Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 1 - Николай Корнеевич Чуковский
В туче Лунин сразу же потерял «мессершмитт» из виду. Плотный, мутный туман тесно обступил его самолет со всех сторон. Но он продолжал подниматься, не сбавляя скорости и не меняя угла подъема. Он уже не слишком надеялся снова увидеть «мессершмитт», за которым гнался, но, разгоряченный погоней, не хотел свернуть, тем более что туман вокруг светлел и слой туч был, вероятно, не так уж толст.
Ослепительный свет заставил его зажмуриться. Он увидел солнце и бледно-синее ясное небо над собой, а под собой — клубящийся океан туч без конца, без края.
«Где же „мессершмитт“?»
Лунин оглядел весь простор вокруг себя, но нигде на всем безграничном пространстве над тучами не было видно ни одного самолета.
И вдруг «мессершмитт» выскочил из туч, как пробка из воды, — в каких-нибудь пятидесяти метрах от Лунина.
И Лунин понял, что его новый самолет поднимался быстрее «мессершмитта» и обогнал его на подъеме.
Подойдя к «мессершмитту» со стороны солнца, Лунин дал очередь, и «мессершмитт», перевернувшись брюхом вверх, погрузился сначала в тучу, потом в воду.
Спустясь к воде, Лунин встретил Татаренко, с которым разминулся в тумане. Воздух под тучами был пустынен — ни штурмовиков, ни истребителей. Пока Лунин гнался за «мессершмиттом», штурмовка окончилась, и самолеты ушли.
Лунин и Татаренко помчались вдогонку за штурмовиками. Они пронеслись над островом Сухо, над верхушкой маяка. Дым пожаров, которых стало еще больше, заволакивал все, и они не видели, как вражеские солдаты плыли в резиновых лодках с барж к острову. Они не видели, что некоторые из этих солдат добрались уже до прибрежных бурунов и, выпрыгнув из лодок, по пояс в воде шли к берегу.
7
К этому времени положение защитников острова стало отчаянным. Половина из них была убита, живые — почти все ранены. Державшихся на ногах оставалось человек десять — двенадцать, но и среди них раненых было большинство. Снаряд подбил еще одно орудие — комендора Уличева. И только орудие комендора Баскакова продолжало стрелять.
Штурмовики заставили немецкие суда сбиться в кучу, подожгли катер, потопили баржу, убили и ранили много солдат. Однако, едва штурмовики ушли, баржи вернулись на прежние места, и высадка десанта началась.
Мель мешала баржам подойти к берегу вплотную, и десантники двинулись к острову в надувных резиновых лодках. Лодки эти, набитые солдатами до предела, были медлительны, неуклюжи и сильно подскакивали на волнах. Снаряд Баскакова попал в одну из них и уничтожил на глазах у всех и лодку и тех, кто в ней находился. Но остальные лодки продолжали двигаться к острову. Шагах в пятидесяти от берега было уже достаточно мелко, и солдаты прыгали в воду. По грудь в воде они шли к берегу, беспорядочно стреляя из автоматов.
Неприятельская артиллерия вынуждена была прекратить огонь, чтобы не бить по своим.
Защитники острова легли меж камней и приготовились к встрече.
На острове было два пулемета. Один из них Гусев приказал установить на высоком месте, у подножья маяка, другой — среди развалин орудийного дворика, окружавших перевернутую пушку Пугача. Это позволяло держать под пулеметным огнем почти все мелководное пространство перед островом. Орудие Баскакова било по резиновым лодкам, продолжавшим отплывать от барж. Брустверы всех трех орудийных двориков служили прикрытием для краснофлотцев, стрелявших из винтовок и автоматов в приближавшихся к берегу немцев.
То один вражеский солдат, то другой опрокидывался и исчезал под водой, чтобы больше уже не встать. Но их было слишком много, все новые и новые появлялись на месте убитых. Видно было, как их насильно спихивали с резиновых лодок в воду, фельдфебельская брань доносилась до острова даже сквозь шум ветра и треск стрельбы. Попав в воду, каждый солдат изо всех сил спешил к берегу, потому что возле самого берега громоздились большие камни, в которых можно было укрыться. И те, кому удавалось добежать, прятались там, между камнями, уже недосягаемые для пуль. Укрытые береговыми скалами, они готовились к атаке.
Старший лейтенант Гусев с трудом приподнялся, и все краснофлотцы увидели его бледное сухое лицо.
— Друзья! — крикнул он. — Стоять насмерть! К нам идет помощь!..
Он взмахнул руками и упал лицом вниз.
Его ранили в третий раз.
Сашка Строганов кинулся к нему, приподнял его, перевернул на спину. Глаза Гусева были закрыты. Но он дышал, он был еще жив. Сашка взвалил его себе на спину и пополз к землянке. Ползя, он услышал, как главстаршина Мартынов крикнул:
— Слушай мою команду! За Родину! Вперед!
Мартынов принял на себя командование гарнизоном и повел его за собой в атаку, чтобы опередить немцев и сбросить их в воду.
За ним побежали все, кроме пулеметчиков, — всего около десяти человек.
Подбежав к берегу, Мартынов швырнул в солдат, прятавшихся под береговыми скалами, ручную гранату. Граната взорвалась. Но сейчас же на скалах появились немцы и бросились навстречу Мартынову.
Их вел за собой офицер, размахивая револьвером. Мартынов с разбегу проткнул его штыком, опрокинул и перепрыгнул через него. Несколько немецких солдат было тут же заколото штыками, а остальные, не выдержав натиска краснофлотцев, отпрянули и попрыгали обратно, вниз, под скалы.
Мартынов и Полещук кинули в них сверху две гранаты, одну за другой, и, когда гранаты взорвались, прыгнули туда сами. Краснофлотцы хлынули за ними, и после короткой схватки те немногие немцы, которые остались в живых, побежали в воду, в волны, стараясь добраться до своих резиновых лодок.
Это было торжество гарнизона. Ни одного живого вражеского солдата не осталось на острове.
Но торжество это было минутное. С резиновых лодок сбрасывали в воду все новых и новых солдат. Они стреляли из автоматов и шли к острову.
Один из краснофлотцев вскрикнул и упал, раскинувшись между камнями. Мартынов наклонился над ним. Он был мертв. И в то же мгновение Мартынов, задетый пулей, сам свалился на мертвого краснофлотца.
Стало ясно, что здесь, у воды, оставаться им больше нельзя: здесь их всех перестреляют. И, покинув берег, они опять отошли наверх, к орудийным дворикам, под защиту брустверов.
Теперь командование гарнизоном принял на себя парторг Полещук. Ему не пришлось даже объявлять об этом — он просто стал распоряжаться, и ему все повиновались. Главстаршина Мартынов был жив, но
