Леонид Ленч - Из рода Караевых
«Шкуровцы поют», — решил Игорь.
Он остановился, послушал. На высоких нотах рыдающей тоски вели песню тенора, вторя им, печально и глухо гудели басы.
«Словно сами себя отпевают!» — подумал Игорь и двинулся дальше, в ночь.
11. «И ДЛЯ ПОРТУГАЛИИ НАЙДЕТСЯ КУСОЧЕК»
О счастье! На первом пути станции Каял стоит поезд, готовый к отправлению на юг. Паровоз сердито, нетерпеливо пыхтит. Скорей, скорей!
Игорь подбежал к вагону, схватился за поручни, но стоявший на вагонной площадке верзила в белом халате, из-под которого виднелись высокие сапоги, остановил его:
— Нельзя! Это санитарный поезд!
— Пустите, пожалуйста! Мне очень нужно ехать!
— Только с разрешения главного врача.
— А где он?
— В четвертом вагоне.
Игорь быстро пошел вдоль молчаливого темного состава, разыскивая четвертый вагон.
«Скажу этому доктору, — думал он на ходу, — что я сын военного врача. Может быть, он даже знал папу».
И вдруг поезд тронулся. Один за другим, убыстряя ход, лязгая железом, проплывали перед Игорем темные вагоны с неподвижными человеческими фигурами в белых халатах на каждой площадке. Но вот движется вагон с открытой дверью. И на площадке — никого! Игорь успел прочитать на вагонной стенке крупную надпись мелом: «Для тяжелораненых». Он догнал вагон, забросил свой саквояж на площадку, схватился за поручни, прыгнул. Только бы не мимо ступеньки! Его рвануло, бросило в сторону, ударило о стенку вагона, но пальцы, вцепившиеся в поручни намертво, не разжались, и ноги тоже не подвели — оказались на ступеньке. Обе!
Игорь перевел дух. Закрыл дверь вагона, чтобы не так задувал ледяной ветер. И сразу почувствовал стопудовую страшную усталость. Его поташнивало от голода, но спать хотелось больше, чем есть. Мучительно потянуло лечь тут же, на холодное грохочущее железо вагонной площадки.
«Если усну здесь — замерзну!» — мелькнула мысль.
Он нажал ручку внутренней двери, вошел в слабо освещенный тамбур вагона. Здесь было теплее. Во всяком случае, не так дуло. Но зато несло отвратительной аммиачной вонью из уборной. Это усилило ощущение тошноты.
Сдерживая тошнотную судорогу, Игорь открыл следующую дверь и увидел, что попал в самый обыкновенный вагон третьего класса. Двери многих купе были открыты — для воздуха. Он пошел по коридору, заглядывая в эти открытые купе, заставленные чемоданами, корзинами и узлами. На полках с матрацами спали люди, укрытые одеялами, пледами, дорогими шубами. Мужчины, женщины, дети. Кто-то мирно храпел, выводя носом сложные рулады. Теплый спертый воздух был насыщен запахами дорожной еды, разлитого одеколона, табачного дыма? Что-то не похожи были спящие на тяжелораненых!
В шестом от края купе одна нижняя полка оказалась свободной. На другой, разметавшись, лежала укрытая тигровым одеялом хорошенькая белокурая девочка лет шести, с личиком фарфоровой куклы. В ногах у девочки сидела молодая женщина. Она курила, глядя прямо перед собой. Темные, неподвижные глаза, красивые белокурые, как у девочки, высоко зачесанные волосы, на плечах белый пушистый оренбургский платок, в ушах — бирюзовые сережки.
Игорь вошел в купе.
— Эта полка свободна?
Женщина посмотрела на него с испугом, неопределенно пожала плечами под теплым платком, не ответила.
Игорь положил на полку саквояж, сел. Боже мой, как хочется спать! Неприличная собачья зевота громко разодрала его рот.
— Извините, — сказал Игорь. — Я страшно устал.
Девочка на полке захныкала.
Женщина склонилась над ней, сказала шепотом:
— Спи, Лидуся! Надо спать!
— Надо спать! — повторил за ней Игорь бессмысленно и закрыл глаза.
Он услышал, что женщина встала и вышла. Тем лучше. Скорее лечь. Не открывая глаз, он растянулся на лавке. Господи, как хорошо! Игорь вздохнул и сразу перестал сознавать, где он и что с ним. Сон сразил его мгновенно, как пуля в висок.
Очнулся Игорь оттого, что кто-то настойчиво и сильно толкал его в плечо.
Он открыл глаза и увидел офицера в незастегнутом кителе. За его спиной стояла дама в оренбургском платке на плечах.
Игорь поднялся.
— Ваши документы! — сказал офицер, штабс-капитан с опухшими подглазьями на сонном бледном лице штабного канцеляриста.
Игорь подал ему свою роскошную справку. Штабс-капитан прочел ее, аккуратно свернул, отдал Игорю.
