Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан!
— Вот это выдал текст, — я тоже засмеялся. — Я ж не Мегрэ. Да и сам Мегрэ тут ничего не распознал бы: двадцать четыре года прошло, никаких вещественных доказательств, только лента пулемётная, фляга да нож.
— Какой нож? — уставился Иван.
Я показал ему нож из хижины.
Антуан начал говорить. Иван послушно переводил.
— Он говорит, что сначала ты сам должен угадать, как он попал в эту хижину.
— Откуда я знаю? Наверное, отец приехал к ним в Ворнемон. Дела какие-нибудь.
— Антуан даёт тебе Гран-При: ты угадал. У Бориса были партизанские дела. Тогда Антуан ещё ничего не знал про хижину и думал, что больше никогда не увидит Бориса. Но рядом с его домом у леса стоит отель, и однажды ночью Антуан услышал, что партизаны приехали туда на машине делать реквизицию. Он побежал к ним, чтобы они взяли его в свой лес. И это были «кабаны». Борис узнал Антуана, они обнялись. В то время уже и у них в Ворнемоне был партизанский отряд, им командовал отец Антуана Эмиль Форетье. Антуану было тогда семнадцать лет, и отец не брал его на саботажи и не давал оружие. Антуан был только связным. И он хотел убежать в лес, чтобы стать настоящим партизаном. Но Борис тоже сказал: «Мы не можем взять тебя с собой, подожди, когда ты ещё немного вырастешь. А пока носи продукты и табак в нашу хижину». Ихний командир, которого прозывали Масон — я правильно говорю: Масон, может, надо сказать по-нашему: каменщик? Правильно? Тогда Масон заупрямился и не хотел показать Антуану, где хижина. Но Борис сказал: «Мы можем ему доверять, как себе». Они показали ему хижину, и Антуан ходил туда с продуктами. Тогда он и познакомился со старым Гастоном…
— Интересная картинка, — перебил я, подходя к ближней сосне. — Взгляните сюда, друзья. Вам это ни о чём не говорит?
На высоте человеческого роста на шершавой коре были отчётливо вырезаны ножом две буквы, конечно же, те самые M и R.
Антуан присвистнул и принялся бродить вокруг сосны, принюхиваясь. Потрогал руками надрез и снова присвистнул.
— Чему вы удивляетесь? — спросил Иван.
— Те же самые инициалы, что и на ноже. Тебя это не удивляет?
Иван сосредоточился и тоже подошёл к сосне. Разрезы на коре не были свежими, это было видно невооружённым взглядом. Но кто мог это сделать? И зачем это понадобилось?
— Это вырезано много лет назад, — объявил Шульга.
— Нет, — возразил Антуан. — Буквы вырезали в начале лета, потому что в надрезах не видно следов смолы.
— Ты говоришь так, словно я не понимаю дерева, — обиделся Иван. — Сосна слишком старая, она не обязательно должна давать сок.
— Пари, — предложил Антуан. — На сто франков.
— Мне остаётся лишь надеяться, — сказал я, — что я буду свидетелем того, кому достанется выигрыш.
ГЛАВА 7
В давние времена говаривали: точность — это вежливость королей. Наш просвещённый век и тут произвёл поправку: точность — вежливость президентов.
Мой президент, само собой, был сверхвежлив. Без двух минут десять янтарный «пежо» показался на нашем дворе. Рядом с президентом сидела женщина. Я подумал, разбежавшись, что сама мадам президентша прибыла, но женщина вышла из машины и заговорила по-русски, да ещё на певучем украинском говоре. Мы познакомились. Это была фрау Шуман.
Президент так и сверкал белоснежной рубашкой, перстнем, линзами фотоаппарата и даже синтетическим пером на шляпе личной переводчицы. Плащ от Бидермана, костюм от Анкоза — доступно и достойно. И разговор у нас пошёл самый что ни на есть изысканный.
— Сегодня прекрасная погода, — говорил президент, радостно оглядывая горизонт.
— Совершенно согласен с вами, отличная видимость. Лучший день за то время, что я в Бельгии.
Президент заулыбался ещё радостнее:
— Надеюсь, он окажется лучшим вашим днём не только благодаря погоде, но и благодаря тем удовольствиям, которые нам предстоят.
— Я полностью в вашем распоряжении, мсье президент.
— Тогда вперёд, навстречу нашим удовольствиям, — объявил он, натягивая замшевые перчатки.
Я прихватил чемоданчик, заветную папку. Сюзанна помахала нам, и мы тронулись.
По просьбе президента фрау Шуман села впереди. Она, конечно, не немка; муж её был немцем, а она русская. Они жили под Одессой на станции Раздольная. Никогда не думал, что в маленькой Бельгии окажется столько русских, каково-то им живётся вдали от Родины?
