Алексей Котенев - Последний перевал
В начале войны к ним на заставу пришел известный на Дальнем Востоке тигролов и сподвижник знаменитого пограничника Карацупы Архип Богачев. Служил бывалый солдат исправно, только сильно скучал по своему сыну Виктору, который служил в горно-вьючном полку. И вот задумал отец перетянуть своего сына к себе на заставу, захотел послужить на границе «семейным экипажем», как танкисты братья Михеевы. Написал рапорт самому Верховному. Просьбу отца уважили, Виктор прибыл на Аргунь и стал служить вместе с отцом. Был он такой тоненький, нежный, как лосенок. Так его и звали пограничники — «лосенком». Приятно было смотреть на степенного отца и молоденького сына. Они всегда ходили вместе, и в наряд, и на занятия, из одного котелка ели, под одной шинелью спали.
А потом на границу пришла та проклятая ночь, разыгрался очередной «сабантуй»: за Аргунью поднялась стрельба. Застава высыпала по тревоге к берегу, заняла траншеи. Вместе со всеми прибежал и Архип Богачев со своим «лосенком». Вот тут и случилось несчастье: вражеская пуля сразила сына. Отец зарыдал, забился, как раненый зверь. И, видно, не сдержался — ахнул из автомата по тому берегу.
— И правильно сделал, — вставил Шилобреев.
— Правильно, да не совсем, — продолжал лейтенант. — Следователь до сих пор к нам на заставу ездит, все допытывается, кто стрелял. Богачев молвит как рыба. А у бойцов язык не поворачивается выдать его. Ведь за ответный выстрел полагается трибунал.
— Как же следователь этого не понимает? — подосадовал Ермаков.
— Следователь по-своему прав. Ведь выстрел мог привести к конфликту, а конфликт к войне. Шутка ли?
— Какие уж тут шутки, — согласился Филипп.
— Богачев, конечно, понимает свою вину. Но ведь и его понять надо. Единственного сына потерял. По ночам разговаривать стал. Все проклинал себя, что вызвал его сюда. А днем выйдет с автоматом на Аргунь и глядит на тот берег как сыч. Я уж его связным взял, чтобы при себе держать. Кто его знает, что у него на уме?
— Это не он ли так любезно встречал нас сегодня? — спросил Ермаков.
— Ну конечно, — подтвердил лейтенант.
Они все трое долго смотрели молча на небольшой краснозвездный обелиск, залитый бледным лунным светом, и каждый по-своему думал о молодом пограничнике, сраженном злой самурайской пулей. Молчание прервал начальник погранзаставы.
— Но теперь наш Архип, кажется, дождался своего часа, — сказал он.
— Это как же понимать? — спросил с недоумением Ермаков.
— Как понимать? Вы что, с луны свалились? — удивился Бадмаев. — Да мы еще с весны начали соображать. Сколько лет учились оборонять берега — и вдруг заставили учиться форсировать реки! К чему бы это?
И лейтенант начал рассказывать, как они летом несколько раз выезжали на Шилку, учились там бесшумно грести, устраивали состязания, кто быстрее форсирует реку и займет плацдарм на противоположном берегу. Последние две недели они подыскивали подходящее место для переправы и уже нашли его.
Ермаков и Шилобреев молча переглянулись. Так вот каким фертом оборачивается дело! Пока они собирались в Ольховку, здесь готовили для них лодки и понтоны для прыжка на тот берег Аргуни! Вот это сюрприз! Ермаков поднялся и, подойдя к Бадмаеву, сказал:
— Так вы хоть покажите нам, если можно, эту зловредную Аргунь, которую нам придется переплывать.
— Почему нельзя? Все можно. Пожальста…
Они спустились в приречную низину, густо заросшую ракитовыми кустами. Луна ярко освещала зеленую траву, поигрывала на продолговатых глянцевых листьях. Зайдя в кусты, они увидели работавших там саперов. Солдаты переносили и втыкали в кусты остроносые просмоленные лодки, волокли по траве понтоны, сваливали в траву замотанные в брезент тюки. По-видимому, все это добро подвозилось с разъезда на машинах, сгружалось из предосторожности где-то в стороне от берега, а оттуда на руках его переносили сюда. Ермаков понимающе качнул головой. Все было ясно: шла старательная подготовка к форсированию водной преграды.
Снова зашли в кустарник и пошли по узкой травянистой дорожке вдоль границы. От дорожки то и дело отходили отводы в сторону — это тропинки к нашим постам наблюдения, откуда дозорные следят за чужим берегом. Не доходя до высокого куста, Бадмаев остановился, дал знак прижаться к земле. Ермаков и Шилобреев легли на холодноватую траву и поползли вслед за пограничником. Ползли долго, потом остановились.
— Ну, полюбуйтесь, — прошептал лейтенант, раздвинув в сторону гибкие прутья лозняка.
