Юрий Колесников - Особое задание
В один из этих тревожных для Родины дней в тихом и малопримечательном переулке Москвы, в комнате, где на дверях еще сохранилась табличка «5-й класс «Б», небольшая группа людей, одетых в офицерскую форму немецких полевых войск и эсэсовцев заканчивала подготовку к выполнению задания командования. Вся обстановка в комнате говорила за себя: на стенах висели десантные комбинезоны, зеленоватые и черные шинели офицеров вермахта и СС, между койками, заправленными по-военному, громоздились плотно набитые вместительные туристские рюкзаки и вещевые мешки, на тумбочках лежали советские и трофейные автоматы, сложенные парашюты, а посреди комнаты на полу вытянулся, наполненный до отказа, огромный грузовой парашютный мешок.
Еще и еще раз необычные обитатели дома проверяли исправность оружия, содержимое своих карманов, затягивали рюкзаки, когда в комнату вошел Рихард Краммер — старший группы, в форме немецкого подполковника. Это был плотный, лет пятидесяти пяти человек с заметно выпиравшим животом, широким, умным суровым лицом, тщательно причесанной седеющей шевелюрой и глубоким шрамом на лбу. Его появление первым заметил высокий гауптман[11] Альфред Майер. Он тотчас вскочил и подал команду:
— Ауфштейн![12]
Краммер едва заметно кивнул головой и жестом остановил Майера.
— Сегодня, товарищи, — слегка насупившись, произнес Рихард своим обычным хрипловатым голосом, — кажется, летим наконец. Прогноз погоды удовлетворительный…
Эту весть все приняли, как долгожданную и отрадную. Кое-кто засуетился, чтобы скорее завершить последние приготовления. А Рихард тем временем не спеша раскурил трубку, выпустил густое облако дыма и, пристально исподлобья всматриваясь в каждого, вновь заговорил:
— И еще вот что… По опыту мы знаем, что в горячей схватке иной раз незаметно для себя можно израсходовать все боеприпасы. Так вот, чтобы не попасть живыми к шакалам из гестапо, советую каждому приберечь в надежном месте один патрон… Вы понимаете, что я хочу этим сказать?
Рихард неторопливо достал из нагрудного кармана патрон и, показав его всем, положил обратно.
Молча все извлекли из запасных обойм по патрону и запрятали кто в нагрудный карман френча, кто в кармашек для часов.
…Над Москвой спускались сумерки, когда со школьного двора выехала полуторка с крытым кузовом, в котором среди парашютных мешков и груза разместились старший лейтенант Алексей Ильин, военврач третьего ранга Александр Серебряков и шесть немцев-антифашистов, еще до войны нашедших политическое убежище в Советской стране и ставших ее равноправными гражданами. Это были Отто Вильке, его сын — Фриц Вильке, Альфред Майер, Фридрих Гобрицхоффер, Вилли Фишер и Ганс Хеслер. А в кабине, рядом с шофером, с неизменной трубкой в зубах сидел Рихард Краммер. По возрасту и положению он был старше всех.
Машина выехала на площадь Пушкина, свернув по улице Горького, миновала Московский Совет, здания Телеграфа, Совнаркома и гостиницы «Москва» и въехала на Красную площадь. Рихард Краммер, плохо владевший русским языком, жестом попросил шофера остановить машину.
На площади было безлюдно и тревожно. Рихард вышел из кабины и размеренным шагом направился к мавзолею. За ним последовали остальные. Все были в десантных комбинезонах и шлемах.
В нескольких шагах от металлической ограды, за которой у дверей с едва мерцавшей синей лампочкой застыли в почетном карауле часовые, остановились девять человек — двое русских, остальные немцы — все коммунисты.
Они молча всматривались в надпись на гранитном парапете мавзолея и, как бы давая клятву верности великому Ленину, сняли шлемы.
Когда раздался перезвон кремлевских курантов, десантники безмолвно направились к своей машине, у переднего крыла которой, словно часовой на посту, стоял шофер. Вскоре полуторка исчезла за храмом Василия Блаженного. Позади осталась Красная площадь, впереди — пустынные улицы. Лишь недалеко от Калужской заставы им встретилась казачья конница, потом загремели колеса пулеметных тачанок и уже где-то на шоссе полуторка разминулась с колонной танков «Т-34». Рев их моторов долго стоял в ушах десантников. Позже его сменил гул двухмоторного транспортного самолета, пробивавшего толщу облаков. Рихард выделялся среди сидевших в самолете. У него было два парашюта — по одному спереди и сзади — и потому он сидел на грузовом мешке. Краммер весил больше ста килограммов…
Через мелькавшие в облаках «окна» в иллюминаторы можно было увидеть обозначенный вспышками выстрелов передний край фронта. И вскоре тьму ночного неба стали прорезать лучи прожекторов, вспышки рвущихся зенитных снарядов. С каждой минутой усиливался огонь вражеских зениток. Все это живо напоминало Рихарду Краммеру и Отто Вильке многое из пережитого ими.
