— Что там в городе делается?

— Да сам черт не разберет. Видишь? — Раненый хмуро показал рукой в сторону Волги. — Весь город в огне. Немец забрался на Мамаев курган, туго нашим приходится. Все горит: дома, заводы, земля, металл плавится…

— А люди?

— Люди? Стоят!..

(Из воспоминаний члена Военного совета Сталинградского фронта А. Чуянова)

«…Пехотинцы на переднем крае…» (И. Людников)

… Пехотинцы на переднем крае не раз добрым словом вспоминали пушкарей, минометчиков, и теперь я имел возможность лично поблагодарить мастеров меткого огня. От батареи к батарее сопровождал меня командир артиллерийского полка майор Соколов. Перед выстроившимся расчетом одного из орудий майор остановился, скомандовал:

— Федоровы, ко мне!

Не торопясь, но широким шагом подошли к нам два рослых артиллериста — молодой и уже в летах.

— Командир орудия сержант Федоров Петр явился по вашему приказанию! — доложил младший.

— Заряжающий ефрейтор Федоров Василий! — представился старший.

Майор Соколов не без гордости пояснил:

— Отец и сын. Сын командует, отец подчиняется.

И тут, к досаде майора, получился конфуз. Старший Федоров, косясь на сына, стал жаловаться:

— Служба службой, но уж больно суров сержант. Со всех один спрос, а с меня вдвойне. Кому и втерпеж, а мне — никак…

— А кто командовал в бою, за который награду получаете? — спросил я заряжающего.

— Сын командовал, сержант Федоров Петр…

(Из воспоминаний Героя Советского Союза генерал-полковника И. Людникова)

Старики

«Командир батареи» —Звался я.   ВоротникНа мальчишеской шееБыл безмерно велик.Командира солдатыЗа спиною, тайком,Седоваты, усаты,Называли сынком.Не чета ни придирам,Ни льстецам-добрякам,Был отцом-командиромЯ своим старикам.Я бранил их, коль былиНоги мокры у них.Письма им из СибириЯ читал от родных.Как посмотришь,   пожалуй,Несерьезная рать!Да, и старый и малыйШли на фронт умирать…

1957

«Сосед мой, густо щи наперчив…»

Сосед мой, густо щи наперчив,Сказал, взяв стопку со стола:— Ты, друг, наивен и доверчив.Жизнь твоя будет тяжела.

Но не была мне жизнь тяжелой.Мне жребий выдался иной:Едва расстался я со школой,Я тотчас принят был войной.

И в грохоте, способном вытрястьИз тела душу,   на войнеБыла совсем ненужной хитрость,Была доверчивость в цене.

Я ел — и хлеб казался сладок,Был прост — и ротой был любим,И оказался недостатокБольшим достоинством моим.

1957

Боль

Нас воспитала строгая эпоха,Ей сетованья были не с руки.Мой ямб пехотный приспособлен плохоДля грусти, для признаний, для тоски.

Грусть по тебе меня сегодня гложет,И я грущу, и в этом нет греха…

А боль моя все прозвенеть не можетСквозь трубный ритм железного стиха.

1955

«Интернационал»

Тому вовек рассудком не понятьСтрану мою,   как строилась, страдала,Кого ни разу не смогли пронятьДо слез   слова «Интернационала»!

Практичен Запад и нетороплив,Параграф чтущий, делающий дело…Страна моя, прекрасен твой порывВо всем достичь последнего предела!

…Я верю: будет —   пусть идут года! —Мир и довольство…   Но еще не зналаВселенная от века никогдаТакой великой жажды идеала…

1961

Михаил Кульчицкий

Михаил Валентинович Кульчицкий родился в 1919 году в Харькове. Отец его, профессиональный литератор, погиб в 1942 году в немецком застенке. Окончив десятилетку, Кульчицкий некоторое время работал плотником, чертежником на тракторном заводе, затем поступил в Харьковский университет. Через год перевелся на второй курс Литературного института имени Горького. Писать и печататься начал рано, первое стихотворение опубликовано в 1935 году в журнале «Пионер». «Он был труженик, — вспоминает Борис Слуцкий. — С самого раннего детства гнул спину над стихами. Написал десятки тысяч строк по-русски и по-украински. Оба языка знал одинаково хорошо. Переводил стихи с нескольких языков… Постоянно прирабатывал то на стройке, то на вокзале — на разгрузке высоко ценимых им арбузов и помидоров. Учительствовал в школе, консультировал в издательстве… Мне пришлось жить с ним в одной комнате общежития. Свидетельствую, что единственным видом имущества, которым Миша дорожил, была толстая бухгалтерская книга, куда записывались стихи. Кроме того, была рубашка с васильками на вороте, тощее пальтецо, скудная еда и любимая ежедневная четырнадцатичасовая работа». С первых дней войны Кульчицкий в армии. В декабре 1942 года окончил пулеметно-минометное училище и отбыл на Сталинградский фронт.

Михаил Кульчицкий погиб 19 января 1943 года под Сталинградом.

В 1966 году вышла его книга «Самое такое».

Будни

Мы стоим с тобою у окна,Смотрим мы на город предрассветный.Улица в снегу, как сон, мутна,Но в снегу мы видим взгляд ответный.Этот взгляд немеркнущих огнейГорода, лежащего под нами,Он живет и ночью, как ручей,Что течет, невидимый, под льдами.Думаю о дне, что к нам плыветОт востока, по маршруту станций.Принесет на крыльях самолетНовый день, как снег на крыльев глянце.Наши будни не возьмет пыльца.Наши будни — это только дневка,Чтоб в бою похолодеть сердцам,Чтоб в бою нагрелися винтовки,Чтоб десант повис орлом степей,Чтоб героем стал товарищ каждый,Чтобы мир стал больше и синей.Чтоб была на песни больше жажда.

1939

О войне

Н. Турочкину

В небо вкололась черная заросль,Вспорола белой жести бока:Небо лилось и не выливалось,Как банка сгущенного молока.А под белым небом, под белым снегом,Под черной землей, в саперной норе,Где пахнет мраком, железом и хлебом,Люди в сиянии фонарей,(Они не святые, если безбожники),Когда в цепи перед дотом лежат,Банка неба, без бога порожняя,Вмораживается им во взгляд.Граната шалая и пуля шальная.И когда прижимаемся, «мимо» — моля,Нас отталкивает, в огонь посылая,Наша черная, как хлеб, земля.Война не только смерть.И черный цвет этих строк не увидишь ты.Сердце, как ритм эшелонов упорных:При жизни, может, сквозь Судан, КалифорниюДойдет до океанской, последней черты.

1940

«Самое страшное в мире…»

Самое страшное в мире —Это быть успокоенным.Славлю Котовского разум,Который за час перед казньюТело свое граненоеЯпонской гимнастикой мучил.Самое страшное в мире —Это быть успокоенным.Славлю мальчишек смелых,Которые в чужом городеПишут поэмы под утро,Запивая водой ломозубой,Закусывая синим дымом.Самое страшное в мире —Это быть успокоенным.Славлю солдат революции,Мечтающих над строфою,Распиливающих деревья,Падающих на пулемет!

1939