Владимир Гораль - Марш Кригсмарине

За первым же поворотом, где-то впереди этого подземного хода забрезжили отблески света. Оставалось только подкрасться поближе, благо это было не так далеко. Потерянная, было, мной троица, включая вашу милость, как раз входила в какие-то открывшиеся в тупике хода ворота. Мне повезло в том, что все механические штуки, – и открывавшие проход в кустарнике и эти ворота, – работали со скоростью черепахи. Ваша странная троица уже с минуту как скрылась в проходе, а ворота, неотличимые от остальных земляных стен, всё ещё закрывались. Поскольку мои скромные габариты позволяли, мне удалось в последний момент протиснуться в щель. Я оказался в пределах огромной круглой пещеры, посреди небольшого плато, от которого вниз вел длинный ряд каменных ступеней. Внизу, метрах в ста, находилась огромная круглая площадка, в центре которой имелось каменное возвышение. Это штука по форме походила на многоугольную пирамиду. На вершине постройки, куда вела череда ступеней, находилась ещё одна площадка с длинным монолитным столом или, скорее, ложем. Более всего это напоминало место для человеческих жертвоприношений ацтеков или как их там ещё… кажется, майя. В общем, один чёрт – дикарская развлекаловка. На площадке вверху, где я находился, было несколько довольно больших каменных валунов. За одним из них, чтобы не быть замеченным снизу, можно было укрыться. Светловолосый великан подошёл к пирамиде, поднял правую руку и с силой нажал на один из камней, находившихся выше его головы. Дверь в стене пирамиды открылась куда быстрее, чем предыдущие ворота и проходы. Изнутри ударил яркий, показавшийся мне ослепительным свет. Белобрысый громила вошёл первым. Уродец взял вас за руку как большого ребёнка и последовал за ним. Ваша Светлость плелась, как бычок на верёвочке… Знаете, Отто, что бы вы там обо мне не думали, но Гюнтер Прус никогда не позволит себе оставить в опасности немецкого офицера. Мы с вами тогда ещё не были знакомы, но это и неважно, дело в принципе; а принципы, как вам это не покажется странным, у меня есть. Я когда-то читал о древней истории Канарских островов и помню, что во времена завоевания испанцами Тенерифе в конце XV-ro века остров населяли племена гуанчей. Они были светлокожи, светловолосы, голубоглазы и все, как на подбор, высокого роста. К тому же они оказались превосходными воинами. Испанцам, вооружённым огнестрельным оружием и покорившим к тому времени множество племён и земель, пришлось даже потерпеть несколько военных поражений от язычников. И это несмотря на то, что островитяне воевали лишь каменными топорами из обсидиана, луками и копьями. Судя по всему, потомки этого древнего племени сохранились и до наших дней. Белобрысый громила со странной физиономией наверняка был с большой долей крови этих гуанчей, а головоногий «Крошка Цахес»[40] – его сообщник из местных. Без ложной скромности могу сказать, что в самые критические моменты меня всегда спасали находчивость и самообладание. Эти качества, дарованные мне провидением, видимо, взамен привлекательной внешности, помогли и на этот раз. Знаете, что я сделал, граф, чтобы спасти вашу хвалёную честь? Перевоплотился в бродячую собаку! Способность идеально имитировать разные звуки – это лишь один из моих многочисленных и порой странных талантов.

Спустившись к подножию пирамиды, где только что за вами закрылась неотличимая от остальной каменной кладки дверь, я тоскливо завыл. Это была горькая жалоба бесприютного пса, из глупого любопытства забежавшего следом за тремя незнакомыми людьми в подземный ход. Люди исчезли, остался запах склепа, смерти и глухие отвесные стены. При таких обстоятельствах не то, что псина, человек взвоет. Моё актёрство подействовало, и дверь в пирамиде открылась. В полосе яркого света, злобно шипя и ругаясь по-испански, показался гном Пабло. В своих трёхпалых ручках он сжимал огромный для него серебристый «люгер»[41]. Этот человекообразный явно намеревался разделаться с глупой собакой, случайно оказавшейся в святилище. Я наблюдал за ним, притаившись за выступом пирамиды и, когда настал удобный момент, прыгнул ему на спину Затем, легко свалив на землю, слегка придушил, не до смерти, только лишил сознания. Не то чтобы из гуманизма, – ха-ха, вы знаете, Отто, я этими атавизмами не страдаю. Просто, поди знай, как такое мутное дело обернётся? Не стоит сразу сжигать все мосты. Вход в пирамиду был открыт, и ваш покорный слуга, вооружённый добытым «люгером», ворвался внутрь, спасать своего товарища.

