Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)
Ему не удалось пройти и ста метров. Впереди послышался топот десятков ног, и навстречу ему выбежало несколько человек. Гасан отпрянул в сторону, прижался спиной к стене дувала. Но его уже заметили. Не рухни он на землю, не вожмись всем телом в податливый песок, остался бы лежать на пыльной полночной улице кишлака, перерезанный автоматной очередью…
Гасан отстреливался одиночными — берег патроны. Выстрел — и бросок в сторону. Выстрел — он уже в другом месте. Ничего, что изрезаны в кровь острыми камнями ладони, что горячий пот застилает глаза и сердце вот-вот выскочит из груди: главное, что его миновали душманские пули, значит, еще не одного бандита отправит к аллаху.
Но так продолжалось недолго. Душманы осмелели. Уже с двух сторон раздавались их выстрелы. Гасан понимал — скоро они прогремят и с третьей. Ведь бандитам ничего не стоит пробраться по дворам и атаковать его прямо из-за дувала, который чернеет напротив и до которого всего пять шагов.
Гасан сдвинул планку с отметки одиночного выстрела. Почувствовал — начинается самое важное: и к чему экономить боеприпасы? А когда улицу вновь заполнили выстрелы, топот ног — он ударил по набегавшим длинной очередью. Воспользовавшись секундным замешательством врага, схватился за колючий гребень дувала, подтянулся и рывком перевалил на другую сторону.
Он даже не успел перевести дыхание, оглядеться, как понял — враг рядом. Тени мелькали за постройками, у противоположной стены узкого дворика.
«Доволен, Гасан? Ты ведь ждал встречи с врагом. Ты готов был его давить голыми руками, и вот она, твоя последняя встреча с ним, — прошептал запекшимися губами. — Так пусть она будет последней и для тех, кто ворвался в кишлак. Тебе от них уже не уйти».
Прижавшись к стене дувала, сдирая плечом высохшую глину, крадучись сделал один шаг, другой. Так, осторожно, дошел до ворот. Оставался еще один, решающий шаг, и тут его заметили.
— Вот он! — раздался чей-то пронзительный вопль, и тут же прогремела очередь.
И все же последний бросок удался. Он сумел покинуть двор-ловушку невредимым. Но, выскочив на улицу, вновь увидел тени.
«Обложили», — зло ругнулся он и метнулся к оставленной кем-то тележке.
Приготовившись к бою, не сразу обратил внимание на раздавшуюся чуть в стороне автоматную очередь. Столько ему приходилось их слышать с тех пор, как покинул дом Дерхана, что не стоило и прислушиваться. Да и не по нему же стреляли. Но очередь снова вспорола ночь.
— Неужели наши?! Неужели идут на помощь?! — обжегся радостной мыслью. Но тут же отбросил ее в сторону. Вряд ли в это нужно верить. Им сейчас не до него. Да и откуда товарищам знать, где он находится.
Душманы притихли. Казалось, их и вовсе нет рядом.
Но Гасан знал — так только кажется. Догадывался, что они сейчас как саранча ползут, приближаются, готовые наброситься на него всей темной массой. И этот миг скоро настал. Десятки наполненных злобой голосов заполнили улицу. Но в следующее мгновение по разъяренной толпе ударил автомат Гасана. Быстро отстегнув опустевший магазин, он достал новый.
— Последний? — не веря себе, произнес он и рукой провел по подсумку. Больше рожков не было. — Эх, Дерхан, подвел ты меня, — с сожалением вздохнул Гасан и спохватился. А действительно, как там он сейчас — боевой товарищ? Неужели тоже ведет схватку с врагом? Да и в его ли положении ее вести… Какой из него боец…
«А каким бойцом будешь ты сам через несколько минут? — подумалось невольно ему. — Пройдет еще немного, и в магазине останется одна пружина…»
Гасан, поняв безвыходность своего положения, мотнул головой, словно не веря, что он останется лежать здесь, на пыльной улице, так больше и не увидев восход солнца, не услышав голоса друзей, не заглянув в глаза матери.
«Да ты совсем раскис, Гасан, — упрекнул себя. — Рано собрался на свидание к аллаху. У тебя ведь еще в магазине столько патронов. Вспомни Кундуз. Там бывало и похуже, один рожок оставался на троих, и ничего — пробивались. Выше голову…»
* * *Гасан огляделся в надежде найти выход из положения, хотя бы зацепиться взглядом за камень, где можно укрыться. Но что разглядишь из-под тележки, да еще в такой мрак. И все же приметил невдалеке дерево. К нему и пополз, стараясь не выдать себя шумом, бряцаньем автомата. Но едва оказался возле мощного ствола тополя — раздались выстрелы. Били по тележке, бежали к ней. Гасан замер, стараясь подпустить душманов ближе — бить наверняка. Он приготовился нажать на спусковой крючок, но его опередили. Совсем рядом прогремела автоматная очередь. Затем еще раз — всего в нескольких шагах от него. Гасан прижался к тополю, огляделся: откуда бьет враг? Но это был не враг. Иначе почему стихли выстрелы душманов, отчего они вновь залегли?
