Dневник Z - Дмитрий Зименкин
— Вот сегодня похоронили соседку в конце огорода, — рассказывает нам пожилая женщина в серой вязаной кофте и с белоснежной головой. — Все, кто остался в поселке, собрались, помогли.
Через пару домов видим кровь у калитки. Во дворе — хозяйка в окружении четырех беспокойных собак. Пожилая. Тут все пожилые.
— Кровь? Это Петьку в ногу осколком сильно поранило, — прерывисто через короткие паузы говорит женщина. — А меня трошечки. Но тоже не встать, нема никого, сама.
Шапка на голове, спортивная олимпийка, рейтузы. Одна нога в галоше, вторая, распухшая, в тапке. Сквозь носок сочится кровь. Маленький осколок, видимо. Обработал, перевязал, как мог, подумав, что совсем не умею оказывать первую помощь. И ничего не понимаю в тактической медицине. А ведь на войне от этого зависит не только чужая, но и своя жизнь. Истечь кровью и умереть можно в считанные секунды. Обидно, если это случится всего лишь из-за того, что не умеешь пользоваться жгутом или турникетом с аптечкой. Хотя у нас при себе и аптечки-то нет. Жуть. Рану обработал водкой. Бинты выпросил у водителя Васи. И мы пошли дальше.
Следующий дом. Разрушен. Рядом разбитый сарай. Сгоревший гараж вместе с машиной. Неподалеку стонет корова, буквально воет, а не мычит. В саду, будто издеваясь, стоит фарфоровая фигурка: мультяшный детёныш бабочки, большие розовые щеки, восторженная улыбка, в руках табличка: «Приношу счастье».
В тесном бетонном погребе третий месяц живут люди. Плачет бабушка Аня. Уже в трехлетнем возрасте она испытала весь страх Великой Отечественной войны. Переживала горечь войны гражданской на Украине. А теперь уже не верит в то, что сможет дожить до того дня, когда наступит мир.
— Разбили, милочек, всё на свете. А мне восемьдесят четыре года. Что я построю теперь? Вот скажи мне, золотко? — сквозь слёзы говорит пенсионерка. — Дом разрушен, машину забрали. Машина-то ладно, но зачем ее забирать, это же моя душа… Гараж спалили, кухню-летник спалили. Уже у меня нема ничего, милый. Россию так ждали… А вы, милок, кто? А то я не то сейчас ляпну… — настораживается старушка.
— Мы тоже из России, — успокаиваю её.
— У меня же там вся родня, а выехать никак.
— Скоро вас вывезут, — обнадёживаю бабушку. — А я могу вашу фамилию в репортаже озвучить?
— Ой, ой, милочек, а потом меня убьют. — плачет еще сильнее. — Я не хочу, чтобы меня убивали. Хочу, чтобы меня на кладбище похоронили.
— Нет, вы будете жить. Никто вас убивать не будет. Не даст в обиду, — пытаюсь утешить. — Да, тяжело это всё… Но потерпеть немножко нужно…
— Сколько же можно терпеть, милый… — ответила женщина безнадёжно.
А я в тот миг подумал, что она во что бы то ни стало должна увидеть мирное небо! Должна. Ведь мы это ей обещали.
21 мая 2022 г
Въехав в Рубежное, наблюдаем необычную картину. Земля и небо словно поменялись местами. Вопреки законам природы ливень бьет вверх и тонет в сером небе. Буквально свинцовый дождь. Пули взмывают в воздух очередями автоматов Калашникова. Стреляют бойцы НМ ЛНР, стреляют из подъездов многоэтажки бойцы «Ахмата», а гордая и опасная «птица» ВСУ презрительно кружит на безопасной для неё высоте. Беспилотник или «крыло», как его тут называют, корректирует огонь украинской артиллерии, которая атакует с привольнянской шахты. Оттуда, с Приволья, Рубежное как на ладони. Отличная высота. Для врага. Для нас кошмарная. Из-за девятиэтажки валит черный дым. Едем к ней.
Проезжая мимо, оператор включает камеру и направляет в сторону дымящегося сооружения. Этот момент замечают военные, которые нервно теснятся у стены. И срываются нам наперерез с матерными криками, взводя автоматы. Оказалось, что горит здание военной комендатуры. ВСУ целились именно по ней. И попали. А «комендачи», срисовавшие нас, подумали, что мы украинские наводчики, решившие зафиксировать поражение цели. Тем более что наш чёрный «пассат» не имеет вообще каких-либо обозначений.
И вот бойцы бегут на нас. А наш водитель Василий будто не слышит команду «Стоять, стрелять будем!» и ёрзает, ёрзает машиной, пытаясь ее поудобнее припарковать. Идиот! Хорошо, что первым, кто уже поднял на меня ствол, готовый выстрелить, шёл «Молодой». Тот самый боец, которого мы снимали во время разминирования территории города десять дней назад. Он сам тогда подошёл, сказал, что смотрит мои ролики на Ютубе, и я записал с ним интервью. То видео с «Молодым» набрало 650 тысяч просмотров, и я ждал новой встречи, чтобы разделить радость от этого успеха…
И вот она встреча!.. Я вижу его бешеные глаза и ствол автомата, который боец наводит на меня. Вместо привычной улыбки лицо парня искажает гримаса ненависти и страха.
Я ему кричу, пытаясь улыбнуться сквозь собственный ужас:
— «Молодой», свои, свои! Ты чё, не узнал, что ли?!
И парень, опуская автомат, но не в силах побороть зверское выражение лица, отвечает:
— Да, узнал, бля, узнал!..
Разделить радость от успеха ролика на Ютубе в этот день ни у кого из нас желания не возникло.
Съемка, а точнее демонстрация зрителю попаданий по нашим военным объектам — вещь вредная. Покажешь такое и невольно исполнишь роль корректировщика ВСУ. Да, и лишний раз обрадуешь сторонников киевского режима их локальной «перемогой». Зачем?
Мне ещё предстоит хорошо уяснить, что безусловная и публичная правда о войне порой сродни преступлению. Нельзя показывать всё, что там происходит. Особенно то, что может навредить нашим бойцам и отдалить победу.
Мы возвращаемся на место стрельбы по БПЛА. Там уже царит тишина, хотя запах пороха еще не выветрился. В «крыло» так никто и не попал, несмотря на объявленную награду: «десять дней отпуска».
— Да, какой отпуск, когда такое, — говорит боец с позывным «Док», снаряжая патронами опустевшие рожки АК-47. — Сейчас группировку ВСУ на севере республики берут в кольцо. Боевики вряд ли захотят разделить судьбу нациков из «Азова» в Мариуполе и попробуют выйти из Северодонецка, чтобы не угодить в котёл. Они потому сейчас и расстреливают последние боеприпасы. Нам всегда нужно быть начеку. Работать надо, какой отпуск…
Док наполнил последний автоматный рожок и засунул его в разгрузку:
— Русских людей, а тем более людей с Донбасса, которые работали, никому зла