Я ожидал увидеть что угодно, к примеру, размалёванных как черти белобрысых дикарей, готовящих вашу арийскую милость для жертвоприношения. На том самом алтаре, который я заметил на крыше этой ацтекообразной пирамиды. Было бы забавно, если бы вас нагого растирали для этой цели сакральными благовониями обнажённые блондинки-язычницы. Чтобы затем престарелый жрец-гуанча воткнул бы в ваше тевтонское сердце ритуальный обсидиановый кинжал. Тем не менее, я узрел вполне современную лабораторию с кучей соответствующих причиндалов. Непонятные, сверкающие стеклом и никелем приборы, а так же невиданных размеров микроскоп с двумя окулярами. Эта махина занимала половину пространства довольно большой, ярко освящённой комнаты. Давешний гигант, теперь облачённый в белоснежный, накрахмаленный, как сорочка дирижёра халат, что-то увлечённо разглядывал через окуляры этого прибора. При этом он возбуждённо говорил по-испански, обращаясь к своему уродцу-напарнику, не замечая его отсутствия. Гном Пабло, после не совсем удачной охоты на одного ловкого пёсика, в этот момент отдыхал за ближайшим валуном у подножия пирамиды. Вы же, дорогой граф, раздетый до пояса, возлежали в центре этого приюта вивисекторов на высоком операционном столе. Мельком взглянув вам в лицо, я убедился, что на происходящее вы адекватно не реагируете.

Блондинистый жлоб в белом халате всё никак не мог оторваться от созерцания своих инфузорий под микроскопом.

Чтобы не терять времени, я приставил к его затылку ствол и по-немецки приказал медленно встать. Здоровяк, видимо, опешивший от неожиданности, встал и повернулся ко мне. Чтобы показать, что не шучу, я быстро дернул пистолет в сторону и выстрелил в какой-то стеклянный ящик, похожий на аквариум. Ящик со звоном рассыпался и оттуда, мерзко пища, побежали белые крысы. У тварей были красные, словно воспалённые глазки и розовые чешуйчатые хвосты. Я, по-видимому, произвёл на этого гуанчу-интеллектуала нужное впечатление, лишних вопросов он больше не задавал, лишь спросил на приличном немецком, чего я хочу. Я коротко объяснил, что ничего особенного, выбраться обратно наверх, а заодно прихватить с собой господина германского офицера. Гигант кивнул и подошёл к столу, на котором почивала наяву ваша, словно загипнотизированная, милость. Он вынул иглу из вены и приказал вам одеться, что вы механически и исполнили. Дальше всё просто. Мы с вами выбрались из подземелья прямо на то же место, на краю терновых зарослей. Но белохалатник- громила, шедший впереди, под моим прицелом, выкинул трюк. Он, с необычайной для его габаритов ловкостью, развернулся и выбил оружие из моей руки. Прозвучал выстрел, но пуля «ушла в молоко». Затем этот Гаргантюа выдал мне такой пинок пониже спины, что я взлетел в небо альбатросом. Приземления не помню, очнулся, когда уже светало. Рядом возлежали вы, граф, но уже нормально дрыхли, храпя, как перебравший шнапса извозчик. В доказательство того, что всё это мне не привиделось в пьяном сне, имелся клочок белой накрахмаленной ткани – оторванный карман халата, который я, очнувшись, нашёл в своей руке. Скажу лишь одно: зря вы, Отто считаете меня своим врагом. Лично я испытывал и испытываю к вам уважение. Впрочем, это ваше дело. Я что-то заболтался, так что, пожалуй, вздремну. Адью, мон шер…

Слушая рассказ Пруса, я поражался зигзагам жизненных поворотов, постоянно переплетающих наши с ним пути. В чём смысл этой игры Рока? Я мог бы принять всю свою прошедшую жизнь за причудливый сон, если бы не оглушительная и одновременно отрезвляющая боль от потери любимых, близких людей. Гюнт вовсе не спасал меня тогда на Канарах. Он всё правильно излагал, но лишь до того момента, когда ворвался в лабораторию с никелированным парабеллумом. Я тоже всё вспомнил, помог уже слышанный той Канарской ночью немелодичный свист. Ведь музыкально одарённый Дракон в точности повторил его. Я вспомнил всё с того момента, когда Гюнтер вошёл в лабораторию, действительно оборудованную внутри древнего святилища гуанчей. Прус спокойно положил на стеклянный столик оружие и уселся на круглый, покрытый белым чехлом винтовой стул.

Глава 10

Чаора

Я стараюсь никогда не дремать днём. От ночных кошмаров я, к счастью, избавлен, а вот стоит прикорнуть до захода Солнца, так всегда присниться пережитое – то, что действительно приключилось с нами во время рейда в Бискайском заливе зимой 41-го. Мрачные воспоминания навалились на меня неспроста, причиной тому авторемонтная мастерская в соседнем с гауптвахтой дворе. Там усердно рихтовали какую-то гнутую железку— то ли капот, то ли крыло большого грузовика. Неизвестный здоровяк усердно работал немаленькой кувалдой, посылая в окружающее пространство отнюдь не фортепьянные звуки. На каждом корабле или подлодке есть похожие молоты. Небольшую пробоину в корпусе заделывают, забивая в неё кувалдой специальный чоп, пробку из сосны или ели. Такой молоточек наши моряки называют «Швигамутер», тёща. Если эдакой тёщей промахнуться по деревянному конусу или клину и врезать по металлической переборке, то гул по отсеку пойдёт, хоть святых выноси. Это частенько случалось на списанном старом У-боте, что притулился за сухим доком и использовался для тренировок по борьбе за живучесть. Мазилу, в этом прискорбном случае, товарищи обкладывали витиеватым трёхэтажным матом, желая ему слиться в противоестественном оргазме с престарелой мамой любимой жены.