Михаил Поликарпов - Русские волки
В самом начале августа девяносто четвертого к нам приезжает делегация матерей и вдов ранее погибших в Боснии русских добровольцев. А с ними — и Петр Малышев. Боже, как был вкусен привезенный ими русский хлеб! Война, на которую Малышев приехал уже не воевать, снова начала гипнотизировать его. Это было видно невооруженным взглядом. В него стал вселяться «дух воина» это своеобразная эстафетная палочка, которую передают друг другу некоторые русские бойцы, нахально бегающие под пулями и на деле презирающие саму опасность смерти. Петр считал, что к нему он перешел от Михаила Трофимова, павшего в Боснии летом девяносто третьего. Малышев припомнил, как в Приднестровье казак, вооруженный лишь топором, смог захватить бэтээр противника. Он был готов уже и к этому. Петруха пытался «приявиться» в нашем отряде, но сербы на уровне бригады, поссорившись со Славкой Алексичем, не разрешили ему это сделать. Несколько добровольцев, уставших от ситуации «Ни мира, ни войны», уехали домой.
В воздухе витали какие-то натовские ультиматумы. Вроде как на двадцать шестое августа намечалось снятие эмбарго на поставки оружия мусульманам — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Русские «голубые каски» нервничали по этому поводу, если не сказать — паниковали. Мы подбадривали их, молоденьких десантников, обещая взять к себе в отряд. В августе обострилась обстановка в Сараево. Удачные мусульманские операции под Олово и Нишичем повлекли за собой ответные действия сербов, и восьмого августа авиация НАТО нанесла удар по сербским позициям на соседней с нами горной гряде. Французы из крупнокалиберных пулеметов (или 20-мм автоматических пушек) обстреляли сербов, в ответ неизвестные снайперы убили двух французских военнослужащих, в том числе одного — на Дебелло-Брдо. К нам на базу после этого зашел Славко Алексич, попросил снайперку. Убедился, что канал ствола чист — из нее не стреляли, но на всякий случай забрал с собой.
В Сараево все чаще вспыхивали перестрелки, в том числе с применением тяжелого вооружения. Наблюдатели ООН за сутки фиксировали от нескольких сот до двух тысяч нарушений о прекращении огня. Это все звучит смешно. Возможно, они считали просто выстрелы.
…Я и Петр Маляшев сидели с автоматами за каменными тумбами в темноте — в районе неожиданно погас свет, где-то рядом звучали выстрелы. Мелькнула мысль: «Неужели теперь это на всю жизнь? That's my life? — как поется в рекламном киноролике…»
Вроде как пора было уезжать, но я ждал, пока «опустится шлагбаум». Я не хотел себе показаться трусом — дождался этого часа «Ч», двадцать шестого или двадцать седьмого августа, и убедился, что ничего страшного, нам обещанного, вроде масштабной мясорубки, массового жертвоприношения с применением НАТОвских сил, не случилось. Как водится, слухи о конце света оказались преувеличенными. Петруха попросил меня тогда написать об этой войне, о добровольцах книгу. Да, я задержался в пути.
Белград. «Свобода»
В начале сентября Тролль и я поехали домой. Малышев сказал, что поедет вслед за нами. Сербская музыка в автобусе теперь казалась такой родной. Сербы пообещали нас обеспечить билетами, но с ними были проблемы, и мы на сутки задержались в Белграде. Ночевали в парке на скамьях. Остановивший нас ночью для проверки документов патруль чуть ли не отдал честь. В Белграде я почувствовал изменения — стала слышна западная музыка. Город поблек. Пахло осенью.
В столице Югославии я и Тролль встретились с корреспондентом радио «Свободы» Айей Куге, освещавшей (то есть затемнявшей) там события этой балканской войны. В конце августа она вместе с двумя русскими журналистами приезжала в Сараево, но там с ними добровольцы разговаривать не захотели и фотографировать себя не разрешили. Белградский телефон корпункта она оставила, я его запомнил — и решил встретиться с ней, как-никак в ее лице говорит Запад — наш противник и инициатор конфликта.
Айя — невысокая полная женщина с острым, пытливым взглядом. Русые волосы коротко подстрижены. Ей за сорок. Родом из Риги. Латышка, значит. У нее два образования — журналистское и психологическое. Смотрим на нее — мы, люди в выцветшем камуфляже, жилистые, худые, обожженные солнцем вояки, пытаясь понять «приемное дите свободного мира». То, что свобода — осознанная необходимость, я понял в Сараево. Смысл этой туманной фразы классика мне объяснила жизнь. В Сараево из всех радиостанций, вещающих на русском языке, мы могли слушать лишь «Свободу», ухмыляясь или скрежеща зубами.
