Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– Что именно? - удивился Николай Федорович.

– Профессор академии в роли инспектора. На тебя могут обидеться коллеги по академии.

– Пусть обижаются. У нас кое-кто давно забыл, как выглядит дежурная часть отделения милиции.

– Да-а… Техника сейчас не та, что в наше время, - вздохнул Олег. - Нам бы тогда такую, мы бы сто из ста раскрывали!

– А ты не жалей. Нынешним совсем не легче, несмотря на всю эту технику. А вообще, ты прав. Я вот помню, как хотел по кутьковскому делу две гильзы сравнить, а Трепанов говорит: "Нет у нас еще такой техники, Кондратьев…" Эх, Олег, Олег, какие люди были…

Через двадцать минут все собрались в кабинете Миронова. Разговор начал Николай Федорович:

– Пока будем работать втроем. Потом, по мере надобности, подключатся товарищи. Что сейчас самое главное? Досконально проверить Пашутина, Бородаева, поискать "Санько". Думаю, что нужно привлечь к работе Лабковского. С ним я встречусь и поговорю сам. Геннадий Викторович, - Кондратьев посмотрел на внука, с трудом сдержал улыбку, - чтобы вам было все ясно до конца, объясняю: "Санько" - опаснейший бандит, убийца. Мы с полковником, а вернее сказать, я лично упустил его в сорок пятом. Я должен, я обязан, поскольку еще на что-то способен, сделать все, чтобы этот негодяй перестал ходить по земле. Вопросы есть?

– А если это не тот "Санько"? - спросил Геннадий.

– Вот что, капитан… - Николай Федорович задумался. - Вас разве не учили, что интуиция - это не выдумка буржуазных психологов, а реальное, контролируемое состояние мозга в момент осознания определенных, трудноуловимых обстоятельств, фактов? Учили. Так вот: масштабы затеваемой преступниками акции не по плечу дилетантам. Здесь чувствуется мышление волка.

– Согласен, - кивнул Миронов. - Если Лабковский не напутал - в этом деле готовит почву человек из прошлого, профессионал.

– Сроки сжатые, - сказал Геннадий. - Золото уже на складе. Если мы начнем разработку исподволь, не спеша, можем опоздать.

– Верно, - согласился Миронов. - Нужно продумать, как расшевелить осиное гнездо бандитов.

– Будем думать, - сказал Николай Федорович. - А теперь - как договорились, за дело.

Лабковский был окрылен разговором с Николаем Федоровичем. Но самого главного он все же не сказал. Он не сказал, что уже в течение нескольких недель наблюдал за Пашутиным и Бородаевым. Он не сказал, что уже дважды заметил, как те встречались с инспектором по кадрам Ивановым, причем делали это не то чтобы таясь, но достаточно осторожно - далеко от завода, в тихих, малолюдных местах. И самым опасным было то, что Лабковский строил собственные планы изобличения и задержания преступников. Поговорив с Николаем Федоровичем, он решил, что санкция милиции на любые действия по разоблачению шайки получена, и отныне начал действовать, как ему казалось, хитро и тонко. Лабковский пошел к Иванову.

Тот занимал отдельный кабинет, так как в отсутствие начальника всегда исполнял его обязанности. Иванов был полный, добродушный человек лет пятидесяти и в отличие от Лабковского одевался модно и современно.

– Что тебе, Лабковский? - не слишком любезно осведомился он, увидев лаборанта на пороге своего кабинета.

– Начальника нет, так я к вам, - виновато сказал Лабковский. - Преступление я обнаружил.

– Какое еще преступление? - изумился Иванов. - Что ты мелешь? Наш коллектив борется за звание ударного, а ты порешь такую чушь!

– Не чушь, - Лабковский в упор посмотрел на Иванова. - Пашутин и Бородаев хотят украсть золото.

– Постой-постой, - опешил Иванов. - А ты-то откуда знаешь о золоте?

– Все знают…

– Безобразие. Ну, а при чем здесь эти два алкаша? Безобидные инфузории!

– Пашутин уже сидел.

– И все-то ты знаешь, - прищурился Иванов. - Ладно, за сигнал спасибо, разберусь.

– Они и платину украдут, имейте в виду! - бухнул Лабковский.

– Хватит тебе, - сердито сказал Иванов. - Наша платина - технический порошок! Чтобы ее превратить в металл, в слиток, в изделие - нужны специальные условия. Дома этого не сделать, пойми! Ох, и балабол ты, Лабковский. Насмотрелся по телевизору всякой белиберды, вот и несет тебя.

– До свидания… - Лабковский ушел. Спускаясь по лестнице, он с восторгом вспоминал о реакции Иванова на сообщение о золоте и думал о том, что опасное гнездо он явно расшевелил. "Теперь только держать ушки на макушке, а глаза - разутыми, и преступники изобличат сами себя", - так рассуждал Лабковский. О том, что он вступил в схватку с людьми сильными, опытными, понаторевшими в тайной борьбе, он, естественно, не думал. Тем более он не думал о том, что сразу, с самого начала ломает все планы Николая Федоровича.

