Богдан Сушинский - Стоять в огне
Оберштурмфюрер вошел один, без сопровождающего. Резко откинув одеяло, он остановился на пороге и холодно смерил Штубера острым пронизывающим взглядом.
— Хайль Гитлер! — первым приветствовал его хозяин башни, хотя был старшим по чину. — Рад видеть вас в расположении отряда специального назначения, господин Ольбрехт.
— Я тоже… Рад… Очень.
— Прошу садиться, господин оберштурмфюрер. Разрешите по рюмке коньяку?
— Благодарю, — ответил нежданный гость. — По рюмке в такой чудесный вечер не помешает.
Пока Штубер наполнял рюмки, Беркут оценивающе разглядывал его. Спортивная фигура, сильные жилистые руки, выразительное волевое лицо… Да, несомненно, это был тот самый офицер, которого он когда-то взял в плен во время боя за мост. Как давно это было! «Странно, что он не узнал меня. Сбил с толку мундир? Впрочем, при свете этой керосинки… Я-то в более выгодном положении — я знал, кого увижу здесь. А ему доложили об Ольбрехте».
— В ставке гауляйтера интересуются, когда вы намереваетесь развернуть активные действия, господин Штубер, — взял он свою рюмку. — И поймите: это не праздное любопытство…
— Ровно два часа назад я говорил об этом с шефом местного отделения абвера подполковником Ранке. Дело в том, что мне нужен еще хотя бы месяц. Завтра, например, намечено впервые выехать в лес, установить там палатки и переночевать. Кому-нибудь это может показаться смешным, но большинство моих людей никогда в жизни и часа не провели в ночном лесу. Кроме того, накапливаем сведения о партизанских отрядах, действующих в радиусе ста километров.
— Сколько же их?
— Активных выявлено три: «Мститель», которым руководит некий Роднин из офицеров-окруженцев; отряд Иванюка — почти полностью состоящий из местного населения. И отряд Кожуха. Этот, последний, базируется вдали от Подольска, и сведений о нем немного.
— Итак, три отряда?… — уточнил гость.
— Существует еще небольшая группа Беркута, весьма нагло действующая чуть ли не на окраинах Подольска. Характер ее полностью пока не выяснен. По данным гестапо, это разведывательно-диверсионная группа, ядро которой составляют профессионалы. Операции они проводят уверенно, идут на любой риск. И хотя значительного ущерба не наносят, однако на настроение местного населения влияют весьма отрицательно.
Беркут вдруг заметил, что эсэсовец смотрит на него несколько высокомерно и даже насмешливо.
«Неужели узнал? Он узнал меня и этот отчет — всего лишь игра? Но зачем она нужна?»
— Благодарю, гауптштурмфюрер. Подполковник Ранке уже дал мне кое-какие сведения о группе Беркута. Кажется, вы не согласны с версией гестапо и абвера относительно ее происхождения, не правда ли? — оберштурмфюрер наконец осушил свою рюмку и поставил ее на стол, но не садился. Оба продолжали стоять.
— Не согласен. Полагаю, имеем дело с непрофессионалами. А гестапо не согласно с этим. Вероятнее всего, в ядре этой группы — два-три отчаянных смельчака, владеющих немецким. Допускаю даже, что их руководитель — подлинный немец. Из местных колонистов, завербованных большевиками. Впервые я столкнулся с ним еще в сорок первом. Тогда он был комендантом одного из дотов Подольского укрепрайона.
— О, значит, вы лично знакомы с Беркутом? Почему же тогда гестапо не верит, что он всего лишь бывший комендант дота?
— Почему же, верит. Но прошло много времени. Там считают, что его успели подготовить в разведшколе и опять забросить сюда. Но я в этом сомневаюсь. Замечу, что фигура весьма неординарная, кем бы он ни оказался на самом деле. Анализируя его операции, действительно легко поверить, что имеешь дело с грамотным, хитрым и хорошо подготовленным диверсантом. Отлично подготовленным. С большой практикой. И очень своеобразным почерком.
— Тем не менее вас это не убеждает, — иронично заключил Беркут. — Почему?
— Потому что по натуре своей он остается обычным партизаном. Ну, еще, как их здесь называют, народным мстителем. История Украины знает много таких народных вождей. Тем не менее я ценю его талант и мужество.
— В гестапо даже утверждают, что вы слишком увлекаетесь подвигами Беркута. Вместо того, чтобы обнаружить базу группы и уничтожить ее.
— Ах, это гестапо… Подозрение — их первая заповедь. Что же касается группы, то операция, собственно, уже началась. Любопытный вариант. Я написал Беркуту письмо и пригласил его сюда.
Ольбрехт в недоумении покачал головой. Он ждал разъяснений.