Светский разговор продолжался в машине.
— Вы посетили вчера могилу в Ромушане? — спросил президент. — Надеюсь, она вам понравилась?
— Прекрасное надгробие, — отвечал я. — Жаль только, кюре на месте не было.
— Всем нашим людям уже дано распоряжение находиться на месте в воскресенье, когда будет проходить церемония. Тогда мы и познакомим вас со всеми ими. Уход за партизанскими могилами — одна из почётных задач нашей организации…
У меня была своя задача — знакомиться с людьми, узнавать, восстанавливать прошлое. Поэтому я спросил о своём:
— Не помнит ли мсье президент, говорил ли он о моём приезде Роберту Мариенвальду?
Так я и предполагал: президент вскинул брови.
— Почему вы об этом спрашиваете? — ответил он вопросом.
— Антуан ему не говорил. А он знал, что я должен приехать.
— Наша организация довольно многочисленна, — заметил президент, — весьма возможно, ему сказал кто-то другой. Многие знали о вашем приезде. Если желаете, могу навести справки. Мы уже начали по вашей просьбе поиски, и у нас появилась некоторая надежда, что удастся найти живых свидетелей тех далёких событий.
— Вы имеете в виду членов группы «Кабан»? — спросил я.
Президент не ответил, сосредоточенно обгоняя грузовик с сеном. Президент царствовал за рулём и не торопился. Протащившись следом за туристским автобусом, мы, наконец, свернули к большому фанерному щиту на вершине холма.
— Не сердитесь, что я прерву наш разговор, — сказал президент, притормаживая. — Перед нами первый объект сегодняшней программы — монумент Неизвестному партизану. Несколько бельгийских провинций оспаривали честь поставить такой монумент у себя, и после долгих дебатов эта честь была оказана провинции Льеж за ту выдающуюся роль, которую сыграл Льеж в годы Сопротивления. Этот монумент воздвигнут также и в честь короля Альберта.
Мы вышли из машины. Памятник был установлен в глубине небольшого парка. У входа росла берёзка, хорошо она тут смотрелась.
Монумент был лаконичен и строг: гранитная плита, поставленная на ребро и грубо обитая с боков. Внизу — белый шлифованный камень в виде книги.
Президент торжественно пояснил:
— Надпись на этом монументе гласит: «Во славу бельгийских партизан». Здесь похоронены участники Сопротивления, имён которых не удалось установить. В те годы партизаны должны были скрывать свои имена. Особенно сложно в этом отношении было бельгийцам, ведь их могли опознать свои же сограждане во время операций; бельгийцам приходилось конспирироваться особенно тщательно. И многие погибли безымянными. Иногда мы не знаем даже их кличек. Внизу вы видите белый камень, он символизирует книгу, которая когда-нибудь будет написана о замечательных подвигах неизвестного партизана.
И мой белый камень до сих пор целомудренно чист. Только два знака и есть на нём: M и R.
Мы постояли перед памятником и двинулись обратно. Девочка с обручем подбежала к президенту и обратилась к нему с вопросом:
— О чём она говорит? — спросил я у фрау Шуман.
— Она спрашивает у господина председателя, на каком языке я с вами разговаривала?
Я опешил:
— Как вы сказали: господин председатель? Разве мсье де Ла Гранж не президент?
— Кто вам сказал, что он президент?
— Иван Шульга, который переводил позавчера. Он сказал, что мсье де Ла Гранж — президент Армии Зет.
— Похоже, ваш Иван — не самый точный переводчик, — усмехнулась фрау Шуман. — Председатель по-французски и есть президент. Он перевёл буквально.
Вот это номер! Мой ослепительный президент Поль Батист вовсе не президент, а всего лишь председатель.
— Как же называется организация, в которой председательствует мсье Поль Батист? — спросил я с последней надеждой.
— Секция ветеранов войны, — ответила фрау Шуман. — Я иногда делаю для них различные переводы и многих там знаю.
Президент, то бишь председатель, ответил девочке, погладил её по голове, и та с криком «рюс», «рюс» побежала к машине, а я никак не мог прийти в себя. Поль Батист де Ла Гранж в один миг был низвергнут с пьедестала.
— Ради бога, фрау Шуман, — попросил я, — не передавайте наш разговор…
— Я скажу, что рассказывала о себе.
А господин председатель, ни о чём не догадываясь, продолжал разглагольствовать:
— Теперь, когда вы своими глазами увидели наш скромный монумент, я повезу вас к памятнику, сделанному другой страной, а по дороге, чтобы не терять времени, совершим небольшую экскурсию в прошлое и перенесёмся на некоторое время в ряды бельгийского Сопротивления.
