Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 2
Тот тоже был краток. Он сказал, что вопрос об активизации идеологической работы партийных организаций с молодежью области — это насущный вопрос, требующий постоянного внимания и конкретных действий. Приложенный к проекту постановления план мероприятий согласован со всеми заинтересованными органами.
Далее Василий Иванович доложил каждое из мероприятий, сообщив, как и кем оно будет организовано, в какие сроки проведено и кто из обкома за это отвечает. А. С. Дрыгин предложил принять проект постановления и плана за основу, а затем и в целом.
Всего через полтора часа проголосовали все восемь вопросов и бюро закончилось. Дрыгин пригласил меня и Другова к себе. Сидели, пили чай.
— Ну, как наша коллегиальность? — спросил он меня как бы между прочим.
— Все очень организованно, — уклончиво ответил я. А сам подумал: как на совещании у командира полка. Но Анатолий Семенович был мудрый и глубокий человек, хотя внешне казался грубоватым и прямолинейным. Он смекнул, что у меня на уме, и говорит:
— Ну, ты не подумай, что я ворочу всем, как дышлом. Прежде чем проводить заседание, я с каждым из них по два-три раза встретился, обсудил каждый вопрос и, только когда почувствовал, что все созрело, внес в повестку дня. И так каждый раз. Верно я говорю, Василий Иванович?
— Это точно, — подтвердил Другов. — Но точно и другое: за время этих встреч получаешь и капитальную накачку.
— Как у командира полка, — добавил я.
— Ну, уж без этого нельзя, дорогие друзья, — заключил Дрыгин. И всем, конечно, стало весело. А поскольку атмосфера была уже совсем теплой, Василий Иванович рассказал об одном эпизоде из жизни Анатолия Семеновича. В то время Дрыгин был еще секретарем Ленинградского обкома КПСС по сельскому хозяйству. Однажды на расширенном заседании рассматривался вопрос о животноводстве. Отмечалось, что за последние годы совершенно нет прироста крупного рогатого скота, все пущено на самотек, и перспективы для области просто опасные. Естественно, вся критика прямо или косвенно сыпалась на Дрыгина. А он, когда волнуется и переживает, то начинает «наливаться» кровью: вначале — мощная шея, затем — крупное, с рельефно выраженным лбом лицо и, наконец, белки глаз. И на этот раз, дойдя в этом отношении до «кондиции», Анатолий Семенович встает и, упершись кулаками в стол, окинув всех сидящих на заседании бычьим взглядом, громко сказал, как промычал:
— Заверяю обком, что приму лично меры, и ни одной яловой коровы в области не будет.
Его слова внесли веселое оживление в ход работы бюро, однако были приняты всерьез: все знали, если Анатолий Семенович что-то пообещал, то обязательно сделает.
Да, бывали в нашей жизни вот такие небольшие отступления от протокола, прописанного приказами, уставами, указами, решениями, постановлениями, законами да и Конституцией. Жизнь всегда многогранней параграфов.
Прощаясь с Анатолием Семеновичем Дрыгиным, мы поклялись встретиться, но судьба нас так и не свела, хотя по телефону многие годы перезванивались. А вот с Борисом Вениаминовичем Поповым в Москве мы встречались не один раз. Естественно, вспоминали Север.
…В очередной раз заканчивался еще один важный этап моей жизни.
Наконец, я со всеми распрощался, рассчитался и выехал в столицу. Побывал в ЦК — выслушал напутствия: мне оказывается большее доверие, поскольку направляюсь в лучшие войска Вооруженных Сил — наш авангард. Надо это оправдать. Естественно, я все это понимал и соответственно реагировал.
Потом обошел всех начальников, получил предписание. Сел на поезд и уехал в Берлин. Ночью почти не спал — думал. О том, что мне пошел уже 46-й год, за плечами — большая жизнь, думал и о том, что может меня ожидать. Но тревоги в душе не было. Наоборот, какое-то закаменевшее спокойствие. И в ЦК, и в Министерстве обороны мне, разумеется, сказали, что главнокомандующий Группой войск в Германии маршал Советского Союза Петр Кириллович Кошевой категорически противится, чтобы посылали на армию меня — у него были свои предложения, и он требовал, чтобы с его мнением считались. Однако приказ состоялся, и я был назначен вопреки главнокомандующему. Я понимал, чем это для меня чревато. Но мне уже приходилось в жизни встречаться с подобными ситуациями, когда меня не хотели. Однако служба есть служба. А Группа войск — это не чья-то вотчина. Так что мнение главнокомандующего меня хоть и беспокоило, но это было не главное. Я больше думал о другом — в каком состоянии армия, которая, по определению маршала Ивана Игнатьевича Якубовского, «самая большая в мире». Лежал и думал под стук колес. А с наступлением рассвета я весь день стоял у окна и старался припомнить, а что было в Польше в годы войны, какие наиболее яркие эпизоды происходили со мной на подступах к Берлину?
Как странно обернулась судьба и жизнь! Когда в январе 1950 года я уезжал из Германии, точнее, из Группы войск в Германии, то считал, что это навсегда, что я уже сюда никогда не вернусь. На душе тогда было тоскливо и радостно. Тоскливо — от того, что оставляю края, где сложили головы мои друзья-товарищи, где и сам обливался потом и кровью. Ведь столько сил, жизней вложено в нашу Победу! А как оно будет дальше? Радостно же было потому, что наконец вырвался на Родину. Ведь хоть война и кончилась, но находиться с 1945 по 1950 годы на казарменном положении — далеко не мед. Тогда я вот также стоял у окна вагона, смотрел на проплывающие пейзажи, а во мне все пело и ликовало: домой, домой, домой!
Теперь я всматривался во все, что попадало в поле зрения. Следы войны встречались уже редко. Все же прошло двадцать пять лет, как отгремели последние залпы. Однако военный человек шрамы войны отыщет быстро, даже если они чем-нибудь прикрыты или заросли.
И еще я думал: прошла такая страшная война, мы разгромили столь грозного и опасного врага. Казалось бы, человечеству надо радоваться миру и процветать, отношения между странами должны быть добрыми и теплыми. Но в реальности-то холодно! Почему? Да потому, что силы, которые всегда будут претендовать на мировое господство, уже тогда, в ходе Второй мировой войны, заложили основы «холодной войны», которая продолжила путь войны в целом во второй половине двадцатого столетия.
Фотографии