Роман Кожухаров - Штрафники на Зееловских высотах
– Я научу вас!.. Мои солдаты сумеют незаметно подобраться к русскому танку! – кричал он, наблюдая, как очередной стрелок, в полной выкладке, с винтовкой, да еще навьюченный «дымоходом», на пузе преодолевает тренировочную двадцатиметровку от крыльца до курятника. Дополз, вскочил, произвел выстрел.
Конечно, выстрел был имитацией, но грязь на шинели и брюках и боль в локтях – самыми настоящими. Ребро защитного экрана и направляющая труба упирались и давили в спину того, кто изображал стрелка. Рядом полз тот, кто в этот раз изображал заряжающего, и ему тоже приходилось несладко, ведь надо было тащить с собой ящики с запасными зарядами. После прохождения очередной двадцатиметровки номера менялись ролями: стрелки становились заряжающими, и наоборот.
VII
Свои занятия лейтенант проводил на заднем дворе хутора. По его замыслу хозяйский дом призван был укрыть занимавшихся от зорких русских биноклей. Но его истошные командные крики наверняка долетали до вражеских позиций. По крайней мере, саперы, которые строили укрепления вдоль дороги на Альт-Тухенбах, уверяли, что им отлично слышно, как проходит боевая подготовка в подразделении истребителей танков.
Дамм стремился добиться от своих солдат высокого уровня владения маскировкой, быстроты и умения обращаться с вверенным им оружием. Вследствие этого Отто с Люстигом и другие расчеты отутюжили своими животами, локтями и подошвами сапог всю лужайку между хозяйским домом и птичником, который обозначал рубеж атаки.
После того как солдат по-пластунски, по земле, превратившейся в грязь, преодолевал это расстояние, он должен был сымитировать приведение направляющей трубы «панцершрека» в боевую готовность и выполнить прицеливание.
Занятия лейтенант Дамм проводил командами. Пока расчеты первой команды месили грязь на заднем дворе герр Леманна, шестеро из команды-2 черпали грязь за его садом, роя траншеи и гнезда ячеек для стрельбы. Иногда Дамма совсем разбирало, и он заставлял один из расчетов впрягаться в телегу Леманна. Они должны были изображать движущийся танк.
– До цели сто метров!.. Цель приближается!.. – командовал Дамм и тут же срывался на крик:
– Проклятье, Херминг!.. Какого черта вы стоите? Вы – русский танк, черт вас дери! Вы цель, вы двигаетесь вперед! Я же внятно сказал – сто метров! А до вас целых сто пятьдесят!..
Херминг и Венгер – еще один расчет «панцершрека» из группы-2, – еле удерживая оглобли, послушно тащили телегу вдоль хозяйственных построек на необходимые полсотни метров. В это время Люстиг изображал, что он приводит оба запала «дымохода» и, вскидывая трубу на плечо, выставлял ближний крючок прицела на дистанцию сто метров. «Ерунда это все… С сотни метров он черта лысого подобьет, а не движущийся танк русских… «Иваны» очень юркие, их чертовы танки шныряют по полю, как мыши…» – бормотал он так, чтобы слышал только Отто.
– Со ста метров ты русского «микки-мауса» не подобьешь… Не больше, чем на тридцать метров… – сплевывая, цедил сквозь зубы Люстиг. – Понял меня, солдат? Не слушай этого фанена… слушай меня, я с «дымоходами» давно знаком. Один раз, к чертовой матери, у меня все волосы заново на голове отрастали. Уловил? Первые модели… Без защитного экрана. Кто ж знал, что к ним еще специальная накидка и защитная маска полагались? Пальнул, а меня всего реактивной струей и обдало. Обшмалило, что за сто метров воняло. Как будто кабанчика или гуся разделывают… А если будешь стрелять из «дымохода» с сотни или с двухсот, так выстрел будет в молоко, а русские сами тебя обшмалят. Да еще паштет из тебя сделают гусеницами своих танков. Усек?..
VIII
Хагену на этих занятиях оставалось только молча кивать. В это время он обычно размазывал по лицу пот грязной рукой, опираясь спиной на деревянную стенку птичника. Про первые «панцершреки», без защитного экрана, он только слышал. Другие – упрощенные, одноразовые модели ему доводилось видеть во время последних боев под Веной. Направляющие трубы были сделаны из прессованного картона и выбрасывались после использования. Такой расточительности не позволяли даже в отношении «панцерфаустов».
Отто на всю оставшуюся жизнь запомнил сбор отработанных труб от ручных гранатометов в местечке Штоккерау, под Веной. Местечко переходило из рук в руки несколько раз. Их роту накануне боя щедро снабдили несколькими ящиками «панцерфаустов» и «фаустпатронов». Во время уличной перестрелки ручные одноразовые гранатометы пригодились, особенно против русских танков и пулеметных точек.
