Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники
Юнгой начинал и прославленный советский подводник и. А.Лунин, под командованием которого подводная лодка К-21 торпедировала немецкий линкор «Тирпиц». В русском военном флоте юнга служил наравне с бывалыми матросами. Известно, что в начале войны на самые опасные участки фронта бросали матросов или как их называли фашисты «черную смерть». Не сдаваясь в плен, оставляя последний патрон для себя, многие моряки не вернулись на свои корабли. И вот этих павших должны были заменить другие и в том числе юнги. В приказе Наркома Военно — Морского флота адмирала и. Г.Кузнецова о создании школы юнг на Соловках было сказано: «Школу укомплектовать юношами в возрасте 15–16 лет исключительно добровольцами».
Наконец настал день, когда нас привели на причал для посадки па судно «Комсомолец», которое должно было идти на Соловки.
И вот мы впервые вышли в море на корабле. Море дышало, ощетинившись седыми волнами, ветер свистел в снастях, и берега постепенно скрывались за туманной полосой горизонта. На следующий день рано утром в сероватой дымке показались Соловецкие острова. В это время года на Белом море стоят белые ночи, поэтому хорошо было видно как вначале прямо из воды появились белые церкви за темными валунными стенами Соловецкого Кремля, а потом только показалась земля самого. острова. Наше судно вошло в бухту Благополучия и ошвартовалось у соловецкого причала. Здесь предстояло нам жить и учиться долгих 10 месяцев. Более пятисот лет назад на этих островах высадились монахи Савватий и Зосима, с них пошел Соловецкий монастырь. На островах вначале находили приют люди, гонимые властью и вот именно их руками поднялись тут Успенский и Преображенский соборы, на Секирной горе была построена церковь Усекновения.
На Соловецких островах было возведено почти два десятка церквей и еще столько же часовен. Были основаны скиты Голгорскнй, Троицкий, Савватневский, Муксалмский и много укрытий для отшельников и схимников по разным отдаленным местам. Внутри острова была никем не тронутая глухомань, только сопки покрытые лесом, да озера. В лесу в зарослях можжевельника, брусничных, клюквенных, черничных и голубичных местах, зарослях малины по
звериным тропам бродили олени, зайцы и лисицы. Веками над этим лесом висела тишина, освященная древностью. Суровая зима никому не давала лениться. Монахи соединили каналами 17 озер, из последнего перед монастырской стеной озера провели в монастырь воду по деревянным трубам. Они построили систему шлюзов, водяных мельниц и подземных тоннелей и это были уникальнейшие сооружения того времени. На Соловках был создан первый на руси «небоскреб» — храм Преображения, который был самым высоким зданием в России. На Соловках в свое время паслись стада домашних животных, а сама Соловецкая земля оказалась не только святой, по и способной прокормить многих людей. В 150 километрах от Полярного круга монахи выращивали в оранжереях цветы, а в парниках вызревали арбузы, дыни, огурцы. Развились рыбные промыслы, появились мельницы для зерна, пилорама, кузница и многие другие промыслы. Здесь каждый камень — это история. Для потомков отдал свою саблю князь Пожарский. Здесь прятались от царских палачей есаулы Степана Разина, и здесь же в тюрьме содержались враги царя и церкви. Страшным бунтом возмутились монахи на притеснения царей и девять лет сдерживали осаду царских войск. Здесь 25 лет отсидел в тюрьме и вышел из нее в возрасте 110 лет последний гетман Запорожской Сечи Степан Кальнишевский. В Крымскую кампанию под стены монастыря пришла английская эскадра. Весь свой боевой запас выпустила эскадра по монастырю, но он выдержал, не сдался, выстояв под мощным огнем противника. На Соловках монахи строили корабли и лили сталь. У них был собственный флог. Картины монахов — художннков попадали в Третьяковскую галерею. В монастыре работали сукноделы, кузнецы, гончары, ювелиры, огородники, сыровары, сапожники, архитекторы, скотоводы, рыбаки, зверобои, косторезы и многие другие специалисты. Соловки были в свое время настоящим оазисом ру сской культуры на Севере.
В 1923 году монастырь был закрыт. В 1939 году здесь был организован учебный отряд Северного флота, а в 1942 году по приказу Командующего Северным флотом школа юнг Военно — Морского флота, и это была та конечная точка нашего длинного пути, куда так долго ехали из Свердловска.
О нашей жизни и учебе в школе юнг написано много замечательных книг, в том числе повесть «Мальчишки с бантиками» Валентина Пикуля, «Соловецкие паруса» В. Гузанова. Я не просто прочел эти книги, я все это пережил вместе с авторами. Когда мы закончили школу, нас направили на действующий Северный флот.
…И вот настал день, когда я поднялся на борт моего первого боевого корабля: это был эскадренный миноносец «Разумный». Красивый корабль! Он был еще очень молод, вступил в строй в 1941 году.
