Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма) - Иеромонах Прокопий (Пащенко)
В эфирах на тему боевых действий, проведённых автором[51], разбирался вопрос о различиях между воином-волком и воином-христианином. Тот, кто считает, что воин-христианин небоеспособен, пусть попробует объяснить феномен генерала Суворова, не проигравшего ни одного сражения, и адмирала Фёдора Ушакова, причисленного к лику святых. За время службы адмирал Фёдор Ушаков также не проиграл ни одного сражения, не потерял ни одного корабля, и ни один из его матросов не сдался в плен.
Здесь можно вспомнить и дневниковые записи о русско-японской войне, составленные преподобно-исповедником Сергием (Сребрянским). Он два года провёл вместе с воинами на передовой в качестве полкового священника (в то время он ещё не был пострижен в монашество и упоминается в источниках как протоиерей Митрофан). Отец Сергий свидетельствовал о высоком морально-нравственном уровне воинов-казаков. Он не слышал у их костров мата, видел, как они пели вечерние молитвы; они были неприхотливы в быту, устойчивы к трудностям, приходили друг другу на помощь и готовы были к самопожертвованию; были храбры и не собирались сдаваться в плен. Те, кого он причащал перед смертью, совершали переход в вечную жизнь без страха, с пониманием того, что исполнили свой долг. В его заметках нет упоминаний о ПТСР, и, как можно судить, данный пробел объясняется моральным обликом воинов. Если отец Сергий собирался служить молебен или Литургию, то в службе принимали участие не только рядовые, но и представители командования, штабные офицеры бывали певчими.
В своих заметках, опубликованных под названием «Дневник полкового священника», он касается вопроса о том, почему война была проиграна. Для нашей темы этот вопрос не является центральным, лишь мимоходом стоит отметить следующее. По его наблюдениям, заключение мира не было связано непосредственно с боевыми действиями. За два года русские войска обжились в условиях непривычного для себя климата Дальнего Востока. Японские же войска поредели, вымотались, боеспособных резервов осталось мало. Первые неуспехи русской армии объяснялись тем, что на восстановление сил японцы тратили гораздо меньше времени вследствие близости своих границ. Русской же армии, чтобы восстановиться, было необходимо около месяца по железной дороге перебрасывать войска, обмундирование, оружие и пр. Необходимо учесть и то, что в лице японцев с их многовековыми традициями воинского искусства и самурайского кодекса русские войска встретили высоко мотивированного противника, который не собирался сдаваться по пустякам. В своих заметках отец Сергий описывал ситуацию, чем-то напоминающую начало СВО. На фронте казаки проявляли достойную изумления храбрость, принимали бой в непривычных для себя условиях, и, кстати, потерь со стороны японцев было больше. Но в то же время пресса позорила русскую армию, подавляя, деморализуя с помощью печати дух населения. Простой народ, солдаты из провинций ещё крепко держались веры, но в крупных городах, как можно понять из дневников, уже полным ходом шло моральное разложение. Армия не была поддержана морально, лишь высокий нравственный уровень боевых частей позволял не предаваться унынию.
Вера помогала отцу Сергию держаться там, где возникали все условия для скатывания в ПТСР. Да, многое в той войне остаётся непонятным. Русские войска рассчитывали на победу, к которой и двигались ценой больших потерь, и вдруг вследствие каких-то договорённостей Россия лишилась её. В своих простых, на первый взгляд, заметках отец Сергий демонстрирует пример субъектной позиции (отношение человека к происходящему, основанное на принятых им ценностях), всё встречающееся на пути он интерпретирует с позиции христианской картины мира (выше шла речь о второй сигнальной системе, деятельность которой препятствует выработке условного рефлекса, а на ПТСР отчасти и можно смотреть как на сформировавшийся специфический тип реакции на происходящее).
Отец Сергий отмечает, к примеру, действие фактора неизвестности — фактора потенциально деморализующего. Но наличие субъектной позиции предохраняет человека от подавления духа даже при воздействии этого фактора. Да, многое непонятно: договорённости «на верхах» перечёркивают то, к чему ценой больших усилий шли воины на фронте. Казалось бы, легко впасть в уныние, махнуть на всё рукой, и… стать «объектом», «песчинкой в жерновах истории», «жертвой обстоятельств». Но как бы там ни было, у человека есть совесть, идеалы, а то, что где-то идут процессы деградации, не является для него ни поводом деградировать самому, ни оправданием собственной деградации: мол, всё плохо — запью и я! Если сам человек в ситуации, когда снаружи непросто, ещё и внутри себя сдастся и опустит руки, тогда — совсем беда.
«Да ведь Бог мог не допустить войну? — пишет отец Сергий. — Мог, но Он попустил этот страшный суд земной, и мы должны, подобно св. Победоносцу Георгию, хотя бы умереть, но честно выполнить долг наш. Хватит ещё в вечности времени, когда откроются причины всех причин; откроется тогда и причина, почему Господь попустил эту войну. А теперь: Господи Иисусе Христе, спасай нас! Пресвятая Богородице, помогай нам! Св. Георгий, молитвами твоими поддержи в нас веру и верность Богу, Царю и Отечеству даже до смерти!»
Или вот отец Сергий из простого наблюдения за птицами выносит урок, который стимулирует деятельность ума в направлении формирования иммунитета, препятствующего развёртыванию ПТСР. «Из-под воды выделяется огромный камень, на нём сидит целая стая чаек, сидят покойно, невзирая на то, что вокруг бешено ревут и, пенясь, разбиваются о камень волны. О, если бы и нам покойно и твёрдо сидеть на камне веры среди бед, скорбей и сомнений, этих бушующих волн житейского моря! Горе нам, малодушным».
Возможно, печальный процесс утраты «камня веры» (вопрос отпадения от веры широких масс населения требует отдельного рассмотрения) связан с последующим развёртыванием ПТСР во времени. Так, цитируемый профессор Павлов отмечал, что «средние потери в связи с психическими расстройствами в период русско-японской войны составили 2–3 случая на 1000 человек, а уже в Первую мировую войну — от 6 до 10 случаев на 1000 человек»