— У вас есть разрешение главного врача ехать в этом поезде?
— Нет.
— Потрудитесь очистить вагон!
— Господин штабс-капитан! — умоляюще сказал Игорь. — Я страшно устал и валюсь с ног. Мы сделали большой пеший переход. Я только немножко посплю…
Штабс-капитан молчал.
— Здесь же нет тяжелораненых! Я никому не помешаю.
— Потрудитесь очистить вагон! — повторил штабс-капитан. — Без разрешения нельзя ехать.
Он вышел из купе и встал в коридоре у окна. Хотел проследить, как Игорь выполнит его распоряжение.
Игорь взял саквояж и, едва передвигая ноги, вышел в тамбур. Железный грохот поезда оглушил его. Вонючий холодок потек в рукав шинели, за воротник. Снова появилось мерзкое ощущение голодной тошноты.
Он стоял, прислонившись к стене вагона напротив уборной, через закрытую дверь которой удушливыми волнами наносило аммиачную вонь, готовый разреветься от только что пережитого унижения. Вышвырнули за дверь, в сортир, как паршивого котенка! Его — их защитника! Ведь в удостоверении написано, что он доброволец, марковец. Хороши тяжелораненые! Буржуи проклятые, недорезанные!
Ноги совсем не держат. Надо лечь. На пол. Черт с ними! А под голову — саквояж. Ох, какая вонь! Черт с ней! Лечь! Лечь! Он не заметил, как опустился на железный пол и уснул полусидя.
Приснилась Ася Пархаева. Она приблизила к губам Игоря свои теплые податливые губы, они поцеловались. И вдруг возник краснорожий Павлик Орлов с плеткой Юрия Балковича в руках. Размахнулся и ударил Игоря по ногам. Еще раз.
Игорь застонал и проснулся. Над ним склонился сановитый старик в расстегнутой шубе с бобровым воротником.
— Мне нужно пи-пи! — жалобно сказал старик голосом капризного дитяти. — Пропустите, пожалуйста!
Игорь нехотя поднялся. Старик был карикатурно уродлив: дряблое лицо в лиловых и красных пятнах, большой бугристый нос, жабий рот до мохнатых вялых ушей. Остатки седых волос торчали на его крупной голове в разные стороны, как взъерошенные перышки. Под распахнутой шубой белела сорочка без воротника с передней запонкой, впившейся в большой желтый кадык.
Шаловливо подмигнув Игорю блеклым выпуклым глазом, старик скрылся за дверью в уборной. Он долго не выходил оттуда. В сущности, он ни в чем не был виноват перед Игорем, но для Игоря эта старая неопрятная жаба олицетворяла сейчас весь вагон «для тяжелораненых», так безжалостно и цинично выбросивший его в холодный вонючий тамбур.
«Что он там так долго возится? — думал Игорь, уже бешено ненавидя старика в бобрах. — Выходи, скотина! Ты же видишь, что здесь люди спят!..»
Наконец старик ушел к себе в вагон. Игорь с наслаждением опустился на железный вздрагивающий пол вагона. Сон повторился в сумасшедшей последовательности. Снова появилась Ася Пархаева, снова возник краснорожий Павлик Орлов, и снова Игорь ощутил удар по ногам.
Он открыл глаза. Склонившись над ним, стоял тот же старик в бобрах. И это был не сон. Старик был реален, как белая эмалированная дощечка с надписью «ватерклозет» на дверях уборной. Он улыбался Игорю, как старому знакомому.
Игорь поднялся, поеживаясь от озноба. В мутных глазах старца появилось выражение подловатого сочувствия.
— Что, солдатик, холодно? — сказал он капризным голосом и, не ожидая ответа, скрылся за дверью с белой дощечкой.
На этот раз старик вышел сравнительно скоро. Он казался вполне довольным жизнью.
— Это вас Буденный так напугал? — развязно сказал ему Игорь.
Старик вздрогнул.
— Почему Буденный?.. Где… Буденный?!
— Я говорю: это Буденный так здорово вас напугал, что вы сюда бегаете через каждые полчаса?
Старик в бобрах посмотрел ошалело на Игоря, хихикнул и поспешил исчезнуть.
«Пойду в вагон, — решил Игорь. — Сяду где-нибудь. И никуда не уйду!»
Он открыл дверь и пошел по коридору. Вагон для тяжелораненых продолжал безмятежно спать. Лишь в шестом купе бодрствовали.
Дама с оренбургским платком на плечах по-прежнему сидела в ногах у спящей девочки. На свободной нижней полке напротив удобно разместился пожилой казачий офицер-есаул с темно-рыжими лихими усами на толстощеком лице. Его бурка лежала на верхней полке, где он, видимо, спал раньше. На столике стоял большой жестяной чайник. Дама и офицер держали в руках белые фаянсовые кружки.
Увидев Игоря в коридоре, женщина смутилась.