Уже на следующий день группа эсминцев и в их числе «Разумный» ушла на выполнение боевой операции. Это был первый мой боевой поход. Я окончил школу юнг по специальности радист, окончил ее с отличием и был сразу включен в штат радистов корабля. Боевая операция заключалась в артиллерийском обстреле норвежских портов Варде и Киркенес, где были сосредоточены фашистские войска. Несколько часов и>и эсминца «Разумный», «Разъяренный», «Гремящий» и лидер «Баку» обстреливали скопления фашистских войск, и когда операция была завершена, и мы повернули в базу, еще очень долго было видно зарево пожара, возникшего в порту. Так начались мои боевые будни. Обжился я очень быстро. В основном наши эсминцы конвоировали караваны транспортов с военными грузами, которые шли в Мурманск или Архангельск, осуществляли набеговые операции на порты противника, вели свободный поиск немецких подводных лодок, высаживали десанты. Корабль редко заходил в базу — все время находились в море. Со мной на «Разумный» был направлен еще один юнга — радист Толя Болотов. Наша дружба с ним началась еще во время учебы в школе юнг, да и жили мы па Соловках в одной землянке. Эту дружбу мы с ним пронесли через все долгие 7 лет нашей службы на флоте. Война не обошла никого из моих товарищей по школе юнг. У каждого впереди был свой флот, свой боевой корабль, своя боевая судьба. Они ушли в море, в жестокую войну, и им так и не пришлось поплавать учениками — «салажатами». С первых же дней появления на кораблях они становились воинами. И все‑таки мы счастливы именно тем, что наша юность пронеслась в разгуле волн, на шатких корабельных палубах. С тех пор прошло уже немало лет, но в памяти остались многие события тех грозных дней.
Однажды, незадолго до выхода в море на боевое задание, наш корабль стоял в Ваенге у причала, а на другой стороне причала стоял эсминец «Деятельный». И вот мы в море. Вскоре соединились с транспортами для их конвоирования. Идем с погашенными огнями. Глубокая темная ночь. Сильный мороз. Море штормит, и корабль постепенно обледеневает. Покрылись сплошным льдом леерные ограждения, обледенели и отяжелели, грозя оборваться провода антенн. Все свободные от вахт на верхней. палубе обкалывают лед. Я на вахте внутриэскадренной связи, при которой работаю на УКВ радиотелефоном. Прошло более 8 часов, как мы в море. В радиорубке мягкий свет, тепло и уютно. Ничто не напоминает о том, что творится за бортом. В наушниках радиостанции негромкий шумок. И вдруг в этой, казалось, мирной спокойной обстановке раздался как бы сильный металлический удар по нашему корпусу. Мы уже знаем — значит, где‑то недалеко произведен подводный взрыв, ударную волну от которого почувствовал и наш эсминец. Через короткое время в наушниках раздался взволнованный голос. «Корабль торпедирован, торпеда попала в район второй турбины, пытаемся укрепить водонепроницаемые переборки и завести пластырь, чтобы закрепить пробоину». Я тут же обо всем этом доложил на мостик командиру. Рация «Деятельного» молчит. И вдруг снова голос в эфире: «Водонепроницаемая переборка не выдерживает напора воды, пластырь завести не удалось, вода поступает очень интенсивно, корабль потерял ход и погружается. Начинаем опускать спасательные плавсредства. Прощайте, товарищи». Это были последние слова радиста. Мы увидели, как на одном из спущенных катеров зажгли огонь, чтобы их было видно, но корабли, не обнаружив подводной лодки, продолжали ходить противолодочными курсами. Остановиться для спасения было смерти подобно, корабль сразу же становился мишенью для необнаруженной и находящейся где‑то рядом немецкой подводной лодки. Через некоторое время огонь погас, и все погрузилось в сплошную темноту. Радиолокационным и аккустическим установкам лодку обнаружить не удалось. В чем дело, почему ее не слышно? Возможно, она легла на грунт и ждет пока один из кораблей остановится и приступит к спасательным работам. Но боевым корабельным Уставом кораблям запрещена остановка, пока не обнаружена и не уничтожена вражеская лодка, иначе может быть поражен любой остановившийся корабль. Радиолокатором наблюдаются только корабли конвоя. Через 50 минут после торпедного поражения локатор прекратил показывать «Деятельный». Корабль пошел ко дну. И все же одному из наших кораблей удалось спасти 7 человек, всего семерых из двухсот членов экипажа. Это были сигнальщики, рулевые и старший помощник командира корабля, то есть те, кто ушел с корабля самыми последними. Они были на мостике до тех пор пока корабль не стал погружаться почти вертикально и тогда они сбросили спасательный понтон, сели в него и отошли от борта погружавшегося корабля. Командир с мостика не ушел и утонул вместе с кораблем. Сесть на понтон он отказался, считая это бесполезной мерой, но оказалось, что когда они немного отошли от тонущего корабля, мимо, выполняя противолодочный зигзаг, проходил один из наших эсминцев, который услышал крики, находящихся на понтоне моряков, рискнул остановиться и поднять их на борт.
