Николай Леонов - Вариант "Омега" (=Операция "Викинг")
Сообщения от Пьяницы и Игрока поступали ежедневно, но ничего, заслуживающего внимания, не содержали. Общества их никто не искал. Даже, наоборот, стали сторониться; к Шлоссеру поступило уже несколько сообщений об их подозрительном образе жизни.
Шлоссер сложил папки, подошел к сейфу, вынул еще одну. Она предназначалась для перехваченных радиограмм. Пеленгаторы за последний месяц не засекли в городе ни одной новой рации. Но если русский прибыл, он должен сообщить об этом Центру.
Шлоссер, хлопнув стальной дверцей, вернулся к столу. Неужели русские не воспользуются такой блестящей возможностью? Переоценил их умственное развитие? Неужели «ефрейтор» прав, и только немцы способны глубоко и логично мыслить? Ерунда. Достоевский, Толстой, Чехов… Коммунисты… Ленин, Дзержинский… Всех не перечислишь.
Могло не повезти: попал Зверев в руки недоверчивого дурака, и поставили бывшего летчика к стене. Громыхнул винтовочный залп, и агент закончил свое существование в глухом полутемном подвале. Крикнул какой-нибудь лозунг и умер, не зная, что на него была возложена важная миссия. Шлоссер усмехнулся, поймав себя на мысли, что ему жалко смелого русского парня, жалко — как продукт собственного творчества.
Хлопнув дверью, в кабинет быстро вошел гауптштурмфюрер Маггиль.
— Добрый день, Георг, — громко сказал он, бросил на стол папку, принес тебе сводку наблюдения. Ничего интересного, твой русский не появляется. — Он снял плащ и фуражку, бросил их на диван и, потирая руки, стал расхаживать по кабинету. — Довольно мерзкая погода, Георг. — Косо взглянув на Шлоссера, он неожиданно объявил: — Мне необходимо с тобой поговорить.
Шлоссер закрыл принесенную Маггилем папку, отложил ее в сторону.
— Слушаю вас, гауптштурмфюрер.
— Что за привычка переходить на официальный язык? Мы знакомы столько лет…
— В официальных разговорах форма должна быть официальной, господин гауптштурмфюрер. Садитесь, пожалуйста, я вас слушаю.
— Как хочешь, Георг. — Маггиль пожал плечами, сел. — Возможно, так и лучше. — Он замялся, кашлянул и продолжал: — Шлоссер, я получил приказ не оказывать вам помощи…
— Если не трудно, то — фон Шлоссер. — Шлоссер, не торопясь, поправил белоснежный манжет, внимательно посмотрел на собеседника. Курите, гауптштурмфюрер, не стесняйтесь. Вы перестаете мне помогать и принесли последнюю документацию. — Он похлопал по папке. — Я не могу вас осудить, вы немецкий офицер…
— Мне чертовски неприятно, Георг…
— Приказы не обсуждаются. Я понимаю, гауптштурмфюрер. Хотел бы вас проинформировать. — Шлоссер поднял руку, остановил пытавшегося возразить Маггиля. — В Берлине, перед самым моим отъездом в Таллинн, Канарис и я имели довольно длинный разговор с руководителями вашего ведомства, не буду называть фамилии. Нам удалось убедить данных господ в необходимости тесного сотрудничества абвера и СД в операции «Троянский конь». Видимо, тот факт, что операция затягивается, натолкнул ваших руководителей на мысль, что приказ фюрера выполнен не будет. Теперь они хотят отмежеваться, свалить всю вину на абвер. Спорить не приходится. Но, кроме огромного вреда, который принесет несогласованность наших действий, я не вижу других результатов принятого решения. Чтобы вы поняли, что я преследовал своей целью только благо Германии, предупреждаю, господин гауптштурмфюрер: в случае удачи проводимой операции ее успех будет разделен нами поровну. — Шлоссер встал, вышел из-за стола. — При неудаче я несу ответственность единолично. Все. — Вздохнув, он подошел к Маггилю.
Маггиль встал, хмуря брови, морщился, чуть ли не кряхтел, так трудно ему было уследить за ходом мысли Шлоссера. Что задумал хитрый аристократ?
— Мне чертовски неприятно, Георг. Но приказ… Не правда ли? выдавил он, пытаясь казаться глупее, чем был на самом деле.
— Пустое, Франц. Только не снимай своего парня из казино. Шлоссер заметил, что Маггиль опустил голову, и пояснил: — Быстро не снимай. Убери аккуратно, не сразу.
— Хорошо. Ты не сердишься?
— Не будем больше говорить об этом. Все кажется великолепным и простым, пока не берешься за воплощение замысла в жизнь. Шекспир сказал: «Если бы делать было так же легко, как знать, что надо делать, то часовни стали бы храмами, а бедные хижины царскими дворцами».