Стемнело. Ярко-белым светом вспыхнули фонари. "Москвича-фургон, за рулем которого сидел грузный Бородаев, притормозил около выхода из метро. И сразу же на заднее сиденье сели два человека: рабочий завода Пашутин и инспектор отдела кадров Иванов. Бородаев резко взял с места. "Москвич" влился в поток других машин.

– Нервничаешь? - насмешливо спросил Иванов.

– Сидеть не хочу, - буркнул Бородаев. - Каждый день в весе теряю.

– Ах ты, толстячок. А деньги иметь хочешь? - с откровенной насмешкой осведомился Иванов. - Дурачок, пойми простую вещь: без труда не вынешь рыбку из пруда. Я-то ведь рискую куда больше, чем ты. А "Санько"? Он по острию ходит.

– Командует из подполья ваш "Санько"… - зло сказал Бородаев. - Я его в глаза не видал! А ты, Вася?

Пашутин энергично замотал головой.

– Вот! - обрадовался Бородаев. - Вася тоже не видел! А долю он требует не равную! Половину требует!

– Он столько сидел и судился, что на десять человек хватит. - Если его поймают - "ВМН" через пять минут сделают. Нынче, ребятки, не пальба и перо в бок ценятся, а мозги, ясно вам? "Санько" за свой ум получает, и давайте на эту тему больше не куликать! Все! - подытожил Иванов.

Пашутин и Бородаев переглянулись:

– Раз так - ладно, - изрек Бородаев. - Что с этой сукой Лабковским делать?

– Пришить, - сверкнул глазами Пашутин.

– Пусть прыгает, - вздохнул Иванов. - Всему свое время. Пока в мелодии раскачаются, пока то да сё, мы уже отчалим, ребятки. Сколько один грамм золота стоит, элементарно, в скупке?

– Три рубля, - сказал Пашутин. - Если пятьдесят шестая проба.

– Итого на одном золоте даже по такому мизеру тридцать тысяч получим! - подсчитал Иванов. - А я знаю людей, которые за наше высокопробное и по восемь рублей дадут! А платина? Не журись, ребятки, скоро икоркой да коньячком будем баловаться невозбранно. Дачу куплю. Машину. Баб заведу в неограниченном количестве. Помните, Жаров пел: "Менял я женщин, как, тирьям-тирьям, перчатки…" Я мужик щедрый. Буду дарить своим девочкам серьги, бусы, шубы. Пусть только ласкают меня страстно.

– А я на книжку положу, - сказал Бородаев.

– На книжку нельзя: поймают - отберут, - возразил Пашутин.

– Можно и на книжку, - улыбнулся Иванов. - Потому что нас не поймают. Кишка тонка!

– Не знаю. - Пашутин вздохнул. - Я свою долю в баночку упакую, в хлорвинил, и в бабкином саду под яблоней закопаю. Ни в жисть никто не найдет!

– Ну ладно, детки, - оборвал разговор Иванов. - "Санько" так велел: ты, Бородаев, берешься за Витьку, и немедленно. С девкой этой, с Зинкой, у него сложно все, парень он дерганый, путаный. Сам знаешь, дома у него тоже не все ладно, у матери были неприятности на службе. Играй на этом, но с толком, осторожно. Цель такая: привлечь внимание милиции, пусть она верит, что напала на след. Главное, чтобы этот дурачок Лабковский с крючка не сорвался. Все понял?

– Понял, - кивнул Бородаев. - Дай сообразить.

С заводским агентом-экспедитором Виктором Володиным Бородаев познакомился случайно. Как-то весной он зашел в пивную, расположенную неподалеку от проходной завода, и увидел высокого красивого парня в броском заграничном плаще нараспашку. Парень держал за лацканы пальто подвыпившего завсегдатая, а тот пытался ударить обидчика ногой, но не мог, не получалось, и пьяница грязно ругался. "А фраер, пожалуй, денежный, - подумал Бородаев, привычно оглядывая одежду Виктора. - Если по-умному подойти, он из благодарности неделю поить станет…" Между тем парню приходилось совсем туго. В ссору вмешались остальные завсегдатаи, окружили тесным кольцом и, конечно же, жестоко избили бы, не вмешайся Бородаев. Смачным ругательством Бородаев утихомирил пьяниц и увел Виктора в глубь пивной.

– Ничего? - подмигнул он парню. - Жив?

– Жив, - улыбнулся тот. - Я схожу за пивом.

– Как звать-то?

– Витька Володин.

– А я - Бородаев. Или просто - Борода.

Витька принес пару кружек, у Бородаева нашлась вобла. В разговоре скоротали вечер. Выяснилось, что оба работают на одном заводе, это еще больше укрепило знакомство. На следующий день Бородаев рассказал о встрече Иванову и Пашутину.

– Присматривайся, - посоветовал Иванов. - Может, ему деньги нужны? Дай взаймы.

И Бородаев начал присматриваться. Он не втягивал Витьку в прямые дискуссии о том, что такое "хорошо" и что такое "плохо". Но вовремя и метко сказанным словом незаметно создавал у парня определенное настроение и определенное отношение к людям. Иногда Витька брал у него в долг - по мелочи, но пришел день, когда эта мелочь составила довольно значительную сумму - семьдесят рублей.