Айя хотела услышать и записать какую-нибудь «жареную» информацию, может быть о наемниках или зверствах сербов. Узнав, что я — историк, она попросила поделиться своими мыслями о войне. Но теплого разговора не получилось — был разный подход к причинам войны. Я объяснил, что называть эту войну религиозной ошибочно и обвинил Запад как поджигателя и инициатора конфликта. Принципиально разный оказался взгляд на то, имеет ли место агрессия сербов в гражданской войне на их собственной территории, к тому же в войне, которую не они сами начали.
— Запад вскармливает исламский фундаментализм — своего же убийцу, говорю я ей и вижу, как меняется выражение глаз корреспондента. Там мелькает недоумение и страх. Ведь я сказал ересь — на Западе считают совершенно иначе. Что ж, истина часто рождается как ересь и умирает как предрассудок. У Айи «срабатывает блокирующая программа» в мозгах — она буквально взрывается ненавистью к сербам.
Моего попутчика это поразило: «Как она ненавидит сербов! За что?» вопрошал он меня после окончания беседы.
— Тролль, ну теперь-то ты видишь, что я был прав… Это ОНИ начали войну против сербов…
— Да, вижу. Я устал, у меня есть мелкие обиды на сербов, но после этого… я обязательно сюда еще приеду — и буду воевать за них.
Я припомнил, что Пятаков, через которого я и познакомился с Малышевым, в 1988–1989 работал в московской студии радиостанции «Свобода», получал оч-чень приличные по тем — и нашим — временам деньги — полторы тысячи дойчмарок в месяц. «Зачем же ты ушел? — Ведь ты таких денег больше не получаешь, а они у тебя — главное.» — «Видишь ли, «Свобода», ее редакция это «голубая» еврейская тусовка, и чужих они к пирогу эфира — и деньгам — не допускают.» Алексей добавил к этому несколько нелестных деталей, характеризующих известных журналистов этой станции. Но Айя, очевидно, не принадлежала к вышеупомянутому коллективу — в узком смысле этого слова.
Интересно, как много может сидеть в демократе цинизма и расизма, если ковырнуть чуть глубже! Якобы много ранее имевший дел с югославами, Алексей охарактеризовал их как тупых, но хитрых людей, в голове которых тикает механизм: «выгодно или невыгодно?» По-моему, это был типичный случай, когда давая негативную характеристику кому-то, человек невольно открывал СВОЕ истинное лицо. Это все из серии: «Скажи мне, что ты думаешь о людях, и я скажу, кто ты».
x x xНа следующий день после сильной нервотрепки мы сели на поезд. По договоренности с сербской полицией и проводниками через Венгрию ехали как «Унпрофор» (ооновские военослужащие) — венгерские пограничники ставили штампы в паспорта почти не глядя на их владельцев. Нашей попутчицей была семидесятилетняя женщина-украинка, которая в годы Великой Отечественной была угнана на принудительные работы на территорию Рейха — и впоследствии осталась жить в Югославии, выйдя замуж за серба.
Перед украинским пограничником комедию ломать не имело смысла. Тролль, чьи руки были покрыты татуировками, явно на ООНовца не тянул. Пограничник стал искать у нас пистолеты и гранаты, даже карманы и постельное белье проверил, чудак… Всю контрабанду мы везли внутри себя, в своих черепах и душах. При этом огромные баулы попутчицы, занимавшие полкупе, он не тронул а там не то, что пистолет — гранатомет можно было бы спрятать и провести…
Украинско-венгерская граница встретила знакомым стуком рельсов:
«Что я? Обломок старинных обид,Дротик, упавший в траву.Умер воитель народов Атрид,Я же, ничтожный, живу…»
Я вышел в Киеве и далее поехал на перекладных. Так закончилась эта поездка в Боснию.
При чем же тут крещение? Православие у сербов стало элементом национального Сопротивления. И церковь там народная и не сидит у сапога власти. В ходу там заповеди вроде «Убей врага отечества твоего»… Ни я, ни Тролль не были крещены в церкви, но не считаем себя сколько-то ущербными от этого… Уже позже, в России, мне дали другое толкование заповеди «подставь щеку…» Иное, но видимо более верное. «Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую, но если в обидчике после этого не проснулась совесть сломай ему челюсть!»
Глава № 3. Балканы: как начинается Третья Мировая. Палачи из «цивилизованного мира». (1991–1992 г.г.)