— Письмо должен передать один из местных крестьян. Бывший связной Беркута.
— Связной согласился сотрудничать с нами?
— Нет. Все несколько сложнее. Старик передаст Беркуту письмо. Только и всего. Передача письма — за свободу. В обычной ситуации такой ход мог бы показаться лишенным смысла. Но в данном случае речь идет не о простом главаре лесной банды. К тому же я хочу предложить условия, на которых Беркут может согласиться работать с нами.
Гость скептически улыбнулся, и Штубер заметил эту улыбку.
— Я готов сотрудничать с этим человеком на любых условиях. И сдержу свое слово. Чтобы избежать провала, Беркут как агент не будет зафиксирован ни в одном из досье абвера, гестапо, жандармерии или службы безопасности. Пока что, разумеется. Зато, имея такого союзника, мы за два-три месяца сумеем проникнуть во все окрестные партизанские отряды и подпольные группы и ликвидировать их. А затем перебросить свои силы в другой регион.
— Размах… — согласился оберштурмфюрер. — Стало быть, рассчитываете, что он отзовется на письмо, положившись на ваше честное слово? Не могу понять, на чем построен ваш расчет.
— Кроме всего прочего, на особенностях характера Беркута, его взглядах на войну и собственное участие в ней. Наконец, на его самолюбии.
— Что ж, вы неплохой психолог, — спокойно произнес Ольбрехт. И только теперь Штубер обратил внимание на то, что кобура его расстегнута и рука лежит на пистолете. — Все рассчитано верно. Позвольте представиться: я и есть тот самый Беркут, — выхватил он оружие. — Спокойно! Снять ремень и бросить в угол.
В то же мгновение закрывавшее вход одеяло приподнялось и на пороге, с пистолетом в руке, вырос высокий русоволосый унтер-офицер.
Руки Штубера легли на пояс у пряжки. Однако трудно было предугадать, как он поступит в следующий момент: расстегнет ее или схватится за оружие.
— К чему все эти предосторожности, господин Беркут? — Громов сразу же обратил внимание, что сказано это было довольно спокойно. Даже несколько небрежно, с вызовом. — Да, вы действительно прибыли в крепость, но, согласитесь, по моему приглашению. Так цените мою элементарную вежливость. Неужели вы полагаете, что я не узнал вас, не понял, с кем имею дело?
— Не поняли и не пытайтесь разубеждать меня в этом, гауптштурмфюрер.
— В таком случае я разочарован, Беркут. По-моему, вы просто не готовы к… новым взаимоотношениям, — помрачнел Штубер. — Вообще не готовы, в силу своего мировоззрения, и в этом ваш недостаток.
— Но есть и некоторые достоинства.
— Есть, конечно, — Штубер медленно снял ремень, отбросил его в угол и тут же выхватил откуда-то из-под полы френча маленький, почти миниатюрный пистолетик; каким-то неуловимым движением выхватил его… — Я не буду стрелять! — предупредил не столько Беркута, сколько стоящего за порогом. — Но учтите: любой выстрел, ваш или мой, — и из крепости вам уже не вырваться. Да и не затем я приглашал вас сюда, Беркут, чтобы устраивать дуэли на швейцарских пистолетиках.
— Вот и отложите его в сторону, — пожал плечами Беркут, демонстративно вкладывая свое оружие в кобуру. — Мой ординарец спустится вниз и подождет там, а мы сумеем спокойно поговорить. Время у меня еще есть.
— Рад, наконец-то мы нашли общий язык, — воинственно ухмыльнулся Штубер.
«А у него это неплохо отработано: пистолетик из-под полы… — подумал Беркут. — И действительно великолепная реакция. Я даже не успел зафиксировать движение его руки».
Чтобы окончательно успокоить Штубера, он придвинул стул поближе к столу и сел. Гауптштурмфюрер недоверчиво покосился в сторону Мазовецкого, вернее, в сторону руки с пистолетом, потому что сам Мазовецкий уже стоял за порогом, втиснувшись в небольшую нишу.
— Подожди меня внизу, — не оборачиваясь, приказал Беркут по-немецки.
* * *На минуту воцарилась тишина. Видимо, Мазовецкий раздумывал: спускаться или все же подождать у входа. А когда вновь послышались его шаги, Штубер воинственно улыбнулся, положил пистолетик на стол и указательным пальцем отодвинул его подальше. Затем медленно встал, поднял с пола свой ремень и тоже положил на стол.
«Неужто и впрямь сразу догадался, с кем имеет дело? — напряженно всматривался в его лицо Громов, словно хотел прочесть на нем ответ. — Нет, если бы догадывался, то и встретил, и говорил бы со мной иначе».