Ермаков заглянул в узкий проем и увидел темную полосу воды, разделенную пополам светлой лунной дорожкой. Это и была пограничная река Аргунь.
— Шириной такая же, как Шилка, — шепнул он.
— Только шибко злой, — поправил его Бадмаев и повернул в обратный путь.
На обратном пути говорили мало — больше думали. На подходе к дзоту Бадмаев остановил Ермакова, тронул его за локоть:
— Есть у нас один просьба, гвардеец. Боевая задача, дело ясное: налет на погранзаставу, потом разведка местности. Так вот, первую часть шибко просим отдать нам. У нас с их заставой свои счеты. Нам надо поговорить с ними по душам. Понимаешь? Вам обижаться не надо: вы повоевали, вам уже хватит.
— Мы вам не соперники. Разведаем противоположный берег, а потом сядем на машины — и вперед!
— Договорились! — обрадовался Бадмаев. — Мы вам для разведки дадим опытного провожатого — нашего тигролова Архипа. Он ночью видит зорче филина, а слышит лучше овчарки.
— Подойдет! — согласился Ермаков. Простившись до утра, Бадмаев пошел на погранзаставу, а разведчики — в отведенную для них землянку.
— Вот ведь как случается в жизни, — пошутил Филипп, шагая в землянку, — ехали на Шилку — попали на Аргунь.
Ермаков ему ответил на это своим постоянным присловьем:
— Раз надо, значит, надо.
VI
Ночь на девятое августа. Части подняты по тревоге. Как только скрылась луна, разведчики и пограничники выдвинулись к Аргуни. Ермаков и Бадмаев забрались в густой куст лозы и смотрели сквозь тонкие, гибкие прутья на черную реку и мельтешившие на ней звезды. Ермаков смотрел на Аргунь по-деловому — как на водную преграду, прикидывал, сколько потребуется времени, чтобы перемахнуть на тот берег. А Бадмаева, прослужившего на востоке многие годы, занимало совсем другое: он думал о значимости предстоящего момента. Более десятка лет самураи, явившись сюда из-за морей, лихорадили наши восточные границы: совались на Хасане, ломились на Халхин-Голе, безобразничали здесь всю войну. И вот подошел час расплаты. Где ты там, заморский дьявол? Плати сполна за все свои пакости!
— Уже пора, — с придыханием прошептал Бадмаев, взглянув на фосфорические стрелки часов.
— А коль пора — пойдем! — просто ответил Ермаков и взмахнул рукой.
Бойцы проворно выдвинули из-за кустов легкие просмоленные лодки, потащили их волоком по траве к берегу. Захрустела под ногами мелкая галька, заплескались под веслами встревоженные волны. А вот и противоположный берег. Архип Богачев первым выпрыгнул на берег и залег у обрыва, чтобы в случае необходимости прикрыть товарищей. Но молчал онемевший берег. Значит, можно идти дальше.
Обязанности были распределены заранее: пограничники, как знатоки прибрежной полосы, снимут сторожевые посты, блокируют пограничную заставу; разведчики пойдут в глубь вражеской территории. В провожатые им Бадмаев выделил амурского тигролова Архипа Богачева.
Разлучаясь у реки со своими дружками-пограничниками, Архип недовольно сопел, чертыхался и что-то бурчал себе под нос. Сколько лет он, глядя за Аргунь, примерялся, как способнее подобраться к вражеской заставе, откуда лучше всего ударить по ней, чтобы сполна отплатить за сына. И вот приходится шагать мимо заставы. Какая неудача! Ермаков, поспешая в темноте за проводником, тихонько урезонивал его:
— Не тужи, папаша, хватит японцев и на твою долю. Целый миллион их перед тобой!
* * *На правом берегу Аргуни разведчики сели на танки. Начался труднейший поход через обширную горную страну, именуемую Большим Хинганом. На разведчиков была возложена нелегкая обязанность отыскивать бригаде подходящий путь. Они выскакивали на машинах или мотоциклах далеко вперед, обшаривали болота, отыскивали путь в буреломах. Иногда приходилось отходить назад, брать другое направление и начинать новый поиск. Нещадно палило солнце — калило землю, припекало спины и плечи. Под машинами зыбились липкие солончаки и непролазные болота. Выли по-звериному моторы, все вокруг заволакивало едким, приторным перегаром.
Архип Богачев состоял при командире разведвзвода вроде бы нештатным советником по горно-таежным делам. Красный от жары и мокрый от пота, он сидел у башни танка и, как полководец, показывал рукой, куда следует ехать. А когда застревала машина или мотоцикл, подкладывал под колеса сломанные лесины, принесенные невесть откуда камни. Ермаков был доволен своим бородатым помощником, даже подумал: «Вот такого бы родителя заиметь. И повоевали бы вместе, и домой в обнимку пожаловали. Красота!»
