Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара - Дмитрий Анатольевич Стешин
— Я не из России, я из (называет одну из среднеазиатских республик СНГ. — Авт.). Если меня узнают — сразу «десяточка» или «пятнашка». Знакомый вернулся в 2016-м, воевал в ополчении, мать его даже покормить не успела, приехали, забрали, осудили. А я давно хотел к «музыкантам» попасть…
Я только собираюсь спросить его — зачем? Деньги? Приключения? Но парень упреждает мой вопрос:
— У меня позывной «…», так на нашем языке называют русских.
— Можно, я буду звать тебя Рус?
Рус кивает и рассказывает, как первый раз спускался сюда со штурмовой группой. Много бродило слухов, что вэсэушники использовали шахты для укрытий от обстрелов и вообще собирались в них обороняться. Рус объясняет:
— В этом не было смысла. Если бы соледарские шахты соединялись между собой — да. А так, эта шахта — ловушка. Мы первый раз спускались в нее в брониках, тащили с собой «мухи» и «шмели» (гранатометы и огнеметы. — Лет.). Ждали, что здесь все будет заминировано. А здесь жили какие-то шахтеры до Нового года. Потом им скомандовали уйти и подорвали моторы подъемника.
— Как же вы поднимались обратно со всем этим добром?
Рус улыбается в бороду:
— Долго и тяжело.
О том, что нужно будет еще подниматься, я старался не думать и совершенно забыл об этом, когда спустя 40 минут оказался на горизонте и первый раз полоснул фонарем по своду соляных выработок. Свод заискрился хрусталем.
Несколько часов мы бродили по шахте, и меня не покидало ощущение, что я внутри какого-то сказочного чертога. Сияло и искрилось все вокруг. И при этом было на удивление тепло — нас уже грело раскаленное ядро планеты. Но рокот артиллерийских дуэлей постоянно возвращал меня в реальность, даже на такой чудовищной глубине все было хорошо слышно.
Мы не пошли в рабочие выработки, где стояли горнопроходческие комбайны — по словам Руса, идти туда не меньше 3 километров. А наверху нас ждали ребята и было слышно, что нет-нет да по шахте прилетало. Нам нужно было поторапливаться.
Рус попробовал завести дизельный транспортер, чтобы сгонять в новые выработки. Машина долго чихала, светила фарами, но свет их становился все тусклее — аккумулятор издох окончательно.
Мы осмотрели только «туристическую» часть, и это заняло больше часа. Все было в полном порядке, не разграблено, не разорено. Склад противогазов-самоспасателей для туристов. Склад касок, хотя они здесь не имеют смысла: соляной пласт настолько прочный, что его даже не нужно крепить, в отличие от угольных шахт. Поэтому здесь из выработок получались гигантские залы, уходящие в темноту, с потолками высотой с 9-этажный дом.
Мы заглянули в один из пещерных храмов, и я поставил свечу за наших, за тех, кто сражается на далекой поверхности земли.
В зале-стадионе Рус немного попинал мячик. Зашли в бар — на стойке нас ждал поднос с одноразовыми стаканчиками. В каждом пакетик чая, только добавь воды. Но не на чем ее было согреть, а Рус отсоветовал мне пить:
— Терпи, будет легче подниматься, наверху напьемся.
Наверх не хотелось — такая умиротворенность была разлита в этом хрустальном дворце. Если бы не бесконечные «бам!», «бам!», доносящиеся с поверхности.
В одном из кафе, а их здесь оказалось чуть ли не десяток, хозяева продвигали «украинскую» тему. Затащили в кафе плюшевое чучело лошади в натуральную величину и развесили вышиванки с рушниками.
В соседнем зале я вздрогнул — со стены на меня смотрела Алла Пугачева в строительной каске, благочестиво возжигающая свечу в подземном храме. Рус горько заметил:
— Так обнулить свою жизнь! Была певица двух эпох, могла остаться в истории. Когда шахту запустят, лично приеду и все эти портретики сниму.
Из шахты я забрал на память кристалл соли размером с кулак. На вид он ничем не отличался от хрусталя, только соленый. Я лизнул его, чтобы проверить.
Наверху грохнуло, и вниз что-то посыпалось, звонко пересчитывая железные конструкции. Рус первый раз закричал за все это путешествие:
— К стволу! К стволу прижимайся! Уйди с лестницы!
Снаряд лег где-то у оголовья шахты, может, попал прямо в ангар. Их было три, этих снаряда, выпущенные с интервалом в несколько минут. И каждый раз мы с Русом вжимались в чугунные тюбинги. Я молился, чтобы вся эта траченная ржой 300-метровая конструкция не обрушилась, чтобы выход из шахты не завалило. Но я хорошо слышал, как наши артиллеристы плотно накинули в ответ и враг заткнулся.
Через 2 часа, мокрый как мышь, задыхаясь и откашливая ржавчину, я выбрался на свет Божий. Но Божьего на этом свете было мало. Сопровождающий показал на небо и сказал мне утвердительно:
— Едем, облачность растягивает, сейчас вэсэушные «птички» появятся.
Мы обнялись с Русом на прощание. На СВО за несколько часов знакомства узнаешь человека лучше, чем за десять лет.
Мне удалось рассмотреть сам Соледар. И лучше бы я его не видел. От города мало что осталось. Меньше, чем от Мариуполя. И, судя по грохоту артиллерии, похожая судьба ждет Бахмут. Наверное, я первый раз осознал суть бандеровского замысла. Украина как этнополитический конструкт не имела к этим русским городам никакого отношения. И не могла забрать их с собой, унести, не отдать тем, кому они принадлежат по праву создания. Поэтому она решила их уничтожить бессмысленно и беспощадно, наполнив кровью собственных мобилизованных людей, отловленных в супермаркетах и на автобусных остановках. После нашей победы нам останется разгребать руины и ненавидеть тех, кто это сделал.
За Соледаром вдоль дорог пошли размочаленные деревушки. И почти в каждой я видел одну и ту же картину. Огромные игрушечные звери сидели на лавочках у калиток, смотрели глазами-пуговками на ползущие по грязи машины и танки, провожали солдат или встречали. Кто-то вынес их из разрушенных домов. Не я один улыбался, разглядывая огромного мохнатого медведя, обнимавшего своего друга — сине-белого слона. И от этого зрелища легче на душе становилось не только мне.
7 марта 2023 года
ЖЕНЩИНЫ НА ПЕРЕДОВОЙ
АНГЕЛ, ВОЗВРАЩАЮЩИЙ С ТОГО СВЕТА
С Ольгой Ткаченко, начмедом батальона «Восток», я познакомился год назад на раскисшей военной дороге под Мариуполем. С товарищем, военкором Владом Евтушенко,
