Свидание - Владимир Михайлович Андреев
— А чего соображать… — вздохнула старуха. — В мешке-то у тебя не туго.
— Ишь ты, глазастая, — добродушно удивился Петров, доставая из узла бутылку с молоком. — Тебе бы в разведку, бабуся, в самый раз.
— Там тебе мясо в плошке, — подсказала старуха, не обращая внимания на шутки солдата. — Ты с мяса начни. А молочком запьешь.
— Мясо… Ну ты, я смотрю, мой вкус будто насквозь увидела, — не унимался Петров в своем веселье. — Я до мяса большой охотник.
Он пристроил на колени глиняную плошку, в которой мелкими ломтиками лежало жареное мясо, и стал есть. Старуха стояла рядом.
— Эх, бабушка, ты и не знаешь, как я люблю по ночам ужинать в поле! Самый аппетит тут.
— На фронте, что ль, привык по ночам едой заниматься?
— Зачем на фронте? — ответил серьезно Петров. — С конями я всю жизнь. Ночью пасутся они, а я приду посмотреть да так, бывало, до самого утра и проведу с ними. Баба моя уж привыкла. Ухожу — она мне всегда кошелку сует.
Закусив, Петров связал аккуратно посуду в узелок, потом чиркнул спичкой, прикрыв пламя ладонями. Огонек на миг осветил его подбородок, обметанный щетиной, крупные с твердым изломом губы.
— Спасибо, бабушка, — сказал он, пуская дым и пряча в рукав гимнастерки цигарку.
Тень старухи колыхнулась, но она ничего не ответила.
Несколько минут оба молчали.
— А ты все ждешь?
— Жду, бабушка.
— Стало быть, твои еще там?
— Где же им быть? Конечно там.
Старуха склонилась, подняла узелок с земли, переступила с ноги на ногу и снова замерла.
— Дорога-то совсем заглохла, — сказала она, помолчав. — Никого не слышно. А то все шли и шли. Может, никого и нет там…
— Как же нет? — посуровел Петров. — Я же тебе сказал: наши должны появиться. Я за тем и поставлен, чтоб им путь указать, куда дальше двигать. Маяк — у нас в армии говорят. Вот я и есть такой маяк.
— Маяк… — Старуха вздохнула. — Значит, будешь ждать?
— Буду ждать, бабушка.
— Ну ладно, касатик. Я пойду…
Шаги ее глухо зашаркали по траве, и скоро старуха растаяла в темноте. Ночь снова крепко обняла Петрова. Солдат глубоко вздохнул. Снова показалось — где-то рядом хрустят кони. В проемах между облаками проплывали маленькие, как точки, звезды. На горизонте падали бледные фосфорические отсветы ракет, оттуда доносилось тяжелое грохотанье, будто одна за другой рассыпались гигантские поленницы.
«Ишь дает», — подумал Петров.
До войны он жил в деревне и работал конюхом, он привык к лошадям и широкому луговому простору. Ночи у тлеющего, пахнущего подожженной картошкой костра, среди трав, ветра и тишины — всего близкого, раздольного, освежающего душу, как счастливый сон. А здесь его поставили в саперную роту. «Топором будешь орудовать, — объяснил командир. — Будешь строить…» Строить не пришлось, больше рушил построенное. Сегодня утром комвзвода, высадивший его на перекрестке, сказал: «Здесь стой. Наши должны проехать — направляй их в Масловку. Вот по этому тракту. С ними и сам доедешь». Вот он и ждет…
Целый день шли по дороге войска: пушки, грузовики, танки, пеших много. Гудела дорога. Пешие с серыми лицами, поблекшими глазами, хмурые. Один подошел к нему, загреб из кисета чуть не половину махорки и, зализывая цигарку, спросил:
— Чего тут торчишь?
— Маяк я. Своих дожидаю, — ответил Петров.
— Своих. — Солдат насмешливо скосил глаза. — Вроде позади нас никого не было.
Петров обиделся.
— Ты, может, не оглядывался, есть или нет.
— А может, не оглядывался, — ответил солдат спокойно и побежал к дороге.
…Свежий, с изморосью ветерок пробежал из лощины, проступили сизые космы тумана. Кто-то невидимый огромной метлой расчищал край неба над лесом — там появилась узкая серая полоска. Еще ничего не видно, но ночь умирала. Петров поднялся и, закинув за плечо винтовку, пошагал по дороге к лесу. Не дойдя шагов десять, остановился. Глухо шумели деревья, предчувствуя зарю. Из лесу тянуло теплом, перегретой лежалой хвоей. «Чего ж это такое, — вдруг подумал Петров, — не едут и не едут. Комвзвода сказал… — Но он не стал вспоминать, что сказал командир взвода, мысль как-то сразу устремилась к самому главному: — Что же мне теперь делать? — Глубокие морщины легли вокруг его рта, и густые брови сошлись на переносье. — Что делать?»
Он повернулся и зашагал обратно к окопу. Луг еще заволакивал туман, но впереди за ним уже проступали дома, виднелись ряды огородов, разделенные по склону частоколом. Первый дымок показался в трубе.
«Что делать?» — снова спросил себя Петров. Но ответить ему не удалось: из глубины леса донесся громкий трескучий шум.
Петров прыгнул в окоп и, положив винтовку на бруствер, щелкнул замком.
Шум и трескотня приближались, все нарастая. Томящий холодок пронзил Петрова, он понял, что сейчас произойдет встреча с врагом. Гимнастерка вдруг стала липкой. «Значит, прав был солдат. Последние они… последние… — подумал он, стараясь не выпускать из прицела узкие воротца дороги. — А теперь что?» Лес, речка, ночное — все это вдруг показалось ненужным, неважным, таким пустяком по сравнению с тем, что надвигалось.
Первый мотоцикл выскочил из лесу. Черная до плеч каска, черные очки, зловещие крылья руля. Петров сжался, и сразу мысль о смерти улетучилась. Голова вдруг заработала лихорадочно и удивительно ясно: «Их много, а я один. Надо пропустить, а потом ударить. Они проедут, а потом…» Первый мотоциклист обогнул клин кустарника и приближался к перекрестку. За ним метрах в пяти мчался второй, третий… Гул их нарастал, и каким-то сверхчутьем Петров понял, что пришла пора. Поймав на мушку первую машину, он нажал крючок. Звук выстрела потонул в грохоте, и Петров подумал, что промахнулся, он быстро перезарядил винтовку и выстрелил еще раз.
Черное чудище круто козырнуло в сторону и завалилось в канаву. Вторая машина чуть задержала скорость, словно размышляя над тем, что произошло. Воспользовавшись замешательством, Петров выстрелил по ней. Некоторое время она катилась вперед по дороге, потом резко повалилась набок. И тут же над головой Петрова зарокотали, затрещали выстрелы, бугорок над окопчиками взвился от фонтанчиков, поднимаемых пулями. Немцы заметили его.
Пригнувшись на дне окопа, он шарил, ища гранаты: одна, вторая… Если он сейчас что-то не сделает, они швырнут в него, и тогда будет все. Так и останется лежать здесь. Ухо с напряженным вниманием ловило свист пуль, а в голове стучала мысль: «Скорее, надо скорее, иначе они бросят…» И опять, каким-то особым чутьем выбрав этот момент, Петров рывком выскочил из окопа в сторону, рука машинально взметнулась, и он бросил гранату на дорогу, где копошились немцы.