Сразу после того, как стрельба стихла в очередной раз, выяснилось, что русские отошли за шоссейное полотно. Командиры тут же погнали солдат собирать использованные трубы «панцерфаустов» и «фаустпатронов».
Новая директива от командования по безотходному использованию ручных одноразовых гранатометов стоила жизни нескольким военнослужащим. Отступая, русские заминировали поле боя противопехотными минами.
Именно там Хаген потерял своего боевого товарища Хене. Ему оторвало ногу в тот момент, когда он наклонился, чтобы поднять очередную чертовую трубку. Хене нашел уже четыре трубки и нес их в охапке, посмеиваясь, что вот, мол, теперь ему дадут повышение в звании за отличия в сборе металлолома. Шутку свою он договорить не успел.
Взрывом мины Хене отбросило в сторону метров на пять, одновременно по самый пах оторвав левую ногу. Кровь невозможно было остановить. Она хлестала из страшной раны в паху, как из трубы… Хене умер через несколько минут на руках Хагена, все эти минуты находясь в сознании и шепча землистыми губами одно и то же слово: «Больно… больно… больно…»
IX
Сегодня на занятиях Дамма по боевой подготовке отдувались расчеты группы-1. Это значит, что Отто с Люстигом, Херминг и Венгер, Фромм и Шеве занимались обустройством своих позиций. Последние двое были бывалыми вояками, очень похожими друг на друга, как два брата. Оба неразговорчивые, невысокие, но кряжистые. Схожести добавляли их налысо подстриженные головы. Стригли они друг друга регулярно, по очереди, похожей на кусачки машинкой для стрижки, которая находилась в распоряжении Фромма.
Люстиг за глаза прозвал их трубочистами из-за смуглой кожи обоих. Он уверял, что Шеве и Фромм – земляки и оба с самого юга Баварии. «Их прабабки наверняка путались с итальянцами… Ох уж эти южане!..» – ехидным шепотом похихикивал Люстиг. Но в глаза подшучивать над баварцами он побаивался, несмотря на свою недюжинную физическую силу. Уж больно внушительные у «трубочистов» были кулаки. К тому же друг за дружку они вступались с ходу и стояли стеной, чему Отто оказался один раз свидетелем на вечерней раздаче пищи.
В сумерки раздатчики доставили на хутор суп, и Фромм занял очередь среди первых, затесавшись среди расчетов первой группы. Естественно, он занял очередь и для Шеве, однако, когда тот подошел, Ширмер, стрелок-верзила из первой группы, вдруг заартачился, ни за что не желая пропускать Шеве перед собой. Более того, его угораздило выпихнуть Шеве из очереди, сопроводив свой пинок матерной руганью по адресу матери Шеве.
Расплата была быстрой и жестокой. Сильнейшим ударом снизу в челюсть Фромм перевел Ширмера в лежачее положение. Шеве тут же подскочил к грохнувшемуся наземь обидчику и пнул его сапогом в живот. Произошло это так быстро, что товарищи сбитого с ног Ширмера поначалу растерялись.
Сначала Вайнберг, заряжающий Ширмера, а потом остальные из первой истребительной команды бросились на баварцев. Но те, как герои из древнего германского эпоса, став спинами друг к другу, принялись молотить своими кулаками направо и налево. Они действовали с молчаливой сосредоточенностью и с такой силой и скоростью, что слышались только крики тщетно пытавшихся раззадорить себя противников, глухой стук мощнейших ударов, матерные междометия и причитания.
X
Когда лейтенант Дамм, а следом – Хаген с Люстигом, Венгером и Хермингом примчались на место побоища, дело было сделано. Фромм и Шеве, слегка потрепанные, все так же возвышались возле испуганных батальонных кашеваров. Во все стороны, как круги по воде, от них расползались стонущие и охающие расчеты первой команды.
Определенным уроном, полученным баварцами в драке, можно было считать кровоподтек, наливавшийся под левым глазом Фромма, и две оторванные пуговицы на шинели Шеве. Зато первая команда представляла собой жалкое зрелище. Кто-то, чертыхаясь, выплевывал изо рта кровавую слюну вместе с выбитым зубом, кто-то корчился, держась за отбитую печень. В том разгроме, который два невысоких крепыша смогли нанести шестерым рослым, крепким парням за какие-нибудь две минуты, угадывались профессионально поставленные удары грамотных боксеров, хорошенько отшлифовавших свои навыки в уличной драке и в рукопашной.
Дамм, на удивление, отнесся к драке спокойно, видимо расценив, что парни попросту выпустили пар. Оказалось, что он сам один из лучших воспитанников боксерской секции дрезденской военной школы. Однако следованию субординации фанен-юнкеров учили с большим усердием, чем английским джебам и апперкотам.