— Георг, я тебя прошу, не поминай мертвецов. Я начинаю мучиться мыслью, что сегодня или вчера повесил какого-нибудь великого мыслителя. — Маггиль захохотал.
— Ты мучаешься мыслями, Франц? — спросил Шлоссер. — Не наговаривай на себя, старина. Ты принадлежишь к счастливой категории людей, которым чужды сомнения.
Минут пятнадцать Шлоссер и гауптштурмфюрер разговаривали о пустяках, после чего представитель СД, сославшись на дела, ушел. Шлоссер просмотрел принесенную Маггилем сводку наблюдения, которое вела за улицей Койдула служба безопасности, и сообщение офицера под псевдонимом Игрок. Ни то, ни другое оперативного интереса не представляло. Шлоссер спрятал документы в сейф. Значит, скоро останутся лишь пансион и человек Целлариуса в казино. Чем вызвано указание Кальтенбруннера?
Шлоссер снял телефонную трубку и попросил соединить с Берлином.
— С добрым утром, господин адмирал, — сказал Шлоссер, услышав чуть хриплый голос Канариса. — Как вы себя чувствуете, господин адмирал? Нет, у меня без изменений. Услышав по радио, что в Берлине предстоят дожди, решил справиться о здоровье. Отличная погода? О нашей этого не скажешь. Мой сосед сидит дома, боится ветра. Сегодня утром подуло с моря, дождь и ветер. — Шлоссер вежливо рассмеялся. — Спасибо. Я тоже жду хорошую погоду, господин адмирал. Вам кланяется фрегатен-капитан Александр Целлариус, он как истинный моряк не покидает судно ни в какой шторм. Спасибо, господин адмирал, спасибо. Поклон и наилучшие пожелания семье. Хорошо, буду звонить ежедневно. Хайль Гитлер! — Он повесил трубку.
Шлоссер подошел к зеркалу, оглядел себя, неодобрительно покачал головой. Необходимо отвыкать от штатского костюма. Сейчас в Таллинне немец в штатском, точнее, в костюме, сшитом у лучшего берлинского портного, слишком обращает на себя внимание. Он переоделся в общевойсковой мундир с майорскими погонами, решил пройтись по городу, заглянуть в офицерское казино, проверить, исправно ли работает «фотоателье» на улице Койдула.
Когда Шлоссер отправился проверять свои ловушки, Скорин в расстегнутом мундире стоял у окна, а хозяин комнаты, которую только что снял капитан вермахта, пятился к двери и, подобострастно улыбаясь, говорил:
— Желаю хорошего отдыха, господин капитан. — Он споткнулся о стоявший у двери чемодан, еще раз поклонился и вышел.
Скорин несколько секунд смотрел в окно, затем распаковал чемодан, переоделся в респектабельный, неброский штатский костюм, добротный плащ и шляпу. В маленький чемоданчик он уложил седой парик, вылинявший плащ и шляпу с потрепанными обвислыми полями, с сожалением поставил трость в угол и, взяв чемоданчик, вышел на улицу.
Пройдя несколько кварталов, Скорин — энергичный преуспевающий коммерсант средней руки — отыскал объявление о сдаче квартиры и вскоре уже в сопровождении хозяина осматривал небольшую уютную квартирку в районе Пелгулин.
— Подходит, — решительно сказал он, вынимая бумажник. — Я уеду на несколько дней, получите, милейший, аванс. Я буду много ездить, мало здесь жить. Вы получили выгодного жильца, — говорил он быстро, держался развязно, совсем не походил на молчаливого и медлительного капитана Кригера. — Время — деньги, дорогой хозяин. Война заставляет нас шевелиться. Выгодная сделка сегодня — завтра может обернуться сплошным убытком.
— Но, господин… — Хозяин пересчитал полученные купюры. — Здесь только…
— Верно, шельма! — Скорин рассмеялся, хлопнул хозяина по животу. — Ты хотел меня обмануть? Прячь деньги, пока я не передумал. — Он взял хозяина под руку, вывел из квартиры, заперев ее, положил ключ в карман.
Итак, проблема жилья решена. В скромной комнате поселится капитан Кригер, в изолированной квартире станет жить преуспевающий коммерсант Келлерман. Здесь же будет храниться рация разведчика Скорина.
Высокая стройная блондинка, торговавшая цветами в киоске напротив вокзала, явно пользовалась успехом у проходивших мимо офицеров. Скорин долго выбирал маленький букетик ландышей, затем долго рылся в карманах в поисках мелочи, смотрел на девушку холодно, без улыбки. Заплатив за цветы, спросил:
— До какого часа мадемуазель торгует?
— До десяти, — с дежурной улыбкой ответила девушка.
Скорин отошел от киоска. Молоденький лейтенант-танкист занял его место и начал беседовать с цветочницей, как со старой знакомой. Скорин оглядел многолюдную площадь, нюхая букетик, не торопясь пошел в сторону городской управы.