Им было о чем вспомнить. Не раз Рихард — гамбургский портовый рабочий и Отто — молодой потомственный офицер вместе слушали Эрнста Тельмана, вместе попадали в разные переделки. Бывало, что рабочие нуждались в оружии, и тогда Рихард добывал его через Отто.
Позднее, когда по всей Германии банды молодчиков в коричневых рубашках со скрюченными гадюками на рукавах стали бить витрины магазинов, врываться в квартиры, истязать и убивать ни в чем не повинных людей, когда по всей стране запылали костры из книг, как-то при очередной встрече с Рихардом Отто с грустью напомнил ему слова Генриха Гейне: «Там, где горят книги, горят люди!..»
Как старший офицер Отто Вильке участвовал в маневрах нового вермахта, общался с жаждущими реванша офицерами и генералами, работал в штабах, склоняясь над картами, испещренными зловещими стрелами. Он по-прежнему тайно встречался с Рихардом: то в каком-то сыром подвале читал пахнущую свежей краской подпольную газету, то давал для этой газеты материалы, разоблачающие замыслы гитлеровцев, их бредовое стремление к мировому господству… Рихард и Отто были неразлучны. Особенно их дружба окрепла в рядах интернациональной бригады, где они мужественно сражались за республиканскую Испанию. Разрывом одного и того же снаряда Рихарда ранило в голову, а Отто контузило. На всю жизнь запомнилось обоим мгновение, когда в бою под Барселоной Рихард, желая уберечь Отто, поднялся из-за укрытия и успел только крикнуть: «Шнель!»
— Шнель, шнель!.. — раздался властный хрипловатый голос Рихарда. Началась выброска парашютистов. Последним вслед за Рихардом покинул самолет Отто Вильке.
Сбор десантников происходил у грузового парашюта. Подходившие прежде всего с беспокойством спрашивали — как Рихард?
И когда поодаль, на сером фоне наступающего рассвета они увидели силуэт человека, спускавшегося на двух белых куполах, все кинулись к нему.
— А, черт! — ворчал Рихард. — Почет какой моему брюху, отдельный ему парашют! Можно подумать, что я состою из двух частей…
Ему помогли отстегнуть лямки, собрать парашюты, и все направились к месту сбора. Навстречу уже бежали лейтенант Ильин и военврач Серебряков.
— Ну как, товарищ Рихард?
— Точно так, как сказано в библии: «И это пройдет!»
Быстро разобрали грузы. Надо было как можно скорее уйти от места приземления. Но куда? По расчетам, должны были приземлиться в Гомельской области, километрах в восьмистах от Москвы и примерно в шестистах от линии фронта. Предрассветный мрак скрывал ориентиры, по которым можно было бы точно установить место приземления. Все казалось таинственным: и необычайная тишина, и непроницаемая серая мгла. Ориентируясь по компасу, пошли строго на северо-восток. Там должны быть обширные лесные массивы.
Медленно продвигалась цепочка навьюченных людей. На долю каждого досталась тяжелая ноша. «Экипировка» десантников не ограничивалась минимальным запасом продуктов, оружием, боеприпасами, минами различного действия, рациями с батареями и динамо-машинами. Добрая половина поклажи состояла из предметов, казалось бы, совсем ненужных: одеколон и пудра, широко известное в Рейхе эрзац-мыло «шмутц-фрессер»[13] и полный ассортимент регалий для солдат и офицеров гитлеровской армии, сигареты и шоколад с фабричными марками известных немецких фирм, шапирограф, портативная пишущая машинка, к ней две каретки с латинским и готическим шрифтами и, наконец, в каждом рюкзаке десятки туго спрессованных пачек райхсмарок. А высоченный здоровяк Майер, некогда известный альпинист, захватил с собой даже утюг!.. Да, самый обыкновенный паровой утюг — предмет весьма необходимый для выполнения задания.
Впереди, с автоматом наперевес, шел старший лейтенант Алексей Ильин — молодой коренастый кареглазый парень. Он уже не раз переправлялся в тыл врага и потому чувствовал себя увереннее остальных. Время от времени Ильин останавливался, чтобы сверить направление движения по компасу, и тогда останавливалась вся цепочка. В эти мгновения невнятные звуки и шорохи отчетливее доносились до слуха десантников и заставляли их тревожно настораживаться. Ведь они легко могли набрести на хуторок или деревню и тогда собачий лай выдал бы их присутствие, поднял на ноги гарнизон оккупантов или их прислужников — полицейских.