— Вперед! — срывающимся до хрипоты голосом властно скомандовал кто-то. — Вперед, ослы!
Гасан выглянул из-за ствола дерева. Вдоль дувалов бежали бандиты. Их не остановили и несколько коротких очередей.
— Все, — вслух произнес Гасан. — Бежать некуда. Теперь надо в последний раз показать, чего ты стоишь, Гасан. Показать, как умирают те, кому дорога свобода, кто всем сердцем принял революцию.
Он рассчитал все: и сколько патронов у него осталось, и как бросится на того, кто первым подбежит к нему, как сдавит его горло руками… Одного не учел — автоматной очереди за спиной.
— Сюда! — донеслось сквозь стоны и крики душманов до Гасана. — Сюда!
Гасан вздрогнул, оглянулся.
— Да быстрей же! — вновь раздался чей-то требовательный голос.
Еще не веря, что кто-то пришел к нему на помощь, из-за него рискует жизнью, Гасан медлил. Он не знал, куда бежать. И вдруг увидел, как в двух шагах от него, из проема дувала, показалось белое пятно лица. А затем разглядел и нетерпеливый взмах руки.
— Я здесь, сюда.
Пригнувшись, Гасан бросился на этот призывный голос, не зная, кому он принадлежит и что его ждет, — сердце подсказывало, что зовет друг. Уже нырнув в дыру, он почувствовал, как что-то горячее ударило в руку, словно к ней прикоснулись раскаленным прутом…
* * *— Махмуд, может, еще разок покричишь в свою трубу?
Амир Нулла поднял с земли помятый мегафон и протянул Бари. Тот пожал плечами и вопросительно посмотрел на Гасана.
— А стоит ли, учитель? — с сомнением в голосе произнес кузнец Гафар. — Словами поле не засеять, врага не одолеть.
— Верно, Гафар! — кивнул Гасан. — Врага надо уничтожать. И чем больше, тем лучше.
Сморщившись от боли, он взглядом подозвал к себе кузнеца.
— Перевяжи потуже, — попросил товарища.
— Все это так, — согласился Нулла. — Но не совсем. К чему, например, рисковать людьми? Разве мало потеряли сегодня? Дерхан, Хамид…
— Так почему же те, кто засел в мечети, еще дышат? — вскипел Гасан. На его исхудавших щеках заходили крутые желваки, в глазах засверкали яростные огоньки. — Почему ласкаем их слух уговорами, а не мстим за погибших товарищей?
— Потому, что не хотим лишних жертв, — пояснил Нулла.
— Эх, учитель, — вздохнул Гасан. — В твоей голове много того, чего я, быть может, никогда не постигну. Но вижу, что главное ты так и не понял: за кровь надо платить кровью.
— Ты злой человек, Гасан, — сдвинув на переносице густые брови, сурово сказал учитель. — Я это только сейчас понял.
— А я гораздо раньше, — мрачно усмехнулся Гасан. — Когда впервые увидел кровь ни в чем неповинных людей, когда на моих глазах вздрогнула и раскололась надвое стена Кабульского политехнического, а из трещины рванулось пламя, послышались стоны и крики моих ровесников. Да разве все расскажешь, — махнул он рукой. — Но хочу добавить, сегодня ночью, когда я, как загнанный заяц, оказался среди шакалов, много пережил, и злость моя к душманам стала намного сильнее, чем прежде. Ее из меня уже ничем не выбить…
— Гасан, считаю, стоит еще раз попробовать, — сказал Махмуд. — Мы ведь ничего не потеряем.
— Пробуйте, — безразлично махнул тот рукой. — Ты, Махмуд, этим уже, кажется, трижды занимался. А что в ответ? Выстрелы. Они ведь не ослы, соображают, что ждет, когда поднимут руки.
— Но и надеяться им не на что, — удивился молчавший до этого капитан — командир батальона регулярной армии. — Со всех сторон окружены. Куда им теперь деться?
— Человек всегда на что-то надеется, пока живет, — поправляя повязку на руке, ответил Гасан. — А душманы ждут темноты. Хотят использовать ее для себя. Попытаются пробиться сквозь наши заслоны.
— Ты что! — обиделся капитан. — Мы из-за этой банды уже две недели покоя не знаем. Которую ночь на ногах. И в самый последний момент упустить. Нет!
Гасан внимательно посмотрел на капитана. Понимал: этот человек чертовски устал: лицо совсем посерело…
— Ладно, Махмуд, — не оглядываясь, крикнул он Бари. — Делай, что хочешь. Только предупреди — в последний раз упрашиваешь, больше ждать не будем.
